Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса. Страница 51

Он схватил зеркало и осмотрел себя со всех сторон.

Теона пожала плечами.

— Она была чокнутая, не иначе! — успокоил себя Леша и вернулся за стойку.

В кофейню вошел молодой парень в надвинутом на глаза капюшоне и заказал Леше клюквенный морс и два рогалика. Леша протянул юноше пакет с рогаликами, но тот вдруг отшатнулся от бармена, как от прокаженного.

— Да что такое?! — Лешина рука с пакетом задрожала. — Это просто ореховые рогалики! Возьмите!

Парень замотал головой и выскочил из «Экипажа» как ошпаренный.

— Город полон чокнутыми, — растерялся Леша.

Тут уже и Теона присмотрелась к напарнику повнимательнее:

— Ну выглядишь ты так себе, сладкое в таких количествах никого не красит, но, в сущности, ничего уж такого страшного я не вижу!

И тут в кофейню неразорвавшимся снарядом влетела Манана. Она рыдала и повторяла Лешино имя. Увидев Лешу, Манана повисла на нем:

— Живой?!

Леша в железных тисках-объятиях Мананы обмер от ужаса:

— Да что случилось?!

Вместо ответа Манана потащила его на улицу.

На дверях кофейни висел плакат — Лешина фотография в траурной рамке, а под ней надпись: «С прискорбием сообщаем о том, что нас покинул Алексей Максимович Белкин. Скорбим и помним!»

— Это чо? — побледнел Леша. — Кого это я покинул?!

— Да это те, которые с мышами и с пожарными, — мгновенно догадалась Теона. — Мстят тебе!

Остаток дня Леша был мрачен.

Теона пыталась его приободрить, но Леша бубнил, что все неприятности мира прилипли к подошвам его ботинок, и все вернее погружался в меланхолию.

Теона и сама не поняла, в какой миг она стала воспринимать «Экипаж» не как место работы, не как одну из тысяч кофеен на свете, но как что-то живое, теплое, родное — как свой дом в Тбилиси. Она не просто полюбила эту кофейню, но стала связывать с ней собственную идентичность. Иногда, если тебе повезет найти свое место силы, возникает своеобразная физика — ты становишься зависим от этого места, а оно, может быть, уже немного зависит от тебя, от твоего настроения и состояния.

Как бы там ни было, мысль о том, что «Экипаж» могут закрыть и этой кофейни больше не будет, казалась Теоне невыносимой. И вернувшись в Тбилиси, она бы хотела знать, что где-то на свете, в северном городе с прекрасной архитектурой и скверным климатом, есть вот такое место, где можно согреться в любую непогоду, где всегда будут варить кофе и заряжать людей (как говорят эти два чудака Леша и Никита) чистой энергией. И вообще, должно же в холодном мире уничтоженной индивидуальности, пронизанном идеей безликих сетевых заведений, оставаться хотя бы что-то оригинальное и теплое — вот такие островки старого мира, как кофейня «Экипаж», с ее своеобразием и неповторимостью.

Однако переживая из-за нападок на любимую кофейню, Теона не знала, как их остановить и как помочь Белкину. Она было предложила ему заявить в полицию, но Леша пожал плечами: «Ну, траурную фотографию и донос в санэпидемстанцию к делу не пришьешь! Меня в этой полиции отправят дальше варить кофе, и этим все закончится». Теона знала, что Леша выяснил, какая именно организация хочет прибрать кофейню к рукам и что он обращался к ним и требовал оставить «Экипаж» в покое. В детали Леша ее не посвящал: «Не девчоночье дело, я сам справлюсь». В этом вопросе он проявил твердость. Теона даже удивилась: «А ты не мальчишка, Белкин, а мужик, уважаю!»

Да и было за что уважать — когда речь заходила о попытках отнять кофейню, Леша становился похож на небольшого, но разъяренного льва.

Решив как-то поднять напарнику настроение, Теона напомнила Леше об идее возобновить джазовые вечера в кофейне и тут же взялась за дело. Она нашла группу музыкантов, игравших джаз, и согласовала с ними предстоящее выступление. Вскоре на дверях кофейни, там, где еще недавно висел траурный портрет Леши, красовалась афиша предстоящего концерта.

В день концерта в кофейне с утра началась круговерть. Теона оформляла зал, Манана пекла по такому случаю огромный, такой, чтобы всем хватило, пирог «Двенадцатой ночи», а кошка Лора, прижав уши, следила за этой суетой. И вот в тот миг, когда Теона забралась на стремянку, чтобы прикрепить гирлянду светящихся лампочек, к ней подошел Леша и сообщил, что концерт отменяется.

