Подмастерье Элвин - Кард Орсон Скотт. Страница 36

Элвин услышал, как в спальне заворочалась Герти, и один из сыновей кузнеца тихо заплакал — последний шум перед пробуждением. Элвин потянулся и почувствовал, как затекшие за ночь мускулы приятно заныли, пробуждаясь к жизни и готовясь к трудному дню в кузнице рядом с пылающим огнем.

Глава 10

ПРОЩАНИЕ

Сон Пегги был не столь крепок и долог, как сон Элвина. Его битва закончилась; он мог спать сном победителя. Однако для нее все только начиналось.

Проснулась Пегги ближе к вечеру и обнаружила себя в постели, на чистых льняных простынях. Тело сводило от усталости, голова болела. На Пегги была надета ночная рубашка, хотя сама она не помнила, как разделась. Зато помнила песенку Иволги, помнила, как Артур Стюарт перекладывал птичье пение на человеческий язык. Потом она заглянула в огонь сердца Элвина и увидела, что тропки будущего вновь появились там — но Пегги на них по-прежнему не было. После этого в памяти Пегги наступил провал. Миссис Модести, наверное, раздела ее и уложила в кровать, несмотря на то что солнце уже клонилось к полудню.

Она перекатилась на бок, таща прилипшую к спине и пропитавшуюся потом простыню. Элвин все-таки одержал победу; урок им усвоен; теперь Рассоздателю будет непросто подобраться к юноше. Заглянув в будущее Элвина, Пегги не увидела там никакой опасности. После случившегося Рассоздатель наверняка заляжет где-нибудь, ожидая следующей удобной возможности, или вновь обратится к помощи своих человеческих прислужников. Может, к преподобному Троуэру опять явится Посетитель, или еще какая заблудшая душа, тянущаяся к злу, примет Рассоздателя в учителя. Опасности в этом не было — по крайней мере сейчас.

Однако Элвин по-прежнему не знает, что значит быть Творцом, и не умеет управлять своей силой, так что победа над Разрушителем еще не одержана. Хрустальный Город никогда не будет возведен, а он должен быть построен, иначе жизни Элвина — и жизни Пегги, надеющейся помочь ему, — скоро придет конец.

Вырвавшись из объятий лихорадочного сна, Пегги задумалась над тем, что будет дальше. Элвин должен подготовить себя, возобладать над собственными человеческими слабостями. Если есть в мире какие-нибудь знания относительно искусства или науки Творения, у Элвина нет ни единой возможности ими овладеть. Его школа — кузница, а учитель — жаркий горн. Чему он там научится? Неужели тому, что людей можно изменить только убеждениями и упорным трудом, мягкостью и кротостью, неизбывной любовью и добротой? Нет, научить Элвина величию может лишь тот, кто обладает им.

"Все, мое обучение в Дикэйне подошло к концу.

Миссис Модести, вы преподали мне немало уроков, и все их я прилежно затвердила. Так что я с достоинством понесу титул, к которому вы меня готовили. Титул, который делает честь любой леди.

Титул госпожи".

Ее мать вся округа знала как тетушку Гестер. Тетушками называли многих, но мало кто может заслужить искреннее почтение. Редкая женщина производит на окружающих людей такое впечатление, что ее хочется назвать не тетушкой, а госпожой. Как, к примеру, миссис Модести никогда не звали «мэм». «Мэм» — так можно обратиться к кому угодно.

Пегги поднялась с постели. Голова ее слегка поплыла, и ей пришлось ухватиться за спинку кровати. Подождав чуть-чуть, она опустила ноги на деревянный пол. На цыпочках она подошла к двери, однако ее уже услышали — по лестничным ступенькам застучали туфельки миссис Модести.

Пегги остановилась перед зеркалом и взглянула на свое отражение. Волосы после сна взъерошены, некоторые пряди слиплись от пота. На щеках рубцы от подушки. Однако она увидела лицо таким, каким его научила видеть миссис Модести.

— Мы с тобой славно поработали, — раздался позади голос миссис Модести.

Пегги не обернулась. Она и так знала, что ее учительница вошла в комнату.

