Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса. Страница 94

— Тёмный, ты реально чокнутый, если думаешь, что твоя Ева попрётся в эту глушь!

— Толян, давай ты заглохнешь со своими выводами, пока мы ещё не на месте.

— Не, ну до Москвы здесь, конечно, близко, но…

После отвратительного «но» раздался звук входящего сообщения. Голосовое. От Евы.

— Тихо! — рявкнул на Толяна.

Ладони мгновенно вспотели, а сердце ускорилось и загрохотало, заглушая звук мотора. Я даже сам не ожидал от себя такой реакции. Приглушил звук в телефоне и поднёс динамик к уху:

«Ромка… Ромочка мой! Я не понимаю, как ты меня терпишь… А может, больше не хочешь терпеть? Захоти, Ромка, пожалуйста! Потому что я совсем не умею жить без тебя… без твоего голоса. Я так люблю твой голос… И твои глаза… Они мне снятся много лет. Я уже давно твоя, Ром… Зависимая… больная… безумная… Прости меня за то, что я такая. Но никто и никогда не сможет любить тебя сильнее, чем я. Я очень боюсь, что не смогу стать единственной для тебя. Научи меня, Ромка!.. Ты просто помоги мне, ладно? Помоги мне быть с тобой, не теряя себя…»

93

— Тёмный, ты придурок! — в очередной раз напомнил преподобный Анатолий и отсалютовал мне стопкой. — За тебя, дружище!

Он поморщился, похрустел солёным огурцом и продолжил:

— Всё это круто, конечно, но только на первый взгляд. Ты ведь понимаешь, что мало владеть такой территорией. Хоть представляешь, какое в неё надо перекачать бабло? Ты сколько лет кубышку наполнял? Три? А теперь тебе даже не на что колышки вбить, чтобы обозначить свои владения.

— Москва не сразу строилась, — пожимаю плечами. — Какие мои годы, батюшка? Пока и скромного шалашика хватит…

— Очнись, сынок! — Завопил Толян, глядя на меня с откровенной жалостью. — Тебе жить негде, а ты романтическое гнездо в лесу вьёшь.

— Квартиру пока и снять можно, а земля уйдёт. К тому же общагу снесут со дня на день, ну или через год-два. Дадут хату…

— Вот именно, что хату. А свою землю ты до пенсии будешь облагораживать! А, кстати, как ты урвал этот смачный кусок?

— С божьей помощью, преподобный, — я улыбаюсь. — Но, если честно, Бочкин помог. Я ещё год назад об этом местечке разнюхал.

— Ё-о-о! Гляньте-ка, он ещё и радуется! Отбить бы тебе нюхальник! Слушай, так ты, может, займёшь на шалаш у нашего святейшего монаха?

— Не вариант, он мне академию никак простить не может. Да ладно, ты не парься, Толян, мне кузовщины столько подогнали, что и на шалаш, и на колышки, и на капкан для волков хватит. Меня даже старые клиенты здесь нашли.

— Ну-у, брат, это слава! Погоди, ты же говорил, что не занимаешься кузовными работами, — Толян прищурился.

— Я врал, Анатолий. Просто я «кардиохирург» по призванию, а не «ортопед», и в Москве мог выбирать занятие только для души, а сейчас, как понимаешь, не до выбора. Так что, кузовщик я тоже лучший.

— За твою скромность, Тёмный!

Мышцы болят, как после марш-броска. Я выскользнул через заднюю дверь ремонтного бокса и устроился на спиленном дереве, глядя, как закатное солнце ложится на простирающийся передо мной огромный пустырь. Продать, что ли, комнату в общаге? Утром приезжал Пила, чтобы заранее поздравить меня с днём рождения и порадовать счастливым событием. Событие он тоже привёз с собой. Ангелина, а со вчерашнего дня ещё и законная супруга Пилы, оказалась редкостной красоткой. Я даже не могу представить такую королеву в своей скромной общаге.

Оказалось, представлять и не надо — молодожёны сняли себе уютное гнёздышко и вернули мне ключ от комнаты. Оба улыбались, как блаженные, и строили грандиозные планы. Ну, а что? Богдану теперь можно и в ипотеку нырнуть, и тачку обновить, и в романтическое путешествие рвануть. К слову, именно туда парочка и собралась завтра утром. Поэтому они торжественно вручили мне преждевременный подарок.

— Считаете, что я немного бледен и мне не хватает витаминов? — поинтересовался у молодых супругов, сжимая в руках огромную корзину с фруктами, соками и сладостями.

