Седьмой сын - Кард Орсон Скотт. Страница 5

Только Вигор не знал, что дело настолько безнадежно. Избрав момент, когда дерево вот-вот должно было ударить в борт, прыгнув, он упал прямо на торчащие, острые культи корней. Ствол чуть покачнулся, потом начал разворачиваться и, закрутившись, миновал повозку. Утащив за собой Вигора, утопив юношу в бурлящем потоке воды – но цель была достигнута, корневище миновало повозку, лишь крона мимоходом мазнула.

Река понесла дерево вниз по течению, развернула еще раз и влепила прямо в огромный валун, притулившийся у берега. Элвин находился довольно далеко от места столкновения, но картина настолько ярко запечатлелась у него в памяти, словно он стоял совсем рядом. Ствол с громким треском ткнулся в валун, вбивая Вигора в камень. Секунда длилась целую вечность; глаза Вигора широко распахнулись от удивления, изо рта его кровавым фонтанчиком вырвалась струя крови, окропляя кору дерева-убийцы. После чего река Хатрак понесла свою игрушку дальше. Вигор в очередной раз скрылся под водой, на поверхности виднелась одна его рука, запутавшаяся в мешанине корней в последнем «прости», – так сосед машет на прощание, покидая гостеприимный дом.

Элвин не сводил глаз с умирающего сына и не замечал, что творится вокруг. Крона, толкнувшая в борт, помогла колесам освободиться из цепких объятий густого ила, и теперь повозку подхватило течение, потащив ее вниз по реке. Резкий рывок чуть не выбросил Элвина в реку, однако он успел уцепиться за задний борт; спереди доносился крик Элеаноры; с берега что-то кричали сыновья. Доносилось лишь: «Держитесь! Держитесь! Держитесь!»

И веревка, привязанная одним концом к стволу огромного прибрежного дерева, а другим – к повозке, выдержала. Река не смогла унести телегу. Вместо этого она откинула ее к берегу, играя, как маленький мальчик играет камнем на веревке. Повозка с треском ударилась обо что-то и застыла – прямо у самой суши, обратившись передним концом навстречу течению.

– Выдержала! – в один голос заорали мальчишки.

– Слава Богу! – вырвалось у Элеаноры.

– Ребенок вот-вот родится, – прошептала Вера.

Но Элвин, Элвин не слышал ничего – в ушах еще звучал последний слабый крик, сорвавшийся с губ умирающего первенца. И видел он только своего сына, приникшего к дереву, которое перекатывалось и подпрыгивало в мутном потоке. Все, что он мог сейчас сказать, заключалось в одном слове, в слове-приказании.

– Живи, – проговорил он. – Живи.

Не было такого, чтобы Вигор не послушался отца. Трудился он всегда не покладая рук, на его плечо всегда можно было опереться – Элвину он был скорее другом или братом, нежели сыном. Но на этот раз Элвин не сомневался, что сын ослушается наказа отца. И все-таки он шептал:

– Живи…

– Мы спаслись? – дрожащим голосом окликнула Вера.

Элвин повернулся к ней, пытаясь скрыть печаль и горе, проступившие на лице. Зачем ей знать цену, которую заплатил Вигор за спасение ее и младенца? Узнать она успеет – после того, как родится малыш, времени будет вдоволь.

– Ты сможешь выбраться из повозки?

– Что случилось? – в ответ спросила Вера, всматриваясь в его лицо.

– Напугался я. Дерево чуть не погубило нас. Ты сможешь выбраться? Берег совсем рядом, рукой подать.

В повозку заглянула Элеанора:

– Дэвид и Кальм снаружи, они помогут. Веревка пока держит. Пока. И я не знаю, сколько еще она выдержит.

– Давай, мать, поднимайся, всего-то пара шагов, – сказал Элвин. – Мы справимся с повозкой, когда ты будешь в безопасности, на берегу.

– Я рожаю, – простонала Вера.

– Рожать лучше на берегу, чем здесь, – не выдержав, рявкнул Элвин. – Поднимайся, тебе говорят.

Вера встала, неловко, шатаясь побрела к борту. Элвин шел следом, поддерживая ее, чтобы не упала. Даже он заметил, как опал ее живот. Дите, наверное, уже задыхается.

На берегу их ждали не только Дэвид и Кальм. Рядом с мальчиками стояли какие-то незнакомые люди, держа на поводу нескольких лошадей. Мало того, они пригнали небольшую телегу, чего Элвин никак не ожидал. Он понятия не имел, кто эти люди и откуда они узнали, что семье переселенцев требуется срочная помощь, но времени на представления не было.

– Эй, люди добрые! В гостинице найдется повитуха?

– Тетушка Гестер сможет принять роды, – сказал один мужчина, здоровяк, с руками, на которых бугрились мускулы настоящего быка. Кузнец, не иначе.

– Вы не могли бы помочь уложить в повозку мою жену? Дорога каждая минута.

Стыд и позор в открытую говорить при посторонних о родах, да к тому же в присутствии самой роженицы. Но Вера была не глупа – она понимала, что сейчас не до церемоний. Кровать и повитуха – вот что сейчас важно, а всякие ужимки можно оставить на потом.

Дэвид и Кальм осторожно, под руки, довели мать до стоящей неподалеку повозки. Вера аж извивалась от боли. Женщине, которая вот-вот должна родить, не следует бегать, как молодке, вверх-вниз по речному берегу. Элеанора взяла бразды правления в свои руки и решительно раздавала приказы, словно не была младше всех братьев, не считая близнецов:

– Так, Мера, ну-ка собери всех девчонок вместе! Они поедут с нами в повозке. И вы двое, Нет и Нед! Знаю, вы могли бы помочь, но вы потребуетесь мне, чтобы приглядеть за сестрами, пока я буду с матерью.

С Элеанорой шутки плохи, да и положение, в котором они очутились, никак не располагало к смеху, поэтому мальчишки повиновались сестре, даже не обозвав ее как обычно Элеанорой Аквитанской 3. Младшие сестры тоже решили не препираться и гуськом потянулись вверх по склону.

Элеанора, на секунду задержавшись на берегу, оглянулась на замершего рядом с полупотопленной повозкой отца. Она перевела глаза на несущуюся реку, потом снова на отца. Элвин понял ее незаданный вопрос и покачал головой: «нет». Вера не должна была знать о том, что Вигор спас ее ценой собственной жизни. Непрошенные слезы навернулись на глаза Элвина, но Элеанора сдержалась. Ей было всего четырнадцать, но она уже умела подавлять подступающие к горлу рыдания.

Нет хлестнул лошадь, и маленькая повозка рванулась вперед. Вера морщилась, чувствуя под боком руки дочерей и капли дождя, падающие на лицо. Глаза подернулись дымкой, тупо, равнодушно, по-коровьи она смотрела на мужа, оставшегося на берегу реки. Иногда, например во время родов, женщина превращается в животное, подумал Элвин, разум покидает ее, и в право владения вступает тело. Как иначе она перенесла бы такую боль? На какое-то время в женщине поселяется дух земли, живущий обычно в животных. Она становится частичкой живого мира, забывает семью, мужа, порывает со всем человеческим. Дух земли уносит ее в долину плодородия, вечной жатвы и кровавой, голодной смерти.

– Ей ничего не грозит, – сказал кузнец. – Давайте теперь займемся повозкой. Наши лошади легко вытянут ее.

– Буря затихает, – заметил Мера. – Дождь поутих, да и течение уже не такое сильное.

– Как только твоя жена ступила на берег, река словно назад подала, – подтвердил мужчина с руками фермера. – Дождь вот-вот закончится, точно говорю.

– Худо вам пришлось, – кивнул кузнец. – Но вы спаслись. Так что, друг, бери себя в руки, нам предстоит немало сделать.

Придя в себя, Элвин вдруг обнаружил, что по щекам текут слезы. Да, предстоит немало сделать, это кузнец верно подметил, так что держись, Элвин Мельник. Ты не слабак какой-нибудь – нюни распускать. Другие теряют по дюжине детей за раз – и ничего, живут себе. У тебя было двенадцать детей, и Вигор успел стать настоящим мужчиной, пусть так и не женился, пусть не завел собственных детей. Может, Элвин потому плакал, что Вигор погиб благородной смертью, а может, он плакал потому, что смерть пришла так внезапно.

Дэвид дотронулся до руки кузнеца.

– Подождите немножко, – тихо сказал он. – Десять минут назад погиб наш старший брат. Его утащило дерево, свалившееся в реку.

– Никто его не утаскивал, – сердито огрызнулся Элвин. – Он сам прыгнул и спас нашу повозку и твою мать, которая находилась внутри! Река отплатила ему, вот что я скажу, она наказала его.