— Женщина должна знать, что она прекрасна, — сказала миссис Модести. — Сотворив Еву, Господь наверняка дал ей какое-нибудь стеклышко или отполированную серебряную пластинку, в которую Ева могла поглядеться и увидеть, что явилось очам Адама.

Пегги повернулась и поцеловала миссис Модести в щеку.

— То, что вы сделали из меня, замечательно, — сказала она.

Миссис Модести поцеловала ее в ответ, но, отстранившись, Пегги заметила слезы в глазах женщины.

— И вскоре мне придется потерять тебя.

Пегги не привыкла выставлять чувства напоказ. Тем более она не ожидала, что решение, в котором она сама сомневалась, будет так заметно.

— Потерять?

— Я научила тебя всему, чему могла, — продолжала миссис Модести. — Но прошлой ночью я поняла, что тебе нужно нечто такое, чем я никогда не располагала. Тебя ждет работа, которая вряд ли кому под силу.

— Я всего лишь хочу стать верной женой Элвину.

— Для меня это было начало и конец, — произнесла миссис Модести.

Отвечая, Пегги специально выбирала правдивые слова, а следовательно, добрые и прекрасные:

— Возможно, все, что нужно мужчине от женщины, заключается в том, чтобы она любила, была мудра и заботлива, как поле цветов, на котором он сможет превратиться в бабочку, чтобы пить сладкий нектар из ее бутонов.

— Ты слишком добра ко мне, — грустно улыбнулась миссис Модести.

— Но Элвина ждет нелегкий труд, и ему не нужна красавица, которая будет любить и холить его после трудового дня. Ему нужна женщина, способная подхватить его ношу.

— Куда же ты направишься?

Пегги ответила, ни секунды не задумываясь над своими словами:

— В Филадельфию.

Миссис Модести удивленно посмотрела на нее, как бы говоря: «Так ты уже все решила?» На ресницах ее дрожали капли слез.

— Там расположены лучшие университеты, — торопливо принялась объяснять Пегги. — К тому же обучение в них бесплатное, да и знаний они дают куда больше, чем закоснелые религиозные школы Новой Англии или напыщенные заведения, которые посещают потомки южных лордов.

— Значит, твой отъезд не так уж внезапен, — сказала миссис Модести. — Ты давным-давно решила уехать, только подыскивала, куда именно.

— Нет, все было решено именно сегодня. Может, я действительно подыскивала, куда мне лучше направиться, но делала это невольно. Я прислушивалась к разговорам, и когда решение было принято, ответ сам собой всплыл у меня в голове. В Филадельфии есть специальная школа для женщин, но главное — там есть библиотеки. Я не получила официального образования, но, возможно, я как-нибудь смогу убедить совет принять меня.

— Никаких убеждений не потребуется, если ты прибудешь с рекомендательным письмом от губернатора Сасквахеннии, — возразила миссис Модести. — И с письмами от других влиятельных персон, которые прислушиваются к моим советам.

Пегги ничуть не удивилась тому, что миссис Модести не отказала ей в помощи, хотя решение Пегги было очень неожиданным, даже несколько бессердечным. И Пегги никогда не слыла самоуверенной гордячкой, чтобы отвергать протянутую руку.

— О миссис Модести, спасибо!

— Ни разу в жизни я не встречала женщину — да и мужчину, признаться, тоже, — с такими способностями, как у тебя. Но сужу я не только по твоему дару, как бы замечателен он ни был, — такие вещи меня не привлекают. Я опасаюсь лишь того, что ты напрасно растратишь себя на этого юношу из Хатрака. Нет на свете мужчины, который заслуживал бы таких жертв.

— Заслужить… в этом-то и заключается его труд. Мой же заключается в том, чтобы найти нужные знания, когда он будет готов учиться.

Миссис Модести уже не пыталась скрыть своих чувств. Хоть она и улыбалась — она приучила себя, что любовь даже в печали должна улыбаться, — слезы ручьем катились по ее лицу.

— О Пегги, ты столькому научилась, неужели ты все-таки сделаешь эту ошибку?

Ошибку? Похоже, миссис Модести так ничему и не поверила.

— Мудрость женщины — ее дар другим женщинам, — процитировала Пегги. — Красота ее — дар всем мужчинам. А любовь — дар Господу.

Услышав собственные слова из уст Пегги, миссис Модести покачала головой: