Беги, ведьмочка, беги (СИ) - Арматина Елена. Страница 49

Он дождался, когда я вошла в комнату и только после этого я услышала его торопливые шаги.

Перед моим носом закрылась дверь, отсекая меня от того мира, который принес мне столько страданий и волнений.

Ничего с того самого момента, как я покинула эту комнату, в ней не изменилось. Но находиться в ней в полном одиночестве было тяжело.

Высоко в небе захлопали сотни крыльев, закрывая собой солнце и вздымая в воздухе вихри.

Я стремглав бросилась на балкон. Сотни ящеров, самых разных цветов и размеров наводнили небо вокруг замка. Я все вертела головой, высматривая своего дракона, но так и не увидела его. Но зато заметила, как четыре крылатых змея несли носилки, крепко зажав их в лапах.

Но вот последняя крылатая тварь скрылась из виду. А я так и осталась стоять на балконе. Одна.

А что ты хотела, Велма? Что ради тебя бросят государственные дела? Или забросают тебя цветами? Я даже всхлипнула, смахнув с глаз непрошенные слезы. Нечего грустить. Нужно привыкать к одиночеству. Сейчас наброшу что-нибудь на плечи и отправлюсь в сад.

Я развернулась и шагнула в комнату. И застыла на месте. Не могла поверить своим глазам. Медленно, словно тигр перед прыжком, с непроницаемым лицом мне навстречу шел Олих. Расстегивая на ходу пуговицы рубахи. Выдергивая резким движением ее из штанов. Он зол? Почему? Медленно сбрасывает обувь. Я пячусь от него, не зная, чего ожидать.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Велма? — каким-то неуловимым, молниеносным движением он вдруг оказывается рядом со мной. Берет мое лицо руками, нежно и одновременно с тем требовательно сминает большими пальцами мои губы. Затем касается их своими губами. Сначала легко и мимолетно, затем жарко и горячо целует меня.

— Ты специально мучила меня, ведьма? Почему не отвечала?

О чем он говорит? Да это и не важно. Он вовсе не забыл меня. Он все также хочет меня. Я чувствую его возбуждение и завожусь от этого сама.

Я улыбаюсь ему, покоряясь его силе и напору. От его искрящегося взгляда становится жарко и тесно в груди. Только сейчас замечаю, что его волосы мокрые от недавно принятого душа и отрасли за время его отсутствия так, что волнами падают на крепкую шею. От него пахнет вишней, терпким деревом и пряными специями. Его руки не смогли меня сдержать, и я зарываюсь носиком в его волосы, втягиваю в себя его аромат и довольно фыркаю.

— Ты был в душе? Без меня?

— Я знал, что стоит мне тебя увидеть, и не сдержусь.

Его черные с золотом драконьи глаза азартно горели, он улыбнулся мне. Как же он хорош! Как же я ненавижу ту, что когда-нибудь займет мое место возле него!

— Ты искушаешь меня, женщина. Своим дыханием, своим молчанием. Почему ты не отвечала мне? Ты получала мои послания?

— Какие еще послания? — моя голова, как в тумане. Я чувствую, что он прижал меня к стене у балконной двери и сейчас расплющит меня своим телом о нее, как бабочку.

Он отрывает свои губы от моей шеи и пытливо смотрит мне в глаза.

— Я каждый день писал тебе письма.

— Я их не видела. Что ты в них писал? — мне было абсолютно все равно, что там написано. Лишь бы он не отстранялся от меня. Лишь бы …

Я сама схватила его руками за волосы и притянула к себе. Сама прижалась требовательно своим животиком к его каменным чреслам.

Он зарычал. С громким треском рвется ткань и в сторону летят остатки моего платья. Он, не прекращая осыпать жадными поцелуями шею, грудь, опускается на колени и прижимается щекой к моему животику. Лишь едва-едва округлившемуся животику. А затем прокладывает огненную дорожку вниз, к самому лону, крепко удерживая меня за талию. Сам забрасывает мою ногу себе на плечо и жадно впивается в мою нежность. Рычит. Громче. Жестче. Черные точки несутся хороводом перед моими глазами, а его язык все танцует среди моих складочек.

Мой тихий стон, он еще настойчивее. И нет уже сил сдерживаться и я кричу, захлебываюсь от удовольствия. Кричу и падаю прямо в его руки.

