Боярин. Князь Рязанский. Книга 1 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 16

Я пригласил Семёна Вердерева. Принимал его на верху в палатах, сидя в княжеском троне.

— Звал, Князь? — Спросил он, войдя и здороваясь.

— Звал, Семён Фёдорович. И вот по какому делу… Присмотрелся я, Семён, и вижу в тебе сноровку мне надобную. Ты же знаешь, я приказные службы при казне учиняю. Вот тебе хотел предложить…

Он смотрел на меня просто. Сесть я не предлагал, и он стоял передо мной ровно.

— Дела у меня разворачиваются скоро и неплохо. Надо бы обсудить… Может присядешь?

Он огляделся в поисках скамьи, но её не было, и он развёл руки.

Я встал и подошёл к нему.

— Тогда и я постою. Давай выйдем на балкон.

Я, взяв его под локоть, провёл на пристроенный над входом длинный и широкий балкон, на котором стояли два плетёных кресла с подушками.

— Мне нужен совет, Семён Фёдорович. При казне создано несколько приказов. Мне нужен главный приказчик, чтобы следил за ними, и с кем я мог бы обсуждать дела княжества.

— Казначеем, чо ли?

— Казначей отдельно от казны будет, — усмехнулся я. — Он мне подчиняется. У тебя — всё остальное. Всё, хозяйство княжеское, Семён… Потянешь?

Тот стоял и молчал.

— Я воевать уйду на ту зиму. Ты останешься здесь наместником. Смогёшь?

— Смогу, Князь, — возбуждённо и горячечно сказал он.

— Ну, хорошо. Порешали. Сядем давай, обсудим. Править тебе будет сложно. Бояре — люд гордый. Могут не простить тебе твоё возвышение. Я почему простой люд на приказы ставлю. С него проще спрашивать. И дело он обвык делать, а не ходить, позвякивая сабелькой. Потому, назначать в приказные буду я, а ты с ними будешь строг. Что думаешь?

— Про бояр — ты прав. Грызня меж нами вечная. Ещё наши отцы и деды дрались. И нам завещали. И споры земельные вечные.

— Вот… И я говорю.

— Но откуда ты, отрок почти, это разумеешь? — Спросил он, не подумавши, а подумавши вскинулся. — Прости Князь, обмолвился.

— Оттуда небось, — я показал пальцем в небо. — Кто знает? У тебя братов сколько?

— Пять. Токма два мелких ещё.

— Понятно. Будем думать вместе, что с боярами делать. С завтрева приступай вникать в дела.

С первым снегом приехал Касим. Увидя справа от входа возвышающийся над частоколом черный камень удивился, но свой вопрос оставил на потом.

— «Мудро», — подумал я.

Я позвал его сразу в баню. Благо, был уже вечер и баня топилась.

Попарившись и обмывшись под моим душем, который он рассматривал так внимательно, что я понял, что завтра и у него будет такой, мы уселись в кресла и приступили к беседе, заедая её обильной едой и запивая пивом и квасом.

— Видел черный камень над стеной? Это я у тебя в степи выкопал.

— Это же небесный камень, да?

— Да, небесное железо, я тебе про него говорил.

— Ты говорил про маленькие камешки. Этот большой.

— Я говорил тебе просто про небесное железо. А сколь его там, кто знал?

— Я думал его там немного. А ты знаешь, что такой камень стоит у мусульман в их городе Мекка?

— Нет. И что он там делает?

— Они на него молятся. Это часть их древнего храма.

— Иди ты? — Изумился я.

— Точно говорю. Мне мама рассказывала, Гулсари. Она даже песню пела, но я её не помню. Сейчас к тебе будут тоже приходить молиться.

— Мусульмане?

— Да.

Я сделал паузу, а потом, как бы только что придумав, сказал:

— Касим, а давай придумаем сказку для мусульман про этот камень. Скажем, что это часть того камня из Мекки. И пусть они ко мне идут, и живут здесь. Воев из них сделаем. Мечеть поставим. Ногайцы мусульмане?

— Все мусульмане.

— Вот… Я тебе тоже дам большой камень. Специально для тебя оставил. Он во какой, и я развёл руки.

— Не знаю. У меня и так полно этих безбожников. Мне бы от своих избавиться.

— Значит не нужен камень?

— Не. Оставь себе. И мусульман забирай.

— Я тебе саблю сделал и доспех. В палатах моих стоит на вешале.

— Пошли покажешь.

— Одеваться надо, холодно же.

— Какой, холодно. Это не холодно…

Он в распахнутом халате, не стесняясь дворни, выбежал из бани, и понёсся босиком по припорошенной снегом лестнице. Я пошёл за ним и услышал громкий восторженный рёв. Когда я вошёл, он саблей рубил, вывешенный на специальной стойке доспех. Грохот стоял сумасшедший.

Я проделывал тоже самое, когда получал их от Кузьмича, и поэтому из службы охраны никто не всполошился. У меня стояло пять таких, разных по размерам доспехов, а на стене висели мечи и сабли. Двадцать штук. Разных размеров и форм. Все были с богато украшенными гардами.

Доспехи представляли собой лёгкий, полностью закрывающий спину и грудь, панцирь, наплечники, ну и… остальное. Всё это можно было носить раздельно. Венчал эту конструкцию шлем.

Отстучав, Касим сейчас изучал меч и доспех. Ни там, ни там, значительных повреждений он не находил, и стоял в растерянности. Он покрутил меч вокруг себя. Раздался гул, как от винтов заглохшего вдруг вертолёта.

— То, что ты крутишь — это меч. А вот это я для тебя сделал.

Я подал ему обеими руками тонкую и изящную, как девушка, изогнутую в обе стороны саблю. Тоже с гардой. Он принял её, как хрупкую вещицу, но взмахнув ею, и услышав тонкий свист, он засмеялся громко и радостно.

Он согнул её и медленно отпустил. Потом согнул и отпустил резко. Сталь издала характерный звук, и отыграв, вернулась на место. Подойдя к доспеху, Касим слегка коснулся его режущей кромкой. Посмотрел на неё, и вдруг резко и быстро ударил раз, другой, Потом завертелся, обрушивая град круговых и винтовых ударов.

Остановившись и тяжело дыша, он смотрел на саблю. Потом поднял на меня своё лицо.

— Ни у кого во всей орде нет такой сабли. Я твой должник. Хорошо, что ты собрал эти камни. Они нашли нужного хозяина. И большой небесный камень — твой. А доспех, где мой?

— Да вот, его ты и рубил, — улыбнулся я. — Ничего, мы его снова отполируем.

— Не надо. Пусть все видят. — Он гордо выпрямился. — Оружие нельзя брать в дар. Я у тебя его покупаю! За коня. Нет. За два коня. Ещё меч заберу.

Он опять крутанулся с саблей, издавшей свист. К нему, вооружённому, я подходить опасался.

После его отъезда, месяца через два, в Рязань потянулись мусульмане из города Касимова. Ещё через месяц ко мне пришёл пожилой татарин, испросивший позволения поставить за крепостными стенами, верстах в двух, мечеть с минаретом. Мечеть возвели через два месяца, а вокруг мечети я помог построить городок. Из кирпича. Первого кирпича, выходившего из наших трёх печей.

Кирпич татарам так понравился, что они стали записываться в огненный приказ к Кузьмичу. К концу зимы к Кузьмичу записалось более трёхсот человек. Пристроив к печи бараки, где формировался и обсыхал сырец и обеспечив подачу в них тепла, Кузьмич продолжил выпечку кирпича и зимой, а в бараках, вместе с кирпичом выживали и самые обездоленные.

Глава пятая

Первый санный поезд кирпича, количеством в триста тысяч штук ушел на Москву в середине зимы. Кирпич был особый, не тонкий, а блочный: сорок на двадцать и двадцать сантиметров. Сани были «подкованы» нашим хладостойким и прочным железом. Следом в Москву засобирался и я.

Мы выехали рано утром затемно верхом. Морозы стояли лютые. Вся зима была тёплой, а тут, как на грех, резко похолодало. Но с нами ехали четыре санные крытые повозки, типа карет. Для согрева.

Там же ехала и моя казна с предметами из будущего. Для них я заказал у Кузьмича большой сундук с двумя врезными замками.

По накатанной снежной дороге до Москвы мы доехали за четверо суток. Въехав за стены кремля, я сразу увидел свои новые хоромы, стоявшие слева от ворот, оперевшись задними стенами на деревянные опоры, а передним крыльцом и вторым этажом на взгорок. Над постройками вился дымок. Авангард конвоя уже спешился, и ждал у открытых верхних ворот.

В воротах стоял Феофан и его сыновья. Я спешился. Подошёл к Феофану и протянул ему правую руку. Тот сначала попытался поклониться в пояс, как и его сыны, но увидев руку, недоумённо пожал её.