Теона пошатнулась на шаткой стремянке:

— Как отменяется?! Почему?

Леша объяснил, что ему только что позвонили музыканты и отменили выступление, потому что у них заболела певица.

Грустная Теона сползла вниз и выключила гирлянду — она сама была похожа на потухшую лампочку.

— Белкин, может, нам найти другую группу?

— Ну кого мы сейчас найдем? — вздохнул Леша. — До концерта остается несколько часов. Представляешь, какой кошмар — люди придут, а ничего нет! В общем, есть только один шанс спасти этот вечер. Давай вместо концерта ты покажешь спектакль с куклами? — выпалил Леша.

— Ты в своем уме, Белкин? — ахнула Теона. — Какой спектакль? У меня нет ни пьесы, ни идеи, ни таланта. Вообще ничего нет.

— Но куклы-то есть, — наступал Леша, — а главное, есть мечта. Ты же сама говорила, что хотела бы играть кукольные спектакли?

— Ну говорила, — тяжело, словно ее горой придавило, ответила Теона. — Но это же требует подготовки!

— Так и готовься, — хмыкнул Леша. — Время до вечера еще есть.

— Да пойми ты, невозможно вот так, с бухты-барахты, взять и придумать выступление за пару часов! — ужаснулась Теона.

— Ты же грузинская девушка, да? — подначивал Леша. — У тебя все должно быть быстро! Это петербургская девушка сейчас бы упала в обморок и сказала, что ей надо время для подготовки — лет через стописят приходите!

— Я и есть петербургская, — сникла Теона, — мне нужно время. Свыкнуться с этой мыслью, настроиться, придумать пьесу, порепетировать.

— Нет времени! Наступил решающий, как говорит Данила, момент! — строго сказал Леша. — Не ломайся!

— Боюсь, не получится, — заныла Теона.

Манана, уже некоторое время наблюдавшая за их диалогом, вступила в разговор и стала наседать на племянницу с другой стороны.

— Соберись, все получится, просто надо настроиться! Нужно спросить себя: есть ли у меня этот… — Манана запнулась, — задор, что ли, и крикнуть «ха-а!». Тея, у тебя есть задор?

— Мой дед говорил «хмелек», — вставил Леша. — Тея, хмелек есть?

— Какой еще хмелек? Отвали, Белкин, — огрызнулась Теона.

— Угар? — подсказал Леша. — Или борзость?

— Нет ничего этого, — выдохнула, чуть не плача, Теона.

— А мандраж есть у тебя? — не сдавалась Манана. — Спроси себя, потом соберись и крикни! Вот так — ха-а!

Большая грузная Манана вдруг подпрыгнула, растопырив руки, как будто хотела взлететь, и издала хриплый рык огромного раненого животного. Получилось довольно убедительно. Во всяком случае, Леша вздрогнул.

— Запал есть у тебя? — Леша хлопнул Теону по спине. — А ну крикни!

Теона издала в ответ какое-то жалкое блеяние козы, которая к обеду издохнет.

— Э-э, — неодобрительно покрутила головой Манана. — Плохо дело. Видать, и впрямь не сможет.

Белкин не выдержал:

— Подвести нас хочешь? Не может она, не готова, видите ли! А вот люди придут — усталые, замерзшие, думаешь легко им в Питере в ноябре? Их обогреть надо. Им тепло нужно, энергия. А откуда ее взять? Только из твоего желания сделать для них что-то хорошее! Ну не можешь для людей, для меня сделай, а? Я же… люблю тебя!

Леша замер. Он и не собирался объясняться ей сегодня в любви (и без того проблем в последнее время хватает!), но вот оно само сорвалось, полетело наглым осмелевшим воробьем, и теперь уж не поймаешь. Леша украдкой смотрел на нее — какая реакция последует? Сейчас вот засмеется ему в лицо, как она это умеет, и после этого ему — что? Только пойти и убить себя об стену из-за отчаяния и потери самоуважения. А что это с ней? Поникшая Теона вдруг расправила плечи, глаза ее засверкали, и улыбка — от уха до уха — зажглась на ее лице. Но это была именно улыбка радости, а не уничижительный смех. Леша даже почувствовал себя вдруг немного волшебником, каким-то Дедом Морозом, который умеет включать лампочки на новогодней елке, и тоже засиял ей в ответ. И так они стояли и перемигивались своими внутренними огоньками, а Манана смотрела на них, выпучив глаза, и вдруг тоже засияла — засверкала во все стороны. И только пеструшка Лора взирала на происходящее со своим обычным невозмутимым выражением пофигизма на ржавой морде: «Опять вы со своими глупостями? Ах, оставьте, это все пустое!», а потом зевнула и завалилась спать.