Беззвездный Венец - Роллинс Джеймс. Страница 5
К сожалению, Никс не могла сказать то же самое про себя. До сих пор от жутких криков у нее начинало колотиться сердце, а голова вспыхивала огнем. Ну а когда она была совсем маленькой, новичком-первогодкой, ужас захлестывал ее, повергая в обморок. Однако сейчас ей было нечего бояться. На дворе была середина лета, и то ли из-за яркого солнца, то ли из-за жары гигантские летучие мыши держались подальше от краев болот, поближе к своим мрачным пещерам на склонах Кулака.
К тому времени как Никс наконец спустилась на самую нижнюю террасу Обители, стыд и смущение утихли до тупой боли в груди. Девушка потерла синяк на локте, напоминание о том, что впереди еще будут неприятные последствия.
Но до этого Никс хотела хорошенько успокоиться, и посему она спешила в единственное место, где могла это сделать. Выйдя за ворота школы, девушка оказалась на торгу Брайка. Убогая деревушка ютилась под стенами Обители. Брайк кормил школу, обеспечивая ее всем необходимым. Каждое утро сюда привозили товар; сюда же тянулись вереницы тех, кто работал горничными, слугами, посудомойками и поварами. Никс, в возрасте шести лет попавшая в школу служанкой, какое-то время считала, что та же судьба ждет и ее.
Оказавшись в деревне, девушка продолжала свой путь так же уверенно. Она не только отсчитывала свои шаги по кривым улочкам, но и вслушивалась в ритмичный стук, доносящийся из Кузнечного ряда слева. Постоянный звон помогал ей держать нужное направление. Нос впитывал запахи едкого дыма и острых специй рынка, где под полуденным солнцем уже жарились угри и другая рыба. Даже кожа Никс ощутила ставший более плотным и влажным воздух, сообщивший о том, что она добралась до околицы Брайка. Здесь каменные особняки, стоявшие ближе к школьным стенам, уступили место более скромным деревянным домам и сараям, крытым соломой.
Однако Никс продолжала идти дальше до тех пор, пока ее мир не наполнился новым запахом. Это был тяжелый туман мокрой шерсти, сладковатого навоза, вытоптанного грунта и сернистых испарений. Подойдя ближе и окунувшись в эти сочные запахи, девушка почувствовала, как страхи спали с плеч.
Это был ее дом.
Появление Никс не осталось незамеченным. Ее встретил трубный рев, которому вторили другие такие же. Чьи-то чавкающие шаги устремились ей навстречу.
Никс двигалась вперед до тех пор, пока ее руки не нащупали сложенную из камней ограду, обозначающую границу загона для буйволов на краю болота. Тотчас же в ее сторону направилось тяжелое шарканье, сопровождаемое шумными вздохами и жалобным мычанием, словно огромные животные считали себя виноватыми в длительном отсутствии девушки. Никс подняла руку, и ей в ладонь уткнулась влажная морда, покрытая холодной флегмой. Большие раздувающиеся ноздри нежно обнюхали ее пальцы. По размерам и форме морды девушка сразу же узнала, кому она принадлежит, точно так же, как узнавала деревню и школу.
– Рада снова тебя видеть, Ворчун!
Она погрузила пальцы в длинную спутанную шерсть между короткими толстыми рогами и достала ногтями до кожи. Девушка почесала буйвола, что ему всегда нравилось, и в знак признательности он довольно дохнул ей в грудь горячим воздухом. Ворчун был самый старый в стаде, ему было почти сто лет. Теперь он уже редко таскал волокушу по тростникам и болотам, однако по-прежнему оставался вожаком. Большинство животных в стаде могли проследить свою родословную к этому гиганту.
Девушка протянула руки и схватила буйвола за рога. Даже несмотря на то, что тот стоял, опустив голову, ей для этого пришлось приподняться на цыпочки. Она притянула его голову к себе; темя его было таким же широким, как ее грудь. Втянув полной грудью влажный мускусный запах животного, Никс прижалась к теплому очагу его тела.