— Там внутри ещё сертификат, Роман. Мы надеемся, что Вам понравится. И огромное спасибо за Богдана, — под хмурым взглядом Пилы его красавица потянулась ко мне и чмокнула в щёку.

— Кому — мне спасибо?

— Да тебе, тебе спасибо! За Васю!

Юморист из Пилы — так себе, но всё же приятно видеть его счастливым. Их обоих.

Я наблюдал, как Ангелина усаживается в старенькую развалюху, улыбаясь своему мужу, и думал, что этим двоим идёт быть вместе. Радовался за них и, кажется, даже завидовал. Необычное чувство…

Мне нравится то, чем я занимаюсь, но почему-то только сейчас я понимаю, что последние четыре года жил неправильно. Еда для энергии, сон для отдыха, секс для разрядки. Правда, работа и Франкенштейн дарили удовольствие, а значит, я не настолько безнадёжен.

И сейчас, прижимая плечом телефон к уху, я слушаю, как Лялька взахлёб рассказывает о последних парижских новостях, и мне хочется послать всё к чёрту и рвануть в этот Париж. Сидеть вместе с ней в открытой кофейне, слушать весёлый щебет моей солнечной девочки, ловить кайф от французских десертов…

Я взглянул на пакет кефира и городскую булку, зажатые в моих руках. Живу, как пёс бездомный и питаюсь так же. Вряд ли моей Ляльке понравится, что я похудел.

— Ром, а ты меня совсем не ревнуешь? — вопрос звучит неожиданно, и булку я так и не доношу до рта.

— А должен? — спрашиваю с наигранной весёлостью.

— А разве нет? Ты так хотел, чтобы я осталась в Париже, — Потому что я идиот! — А ведь в этом чудесном романтическом городе нельзя быть одинокой…

Я очень живо представляю себе пахучего облизанного французишку, тянущего свои лягушачьи лапы к моей изящной девочке…

— Ромка, неужели ты совсем не боишься, что я… могу кем-то увлечься?..

— Это вряд ли, — мой голос звучит уверенно, хотя я понимаю, что могу лишь надеяться. — Разве не ты вчера сказала, что не можешь жить без меня? Ты ведь зависимая, Ева.

— Не думала, что моё чистосердечное признание будет использовано против меня.

— Конечно, думала, малышка! Даже меня заставила думать… Меня ведь никто не будет любить так, как это умеешь ты. Разве теперь я могу довольствоваться меньшим?..

Я думаю об этом весь день. Не хочу довольствоваться меньшим. Это стоило произнести вслух, чтобы осознать, что и того, к чему я стремлюсь, мне тоже катастрофически мало. Я никогда ещё столько не думал о будущем, как за эти два дня. Идеи рождались в голове — одна безумнее другой. К сожалению, многие спотыкались о слово, данное Баеву — исчезнуть из столицы. Спотыкались, но не останавливались. Страна большая… А мир — ещё больше. Идея продать свою конуру в общаге теперь становится навязчивой.

Мысленно я уже где-то между Привольском и Парижем, когда моё внимание привлекает подъехавший эксклюзивный Brabus. А наш городишко полон сюрпризов! Но когда распахнулась водительская дверь, мой мыслительный процесс застопорился.

— Тёмный, — неожиданно прохрипел над ухом Саня, — если вот эта… эта бомба тоже к тебе, то я не знаю, что и думать. До твоего появления мы таких баб сроду не видали, а тут косяком пошли. Это тянет на премию…

— Оскар — не меньше! — бормочу я, не сводя глаз с убийственно красивой метиски.

А поскольку её внимание сосредоточено на Франкенштейне, я никак не могу оставаться в стороне.

Моё приветствие звучит почти безэмоционально, и я собой горжусь.

— Добрый вечер. Это Ваша машина? — её голос мягким бархатом прошёлся по нервам. — Это ведь не оригинал?! Потрясающе!

Но куда больше потрясает то, что вопрос звучит от девушки. Даже не вопрос — она уверена.

— Вы правы — это Франкенштейн. Нравится?

— Не то слово! И имя — прямо в яблочко! А кто его собрал? — и столько восторга в голосе, что меня едва не разорвало от гордости, и мне требуется несколько секунд, чтобы ответить ровным голосом.

— Я собрал.

Теперь девушка смотрит на меня, как на ожившую легенду, и неожиданно выдаёт: