Подмастерье Элвин - Кард Орсон Скотт. Страница 54

— Да нет. Пег, — пожимает плечами Гораций.

— Тогда что? Или ты вообще перестал прислушиваться к здравым доводам? Теперь ты будешь делать все что вздумается, а остальным с твоей дороги лучше убраться, да?

— Потому что это любимое место малышки Пегги, вот почему, и я не хочу, чтобы эта старая ведьма жила там!

Вот так вот! Как это похоже на Горация! Каждый раз он вспоминает свою дочь-беглянку, которая ни разу даже не написала с тех пор, как убежала, оставив Хатрак без светлячка и лишив Горация любви его жизни. Да, мэм, вот что означала Пегги для Горация, без нее он жизни не мыслил. «А если я убегу или, не дай Бог, умру, будешь ли ты точно так же ценить память обо мне? Или позволишь другой женщине занять мое место? Скорее всего, так оно и будет. Думаю, постель остыть не успеет, как туда запрыгнет какая-нибудь потаскушка. Меня ты заменить всегда сумеешь, а вот малышку Пегги… К домику у ручья мы должны относиться как к святилищу, вот почему я сама тащусь туда, чтобы встретиться с заносчивой училкой и попросить ее взять на обучение маленького черного мальчика. Мне еще повезет, если она с ходу не предложит продать его».

Дверь мисс Ларнер открывать не торопилась. Наконец, соизволив ответить на стук, она появилась на крыльце, прижимая к личику платочек — вероятно, надушенный до невозможности, чтобы не чувствовать запахов, исходящих от честных простолюдинов.

— Если вы не возражаете, я хотела бы обсудить с вами кое-что, — сказала старушка Пег.

Мисс Ларнер отсутствующим взглядом поглядела куда-то поверх головы Пег, как будто изучая птичку, сидящую на далеком деревце.

— Если это насчет школы, мне сказали, что у меня есть неделя на подготовку, прежде чем мы начнем записывать учеников.

С подножья холма доносилось звонкое дзынь-дзынь-дзынь — один из кузнецов стучал по своей наковальне. Невольно Пег вспомнила малышку Пегги, которая терпеть не могла этих звуков. Может, Гораций был абсолютно прав, так упорно настаивая на своей глупости. Может, дух малышки Пегги до сих пор обитает в домике у ручья.

Однако в дверях сейчас стояла мисс Ларнер, и именно с ней предстояло договариваться старушке Пег.

— Мисс Ларнер, меня зовут Маргарет Гестер. Мой муж и я владеем этим домиком.

— О, прошу меня извинить. Вы моя хозяйка, а я повела себя так грубо. Прошу вас, входите.

Вот это дела! Старушка Пег шагнула через порог и замерла на секунду, обозревая комнатку. Еще вчера ее чистые стены были голыми и безжизненными, ожидая своего часа. Теперь же домик был почти обжит — на столе лежала чистая салфеточка и стояла дюжина книг, на полу маленький коврик, а на вбитые в стену крючья были повешены два платья. Сундук и сумки убраны в угол. Домик выглядел так, словно в нем уже кто-то живет. Старушка Пег сама не понимала, что ожидала здесь увидеть. Естественно, кроме черного наряда, предназначенного для путешествий, у мисс Ларнер имеются и другие платья. Просто старушка Пег не могла себе представить, что эта леди опускается до чего-то столь обыденного, как перемена платья. Хотя что в этом особенного? Наверное, снимая одно платье, перед тем как надеть другое, она остается в простом нижнем белье, как и всякая другая женщина…

— Прошу вас, миссис Гестер, садитесь.

— Мы здесь не больно-то привыкли ко всяким «мистерам» и «миссис». Так у нас разве что законников называют, мисс Ларнер. Меня же обычно кличут тетушкой Гестер, иногда старушкой Пег.

— Старушка Пег. Какое… какое интересное имя.

Она было подумала объяснить, почему ее называют «старушкой», — ей захотелось рассказать, что когда-то у нее была дочь, которая потом убежала. Но тогда будет довольно трудно растолковать учительнице, откуда у нее появился чернокожий сын. Зачем посвящать чужого человека в непонятности семейной жизни?

— Мисс Ларнер, я не стану ходить вокруг да около. У вас есть нечто, что очень нужно мне.

— И что же?

— Дело, честно говоря, не во мне, а в моем сыне, Артуре Стюарте.

Если она и узнала имя короля, то ничем этого не показала.

— И что же требуется от меня, тетушка Гестер?

— Я хочу, чтобы вы его учили.

— За этим я и приехала в Хатрак, тетушка Гестер. Чтобы учить детей.

— Но не Артура Стюарта. Ведь эти тупоголовые трусы из школьного совета настояли на своем.

— Почему же они не приняли вашего сына? Наверное, он вышел из должного возраста?

— Да нет, мисс Ларнер, возраст у него как раз для школы. Вот только цветом он не вышел.

Мисс Ларнер ждала, лицо ее было непроницаемо.

— Он чернокожий, мисс Ларнер.

— Наверное, не полностью, а только наполовину? — предположила учительница.

Естественно, учительница попыталась дознаться, откуда у жены хозяина гостиницы появился ребенок-полукровка. Старушка Пег с неприкрытым удовольствием следила за тем, как учительница старается вести себя вежливо, хотя внутри наверняка вся сжимается от ужаса. Но нельзя ей позволять долго обсасывать эту мысль.

— Он приемный сын, мисс Ларнер, — ответила Пег. — Скажем так, его чернокожая мама разродилась ребенком-полукровкой.

— И вы по доброте своего сердца?…

Послышалось ли ей, что в голосе мисс Ларнер прозвучали нотки отвращения?

— Я очень хотела ребенка. Я забочусь об Артуре Стюарте не из жалости. Он теперь мой сын.

— Понимаю, — кивнула мисс Ларнер. — Но добропорядочные горожане Хатрака решили, что образование их детей пострадает, если моим словам будут внимать не только ушки белых ребятишек, но и мальчика-полукровки?

Снова мисс Ларнер явила неприкрытое отвращение, только теперь уже старушка Пег позволила себе возликовать, услышав, как произнесла свои слова мисс Ларнер.

— Не могли бы вы учить его, мисс Ларнер?

— Признаюсь, тетушка Гестер, я слишком долго жила в городе квакеров и совершенно позабыла, что на этом свете существуют места, где узколобые люди могут вести себя столь постыдно и наказывать бедного мальчика за то, что тот имел несчастье родиться не с тем цветом кожи, который положен. Уверяю вас, я вообще откажусь вести школу, пока вашему приемному сыну не позволят стать одним из моих учеников.

— Нет! — в ужасе вскричала старушка Пег. — Нет, мисс Ларнер, так может зайти слишком далеко.

— Я не скрываю своего эмансипационизма, тетушка Гестер, и не стану потворствовать людям, которые сговорились лишить детей с черной кожей их интеллектуального наследия.

Старушка Пег даже не представляла себе, что такое «интеллектуальное наследие», но поняла, что мисс Ларнер прониклась большим сочувствием к ней. Однако если учительница и дальше будет стоять на своем, то весь план рухнет.

— Вы должны выслушать меня, мисс Ларнер. Ничего не изменится, если вы вмешаетесь. Просто найдут еще одного учителя, а мне и Артуру Стюарту будет только хуже. Нет, я всего лишь хочу попросить, чтобы вы выделяли ему вечером часок-другой — хотя бы пару дней в неделю. Я заставлю его учиться днем, чтобы он лучше понимал то, что вы потом будете объяснять. Вот увидите, он у меня умненький мальчик. Он уже знает все буквы — алфавит рассказывает лучше, чем мой Гораций. Гораций Гестер — это мой муж. Поэтому я прошу вас выделить Артуру хотя бы несколько часов в неделю. Вот почему мы так старались обновить этот домик, чтобы вы могли здесь заниматься с ним.

Мисс Ларнер поднялась с постели, на краешке которой сидела, и подошла к окну.

— Я и подумать не могла… Я буду втайне обучать ребенка, словно преступление какое совершаю.

— В глазах некоторых людей, мисс Ларнер, так оно и есть…

— Ни секунды в этом не сомневаюсь.

— Но разве вы, квакеры, не договариваетесь о чем-нибудь втихую? Я прошу вас, чтобы вы никому об этом не говорили, ну, понимаете…

— Я не квакер, тетушка Гестер. Я обыкновенный человек, который отказывается отрицать человечность других людей, если только своими поступками они сами не лишили себя почетного звания разумного существа.

— Значит, вы согласны учить его?

— Да, но после занятий в школе. Я буду учить его у себя, в доме, который предоставили мне вы и ваш муж. Но учить тайно? Никогда! Я всему городу объявлю, что вечерами занимаюсь с Артуром Стюартом. Я вольна сама выбирать учеников — этот пункт специально оговорен в моем соглашении, а пока я не нарушаю условия контракта, меня обязаны терпеть по крайней мере год. Вы не возражаете?