Наши чувства, как бабочки-однодневки. Родились из ненависти, чтобы полюбить и исчезнуть в один день. Чтобы расстаться навсегда. Но сегодня… Он будет любить меня так, чтобы я забыла о всех горестях и бедах, что принесла мне связь с драконом. Так, чтобы в памяти остались лишь самые страстные воспоминания. Чтобы я потом, многие годы спустя могла сказать своему малышу-дракону, что его отец любил его маму. Так, как любила его она.

Движения моего дракона осторожны и неспешны. Он будто чувствует мой внутренний трепет и боится причинить мне боль. Осторожно входит в мою горячую влажность и медленно двигается. Его нежные движения полны желания и страсти, на которые я откликнулась новой волной экстаза. Я слышу, как сильно и часто бьется его сердце, как пульсирует, изливаясь в меня, его горячая плоть. Я счастлива. Сегодня я счастлива.

Нежась в его объятиях, наслаждаясь его неспешными поглаживаниями, я чуть не рассмеялась, когда он среди прочих ласковых слов прошептал мне:

— Ты сияешь, как спелая ягодка винограда. Моя виноградинка…

Ох, знал бы ты, дракон, что совсем не далек от истины. Мой животик и правда с каждым днем наливается, как та ягода.

Подняв пальцем мое лицо за подбородок, и не отпуская его, заглядывая в мои глаза, тихо спросил:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Возможно, он спрашивал о письмах, которые я не так давно заметила на столике в углу. Возможно, хотел узнать об инциденте с его сестрой. Но я сказала то, что считала нужным. Примет он это или нет, но я не оставлю в неведении отца своей крошечки.

— У нас будет малыш, Олих…

Глава 49. Следы от кандалов

Мгновение тишины, показавшееся мне вечностью. Пальцы отпустили мой подбородок и нежно прошлись по щеке. Вокруг глаз его собрались морщинки, а вокруг кошачьего зрачка заплясали медовые искры.

— Мое желание исполнено, ведьмочка.

Олих накрыл своей рукой мой живот.

— Спасибо, рыжик.

Он взял мою руку в свою, и стал целовать каждый пальчик, ладошку, запястье. Шумно втянул воздух и отстранился, разглядывая мою руку. Сквозь слезы радости я смотрела на своего мужчину, ни на секунду не усомнившегося во мне. Признавшего свое дитя.

— Ве-е-елма-а-а. А это что еще такое?

Олих берет мою вторую руку и так же пристально ее рассматривает. Я в недоумении. Что не так-то?

Проморгавшись от слез, я посмотрела на свои запястья. И обмерла. И как я так беспечно не спрятала шрамы от кандалов?! Раны, благодаря мазям и легкого колдовства, давно затянулись. Но рубцы были еще слишком свежи, чтобы стать незаметными.

Невольно я попыталась спрятать под простыней и свои щиколотки. Но он резко дернул шелковую ткань так, что если бы он вовремя не поймал меня, то лежала бы я сейчас на полу.

— Это что такое? — прошептал Олих. Ничего страшнее этого тихого звука я в своей жизни не слышала.

Не успела я моргнуть, а он уже почти оделся и направляется к выходу.

— Олих, — позвала его я, сидя обнаженная на кровати и прикрыв свои прелести простыней, — подожди. Все не так страшно. Все уже позади…

— Позади? — он резко повернулся ко мне, а затем подскочил к кровати. Не больно, но требовательно схватил за волосы и оттянул голову назад. Так, чтобы глаза в глаза, дыхание в дыхание. — Никто. Слышишь? Никто не смеет трогать мое. А ты — моя. От самых кончиков пальцев и до самой малой частицы твоего тела.

Да как же успокоить его ярость-то? Ведь беды наделает!

— Олих, — я запустила ладонь в его волосы и слегка взъерошила их. — Я здесь. Мы вместе. Ведь это главное…

Закончить он мне не дал, смяв мои губы и ворвавшись внутрь своим жалящим языком.

А затем так же резко отпрянул от меня.

— Будь здесь, женщина.

Он вышел, тихо закрыв за собой дверь. Уж не знаю, что лучше? Вот так, тихо. Или разнести двери в щепки?

Выйдя из комнаты и закрыв дверь, Олих остановился. Ему хотелось разнести замок на мелкие кусочки, но он все же сдержался, заточив свою ярость и эмоции под маской невозмутимости.