Ксеноцид - Кард Орсон Скотт. Страница 44

– Это не забава, – заявил Эндер. – Но ты, Вал, уперлась и хотела увидать ее немедленно.

– Я дура, – согласилась с ним Валентина. – Неужели это такая новость?

– Она была прекрасна, – шепнула Пликт.

Миро же лежал на спине в зарослях травы капим и закрывал глаза руками.

Валентина глянула на него и внезапно представила мужчину, каким он был когда-то, тело, которым он обладал тогда. Лежа в траве, он не дергался, молча, ему не приходилось заикаться. Ничего удивительного, что вторая девушка ксенолог в него влюбилась. Оуанда. Трагедией стало открытие, что ее отец – это, одновременно, и его отец. Вот самое паршивое, что открылось тридцать лет назад Эндер говорил о мертвом на Лузитании. Вот мужчина, которого Оуанда потеряла. И сам Миро тоже утратил мужчину, которым тогда был сам. И ничего удивительного, что он рискнул жизнью, проходя через ограждение, чтобы помочь свинксам. Он потерял любимую и посчитал, что теперь жизнь не имеет ни малейшего значения. Вот только жаль было, что после всего этого он не умер. Он продолжал жить, сломленный физически и духовно.

Но вот почему, глядя сейчас на него, она обо всем этом думает? Почему все это показалось ей столь реальным?

Может быть, потому, что как раз в этот момент он сам так думал о себе? Или же она воспринимала его собственное видение себя самого? Неужели какая-то связь между их разумами сохранилась?

– Эндер, – спросила Валентина, – что произошло там, внизу?

– Все прошло гораздо лучше, чем я ожидал, – ответил тот.

– Что именно?

– Контакт между нами.

– Ты ожидал этого?

– Желал. – Эндер уселся в кабине, болтая ногами в высокой траве. – Сегодня она была переполнена эмоциями, ведь правда?

– Эмоциями? Мне не с чем сравнивать.

– Временами она такая вся интеллектуальная… разговаривать с ней, это как бы размышлять о высшей математике. А сегодня… ну как ребенок. Понятно, что я никогда не был с ней рядом, когда она откладывала яйца будущих королев. Но мне кажется, что она сказала нам больше, чем собиралась.

– Ты считаешь, что она несерьезно относилась к тому, что обещала?

– Нет. К обещаниям она всегда относится серьезно. Она не умеет лгать.

– Так что же ты имеешь в виду?

– Я говорил о соединении между нами. Как меня пытались поработить. Вот это по-настоящему важно. На какой-то миг она взбесилась, считая, будто ты и была тем самым давно разыскиваемым звеном. Ты понимаешь, чтобы это для них значило? Тогда они не погибли бы. Им даже удалось бы использовать меня для соглашения с правительством людей. Делить с нами галактику. Какой шанс потерян!

– Но ты бы тогда был… словно жукер. Ты был бы их рабом.

– Наверняка. Мне бы лично это не нравилось. Но все те жизни, которые были бы спасены… Ведь я же был солдатом, правда? Если смерть одного солдата может сохранить миллиарды жизней…

– Но ведь это бы не удалось. У тебя независимая воля.

– Это факт, – согласился Эндер. – Во всяком случае, слишком независимая, чтобы королеве улья удалось ее поработить. И ты тоже. Весьма утешительно, правда?

– В данный момент я не чувствую себя особо довольной, – заявила Валентина. – Там, внизу, ты был в моих мыслях. И королева улья… Я чувствую себя изнасилованной…

Эндер даже удивился.

– А мне так не кажется.

– Но знаешь, и не только это. Еще я испытываю радость. И страх. Она такая… такая огромная в моих мыслях. Как будто я пытаюсь замкнуть в них кого-то, кто гораздо больше, чем я сама.

– Ну, наверно, – согласился с ней Эндер. Затем он повернулся к Пликт. – Тебе тоже так казалось?

Впервые Валентина заметила, как Пликт всматривается в Эндера: с широко раскрытыми глазами, вся дрожа. Но она молчала.

– Даже так сильно? – хихикнул Эндер, выпрыгнул из кабины и подошел к Миро.

Неужели он так ничего и не заметил. Пликт уже и раньше была к нему неравнодушна. Теперь же она услыхала его и в собственных мыслях, и этого было последней каплей. Королева улья упоминала о порабощении одичавших работниц. Возможно ли так, что и Пликт была «порабощена» Эндером? Возможно ли так, что она утратила собственную душу в его душе?

Абсурд. Исключено. Будем надеяться на Бога, что так не случилось.

– Пошли, Миро, – бросил Эндер.

Миро позволил, чтобы ему помогли подняться. А потом все вернулись к машине и направились в сторону Милагре.

Миро заявил, что не собирается принимать участия в мессе. Эндер с Новиньей пошли без него. Но как только они исчезли из виду, он понял, что дома высидеть тоже не может. Ему до сих пор казалось, что кто-то скрывается за самой границей взгляда, что из тени за ним наблюдает маленькая фигурка: покрытая гладким, твердым панцирем, всего лишь с двумя, похожими на клещи, пальцами на тонких конечностях… конечностях, которые можно откусить и бросить на землю словно сухие ветки для розжига. Вчерашний визит у королевы улья произвел на него гораздо более сильное впечатление, чем он сам считал возможным.

Но ведь я же ксенолог, напомнил он сам себе. Ты всю жизнь посвятил контактам с чужими. Ты стоял, когда Эндер кроил подобное телу млекопитающего тело Человека, и даже не дрожал. Возможно, иногда я излишне сильно идентифицирую себя с объектом исследования. Но он впоследствии не преследует меня в кошмарах, я не вижу их в каждом темном углу.

И все же, он стоял здесь, перед дверью дома матери. Хотя на покрытых травой полях, в ярком солнце воскресного утра не было ни клочка тени, в которой мог бы таиться жукер.

Или же так кажется только мне одному?

Королева улья вовсе не насекомое. Она и ее работницы такие же теплокровные, как и свинксы. Они дышат и потеют точно так же, как и млекопитающие. Возможно, они несут в себе структурные отражения эволюционной связи с насекомыми, точно так же, как в нас самих проявляется подобие с лемурами, землеройками или крысами. Но они создали прозрачную и красивую цивилизацию. А точнее – красивую и никому не видную, темную. Я обязан глядеть на них точно так же, как Эндер – с уважением, восхищением и чувством признания.

Тем временем, я едва выдержал.

Нет ни малейшего сомнения, что королева улья – это рамен, она может нас понять и терпеть. Вся проблема заключается в том, смогу ли я сам понимать ее и терпеть. А ведь я вовсе не исключение. Эндер был прав, скрывая информацию о королеве улья от жителей Лузитании. Если бы они хоть раз увидали то, что видел я, если бы они заметили хотя бы одного жукера – тот час же началась бы паника. Ужас каждого из них подпитывал бы страхом остальных, вплоть до… вплоть до того, что бы произошло. Чего-то страшного. Чего-то чудовищного.

А может это мы сами являемся варельсе. Возможно, ксеноцид встроен в нашу психику, как ни у какого иного вида. Возможно, что наиболее лучшим выходом ради морального добра человечества было бы то, чтобы десколада вырвалась на свободу, захватила все человеческие планеты и стерла всех нас бесследно. А вдруг десколада – это Господен ответ на все наши грехи.

Миро заметил, что уже добрался до самых дверей собора, открытых настежь в утреннюю прохладу. Служба еще не дошла до евхаристии. Он вошел, волоча ноги, и занял место сзади. У него не было желания принимать Христа сейчас. Просто-напросто, он стосковался по другим людям, по одному только их виду. Миро опустился на колено, перекрестился и так и остался в этой позиции, придерживаясь за спинку лавки. Он опустил голову. Он, возможно, и молился бы, только в Pai Nosso не было ничего такого, что могло бы преодолеть страх. Хлеб наш насущный дай нам днесь? Отпусти наши прегрешения? Да приидет царствие твое, яко в небе, так и на земле? Было бы здорово. Царство Божие, где бы лев мог жить рядом с агнцем.

И тогда-то в голову ему пришел образ видений святого Стефана: Христос, сидящий одесную Бога Отца. Только вот слева был кто-то другой. Царица Небесная. Не Святая Дева, а королева улья, с белой слизью, дрожащей на конце суженного яйцеклада. Миро стиснул пальцы на деревянной опоре лавки. Боже, убери от меня это видение. Не приближайся, Враг Рода Людского.