Очень дорого сердцу (СИ) - Болотова Лия. Страница 28

— Чуть-чуть осталось, — ответил Демид и потрепал меня по волосам.

И не соврал. Миновав очередное село, мы съехали на грунтовку, которая, виляя, уходила в лес на холме. А через пару минут машина остановилась возле деревянного сруба, который виднелся за высоким забором. Демид выскочил к воротам, я вышла следом, не желая ни минуты больше находиться в салоне автомобиля. Дом выглядел сказочно: двухэтажный, сложенный из массивных брёвен с огромными окнами, смотрящими на меня, как глаза. Опушка перед ним была расчищена, каменные дорожки разбегались от крыльца к навесу, под которым Демид припарковал машину, к качелям, деревянным, на толстых цепях, ещё куда-то за дом.

— Что это за красота? — не сдержала я своего восхищения, как только Дёма поравнялся со мной.

— Отец построил этот дом лет пятнадцать назад. Пронумерованные брёвна везли из Костромы, и собирали на месте, как конструктор. Мы семьёй сюда на лето приезжали, на каникулы.

— А теперь?

Я чувствовала какую-то недосказанность, что-то важное, но Демид лишь улыбнулся и сказал:

— А теперь я приехал сюда с тобой.

[1] Босса-нова, Босанова, — жанр популярной бразильской музыки, синтез местного фольклора и некоторых элементов джаза.

Глава 3

Дом внутри был таким же шикарным, как и снаружи. Нет, здесь не было хрустальных люстр или диванов с атласной обивкой. Зато была массивная деревянная мебель, настоящий камин с кованным экраном перед ним, кожаный диван на половину гостиной. От запаха свежести и древесной смолы приятно щипало в носу. Деревянная же Г-образная лестница с резными балясинами вела к жилым комнатам второго этажа. Я шла по ней следом за Демидом, оглядываясь по сторонам, стараясь, чтобы мой рот от увиденного не открывался слишком сильно.

— Это моя комната, — он открыл передо мной одну из дверей и пропустил вперёд.

Спальня располагалась в мансарде, из мебели в ней была только кровать, упирающаяся изголовьем в низкий скос крыши, две прикроватные тумбы и комод. Я, целенаправленно избегая глазами кровать, на которой нам предстояло провести две ночи, направилась прямиком к окну, которое располагалось напротив двери, было треугольным и занимало почти всю стену. Вид из него открывался на лес, на виднеющиеся вдалеке зелёные холмы и крыши домов ближайшей деревни. От непривычной тишины, понимания того, что нас в этом доме только двое, вернулась скованность. Я вдруг растерялась, не зная, что теперь делать. Да решилась, да собралась, да приехала. Ну, а теперь-то что? Не сразу же в кровать прыгать? Как там в книжках обычно? С дороги моются, ужинают…

— Ты же с работы и сразу в дорогу, — спохватилась я, — давай я ужином займусь, а ты ванну…

Не могла говорить дальше, понимая, как двусмысленно это звучит. Демид может и замечал мою нервозность, но больше не шутил.

— Предлагаю сначала вещи разобрать, продукты, ужин вместе приготовить. Ты ведь тоже с дороги. Там ванная, — он кивнул на дверь напротив кровати, — в комоде мой ящик — верхний, твой — любой из оставшихся трёх.

В комод отправились мои джинсы, пара футболок и толстовка, а нижнее бельё вместе с кремами, расчёсками и прочими нужными вещами я разместила на свободной полке маленького деревянного шкафчика в ванной. Закончив раскладывать и расставлять, вернулась в комнату, неся в одной руке пустую сумку, а в другой…

— Книжка?! — Удивлению Демида не было предела. — Серьёзно?!

— Ну… — я крутила томик в руке, вспоминая, что подтолкнуло меня к идее о необходимости взять Ахматову с собой, — вдруг уснуть не смогу…

— Аленький, убери её от греха подальше, иначе я снова начну нехорошо шутить.

Демид буквально пулей вылетел из комнаты, но я успела увидеть, как он поднёс кулак ко рту, еле сдерживаясь от смеха. Я показала его удаляющейся спине язык и демонстративно оставила книгу на прикроватной тумбочке, выбрав для себя ближнюю к окну.

В кухне хоть и было всё сделано под старину, но техника была очень даже современной, электрической, потому что газа в доме не было. Я по-хозяйски прошлась по шкафам, проверила наличие нужной утвари. Ужин решила сделать лёгкий: салат и запечённые стейки форели. Демид помог мне разобраться с духовым шкафом и с интересом следил за мной. А я, войдя в роль хозяйки, ловко натёрла куски рыбы смесью приправ, сбрызнула их лимонным соком и сложила в найденную в одном из шкафов форму. Потом резала на салат овощи, взялась было чистить синий лук, но отложила.

— Не любишь лук? — поинтересовался Демид.

— Нам же целоваться, — объяснила я своё решение.

— А можно уже начать? — Он подошёл ближе, отвёл мою руку с ножом в сторону. — В качестве аперитива?

— Секунду. — Я отложила нож, сполоснула руки, быстрым движением задвинула форму с рыбой в духовку, выставила таймер и вернулась к Демиду в объятия. — У нас есть двадцать минут.

Целоваться, когда тебя ничего не сдерживает, не висит над тобой дамокловым мечом необходимость прощания, когда можно полностью расслабиться, понимая, что в округе на километры кроме нас двоих нет ни одной живой души, неописуемо. Когда можно спокойно засунуть свои руки под футболку мужчины, обрисовать кубики его пресса, потому что давно хотела так сделать, но всё не решалась. Когда можно не сдерживаться, стонать ему в губы и выгибаться, повторяя движения его рук по твоей спине.

— Пожалуй, — Демид отступил от меня на шаг, — я схожу в душ перед ужином.

— Хорошо, — я опустила свои руки, которые всё ещё были у него под футболкой.

А внутренняя пружина уже заводилась, заставляя охрипнуть голос.

Он спустился, когда я раскладывала ароматную сочную форель по тарелкам, босой, с мокрыми, растрёпанными после полотенца волосами. Демид открыл вино, достал бокалы, наконец-то не только я буду пить. Ели в плетёных креслах на террасе, держа тарелки прямо на коленях. Он нахваливал мои кулинарные способности, а я принимала это как должное, потому что действительно получилось вкусно. Отправив его после ужина мыть посуду и убирать на кухне, сама приняла душ, переоделась в чистые футболку и шорты, которые планировала использовать как пижаму. Хотя, она вообще понадобится? Когда спустилась, Демид снова сидел на террасе. Я захватила плед, который приметила на диване в гостиной, вышла на улицу, не спрашивая, села к нему на колени и укрыла нас обоих:

— Прохладно после заката.

— Аленький, ты рискуешь, — тембр голоса Демида был обманчиво спокойным. Говорил, а сам вёл рукой по моей ноге от щиколотки выше, к кромке шорт.

— Предупреждать о рисках надо было раньше, когда сюда звал, змей-искуситель.

— Ты знаешь, а насчёт того, кто действительно искуситель, можно поспорить.

В доказательство своих слов, он поднял руку ещё выше, уже под моими шортами, огладил большим пальцем выступающую на боку косточку, скользнул им там, где соединяются нога и туловище. Я дёрнулась было встать с колен Демида, укоряя себя за то, что меня так легко уличили в отсутствии нижнего белья, но он прижал к себе, удерживая, гипнотизируя взглядом, потемневших до цвета грозовых туч, глаз, заставляя чувствовать его нарастающее возбуждение, прикусил мою нижнюю губу, отчего в мозгу замкнулась какая-то цепь и разряд тока прошёлся вдоль позвоночника. Мы целовались, не замечая, что плед давно сполз на пол, не чувствовали прохлады сумерек, потому что наши тела горели. В какой-то момент Демиду надоела вся эта возня в кресле, он подхватил меня на руки и широко шагая, понёс в нашу комнату.

Сквозь сумрак в комнате видела, что он раздевается, решила, что мне тоже стоит. Потянула футболку вверх, но Демид запротестовал:

— Я сам хотел тебя раздеть.

Так я и осталась сидеть на кровати с поднятыми вверх руками и головой ровно по глаза скрытой футболкой. В комнате и так было темно, а ткань на лице полностью блокировала всякую возможность рассмотреть хоть что-то. Матрас рядом со мной прогнулся под весом ещё одного тела. Демид поцеловал меня, прошёлся ладонями по поднятым рукам, от локтей к подмышкам, по бокам, обрисовал большими пальцами грудь. Я рада была, что не могу сейчас видеть его, иначе бы запаниковала. Но зрение не работало, зато осязание усилилось в разы. Уложил меня на спину, снял шорты, гладил, мял, касался, целовал. И я дрожала, извивалась, просила разрешения прикоснуться к нему в ответ, на что он лишь глубже поцеловал меня, сминая мои губы своими. В конце концов, футболка сползла полностью. Радуясь, что теперь мои руки свободны, я, насколько хватало их длины, оглаживала его спину, ягодицы, заводясь ещё больше от ощущения его кожи под своими ладонями. Демид, наконец, оторвался от моих губ, обрисовал контур моего лица.