Прячем лица в дыме (СИ) - Николаева Лина. Страница 32

Она сосредоточилась на переносице, рассеивая взгляд. Мир поплыл, а затем его наполнило золото. Нити магии опутывали мир, ласково отзывались на каждое движение и, переплетаясь с волей и желаниями мага, выполняли действие.

В Ордене их сравнивали со струнами, которые выдавали мелодию в ответ на касания пальцами, но после больницы Рена перестала замечать красоту золотых нитей, похожих на кружево. Теперь магия казалась диким зверем: будешь кормить его — приласкается, перестанешь — растерзает. Но, в отличие от Раза, она дружила с этим зверем, и теперь он должен был помочь.

Продолжая держать руки под столом, Рена выставила указательные и средние пальцы и провела ими сверху вниз, осторожно касаясь двух нитей. Ладони отозвались приятным покалыванием. Затем она согнула пальцы, будто цепляла крючком. Она так вглядывалась, что начало казаться — это не нити, а канаты, и сама она балансирует на них над пропастью.

— А сколько длится тоннель? — послышался робкий женский голосок.

— Вроде уже должен был кончиться, — ответил её спутник, и люди взволнованно зашептались.

— Почему тогда до сих пор темно?

Рена посмотрела на часы. Ещё несколько минут — скоро железнодорожный пункт, на котором начинается работа Найдера и Джо, надо только дотянуть до него.

Девушка сжала кулаки. Ладони обдало жаром — уже не приятным теплом, а изматывающим, из-за которого хотелось крепко сжимать зубы, держась.

Рейн Л-Арджан тихим голосом сказал:

— Руки на стол. Не заставляйте меня пожалеть, что я достал вас из сугроба.

То ли он не спал вовсе, то ли проснулся от голосов — над столом показалось дуло револьвера, прикрытое рукавом. Попутчик смотрел не на неё, а на зеркало. Рена сидела точно напротив, и её сложенные руки были хорошо видны в свете ламп.

Девушка не шелохнулась. Если она разожмёт пальцы, тёмная пелена спадёт. Нужно продержаться всего несколько минут — целую вечность, если сидишь под прицелом.

— Нет, — твёрдо ответила она. — Не заставляйте меня пожалеть, что я села к вам. Я не хочу причинить никому вреда.

— А вы попробуйте. Нет, руки заняты? Я не первый раз еду из Норта в Кион и знаю, сколько длится туннель. Но светло не стало, а вы никак не разжимаете пальцы.

Рена медленно положила руки на стол, но ладоней не расцепила.

— Ладно. Значит, не скажете, что вам надо? — в голосе попутчика послышалась угроза.

Рена почувствовал, как колена коснулось что-то острое. Вторая рука Л-Арджана опустилась под стол, а он сам наклонился над ним.

— Бедро заживёт, голень заживёт, но если травмировать колено, вы будете хромать всю жизнь. Я ударю через двадцать секунд, если вы не ответите. Так что вам надо?

Поезд начал замедляться. Рена бросила на часы взгляд. Всё по расписанию. Только вот строчки «угрозы попутчика» в ней не было.

— Хорошо, хорошо, я всё скажу, уберите нож, — она попыталась сделать голос дрожащим, но пальцы не разжала. — Я…

Распахнулась дверь. Раз крикнул:

— Даны, на поезд напали грабители, скорее, все в первый вагон!

Рена расслабила руки и, выдохнув, прижилась к спинке кресла. Хотелось забраться на него с ногами, забиться в самый угол и посидеть так с закрытыми глазами, отдыхая. Тьма начала исчезать, возвращая светлый ясный день.

На секунду все звуки, кроме стука колёс, исчезли: ложки перестали стучать о чашки, затихли разговоры и смех, больше не звучали клавиши фортепиано. Затем десятки голосов и криков смешались в единый гомон. Феб первым взвизгнул:

— Скорее, бежим! Напали!

Пассажиры, вскочив со своих мест, бросились к переходу.

Феб продолжал кричать и молотить руками по воздуху:

— Напали! Бежим! Скорее!

Рейн не шелохнулся.

— Ограбление, значит? Ваш отец не одобрил бы, — губы тронула печальная улыбка. — Но мне это знакомо. Хорошо, давайте поиграем по вашим правилам.

Остриё, упиравшееся в колено, перестало давить. Вскочив, Л-Арджан грубо схватил Рену за руку и толкнул перед собой, чтобы она двигалась со всеми. Он шёл позади, так близко, словно защищал, но в спину упирался револьвер.

Да, это не история о благородной девушке и сильном мудром отце. Что же, пора возвращаться к правде и начинать действовать.

12. Много чувств — мало дела

Поезд отошёл от станции всего пару минут назад, но дома уже сменились бесконечным белым лесом. Люди побросали сумки и чемоданы на сетки, задвинули их под сиденья и зашумели, торопливо доставая сильно пахнущие курицу, яйца и хлеб. Раз сморщился. С обеих сторон его зажали две толстые женщины, и он даже не мог отвернуться от них.

Мужчина напротив смачно плюнул в плевательницу. Раз поднялся с лавки и, придерживаясь за спинки, добрался до конца вагона. Чемодан, взятый для достоверности, он оставил под сиденьем — от уже не понадобится.

Парень быстро прошёл вагоны третьего класса, затем второго — почище, потеплее, потише, но столь же пропахшие сигаретами, едой и копотью.

Он остановился в переходе, уперев руки в дребезжащие части поезда, и простоял так с минуту. Пока ему не встретились ни смазчики, ни тормозильщики, ни кондуктора — весь состав точно расслабился, привыкший к длинному спокойному переезду. Это было на руку. Но в первом классе будет не так: два вагона — два старших кондуктора. И один из них нужен для дела.

Раз стянул грубую рабочую куртку — под стать третьему классу, чтобы его пустили без подозрений — и остался в жилете поверх рубашки.

«Один, два, три…» — он добрался до десяти и зашёл в вагон. Тот встретил тишиной: одни уже спали, другие читали или смотрели в окно. Пахло дорогими сигаретами и духами, и даже сам вагон напоминал настоящую комнату на колёсах, а не трущобы, как третий класс.

Раз замер. Все кресла стояли к нему спиной, и ни один пассажир не повернулся. Он решительным шагом прошёл через вагон, но уже перед переходом из кондукторской комнаты вынырнул усатый мужчина в мундире и преградил дорогу.

— Ваш билет, дан.

— Я не из этого вагона, — процедил Раз сквозь зубы, всем видом стараясь показать презрение.

— Я вас понимаю, дан, однако по кодексу билет может быть запрошен на любом участке пути и у любого человека.

Раз достал из кармана красно-коричневую бумажку и буквально швырнул кондуктору.

— У вас место в третьем классе, дан, — медленно проговорил усач. На лице проступила ухмылка — да, так к простым людям и относились.

— И что? — рявкнул Раз, с угрожающим видом делая шаг к мужчине. — Какой был билет, тот и взял! Сидеть в третьем классе я не собираюсь, я иду в ресторан, и вы не имеете права препятствовать мне!

— Места там рассчитаны на первый класс, дан.

Раз навис над кондуктором так, что между их лицами осталось всего несколько сантиметров.

— Я бы весь ваш первый класс мог купить, если бы он только назвал цену. Я иду в ресторан, и вы не смеете перечить мне. Перечитайте ваш кодекс!

Раз плечом толкнул кондуктора и, задрав голову повыше, миновал переход, оказавшись в следующем вагоне первого класса. Там, где должен был ехать Лаэрт.

Вагон имел длину двенадцать метров, ширину — чуть больше трёх. На боковых сторонах — по шесть окон, кресла в ряд друг за другом. Из двенадцати мест половина пустовала.

Раз нашёл взглядом девятое место — пусто — и издал протяжный вздох. Это ещё ничего не значит. Наверное, брат перешёл в вагон-ресторан. Может, ему помешал шум, или запах табака, или захотелось выпить… Он должен быть здесь!

Пятое место тоже пустовало. Если Рена ушла, значит, Лаэрт наверняка в ресторане, и девушка отправилась следом.

Раз достал из кармана жилета часы — стрелка уверенно ползла к восьми, когда поезд должен был въехать в тоннель под горой.

Всё в точности повторилось: он прошёл до конца вагона, как из кондукторской вышел мужчина и попросил показать билет.

— Да, конечно, — ответил Раз, стараясь держаться с самым скромным видом. — Дан, у меня есть одно щекотливое дело. Может ли мы пройти к вам и поговорить?