– Я тоже по тебе соскучилась! – прошептала она.
Замычав, Ворчун попытался приподнять ее, выгнув свою короткую шею.
Девушка со смехом отпустила рога, прежде чем ее ноги оторвались от земли.
– У меня нет времени прокатиться на тебе. Подожди до летних каникул.
Хотя Ворчун больше не таскал волокушу, он по-прежнему любил бродить по болотам. В свое время Никс проводила целые дни на его широкой спине, разъезжая по топям. Длинные ноги и широкие копыта позволяли буйволу легко передвигаться по омутам и ручейкам, а своими огромными размерами и загнутыми рогами он отпугивал любых хищников, не подпуская их близко.
Девушка потрепала животное по щеке.
– Скоро, обещаю тебе!
Она направилась вдоль изгороди, проводя пальцами по столбикам. Ей хотелось надеяться, что она сдержит свое обещание. Другие буйволы лезли к ней, отталкивая друг друга, также желая внимания. Никс узнавала многих по прикосновению и запаху. Однако время ее было ограниченно. Скоро прозвенит колокол, призывая ее обратно на занятия.
Девушка поспешила в дальний угол раскинувшегося на сотню акров загона, где стояла ферма. Ее фундамент был прочно закреплен на каменистом берегу, но крыша на четверть лиги простиралась над болотами, служа навесом над большой пристанью. Стены, как и ограда, были сложены из камня, крыша, подобно крышам домов по соседству, была соломенной. Каменная труба поднималась высоко в небо, где на светлом фоне скользили тени облаков, неумолимо движущихся на восток, неся ледяной холод мрака в обжигающий жар другой половины мира.
Подойдя к массивной двери, Никс подняла железный засов и шагнула внутрь, не предупредив о своем появлении ни стуком, ни криком. Как только она оказалась в полумраке, окружающий мир сжался, однако это нисколько ее не напугало. Она словно укуталась в теплое, знакомое одеяло. Тотчас же ее окружила смесь запахов, обозначавших дом: старого дерева, маслянистой мастики, дыма умирающих углей, оплывающего воска тоненьких свечей у алтаря в углу. Даже запах перепревшего сена с сеновала у пристани был родным и близким.
Девушка прислушалась к шороху ног и скрипу дерева рядом с красноватым свечением очага. Оттуда донесся насмешливый голос.
– Опять неприятности, да? – спросил ее приемный отец. – В последнее время, девочка моя, у тебя не бывает других причин возвращаться домой, так? И без трости?
Опустив голову, Никс уставилась на свои руки. Ей хотелось опровергнуть его слова, но она не могла.
Мягкий смех смягчил резкое замечание отца.
– Садись и расскажи, что у тебя стряслось.
Сидя спиной к очагу, Никс завершила рассказ об утренних страхах и унижениях. У нее на душе просветлело от одного только того, что она сбросила с себя этот тяжкий груз.
Все это время отец молча слушал ее, посасывая трубку, набитую змеекорнем. Горьковатый дым помогал его хрустящим суставам. Однако девушка подозревала, что он молчит, не столько чтобы облегчить боль, сколько чтобы дать ей возможность заполнить тишину своими жалобами.
Никс вздохнула, показывая, что ее рассказ окончен.
Отец сделал глубокую затяжку и выпустил едкий дым.
– Позволь мне тебя просветить. Ты определенно утерла нос монашке, которая преподавала вам в этой четверти.
Кивнув, Никс потерла синяк, оставленный костлявыми пальцами сестры Рид.
– Но при этом ты также произвела благоприятное впечатление на настоятельницу, главную во всей школе. А это, смею заверить, большое достижение.
– Она была очень добра ко мне. Но своей неуклюжестью я все испортила. Сломала бесценную модель солнечной системы.
– Неважно. Сломанное всегда можно починить. Подводя итоги, я бы сказал, что ты сегодня утром показала себя с лучшей стороны. К следующему обороту луны ты закончишь седьмой год. Останется только восьмой до того, как ты поднимешься на самую верхнюю, девятую террасу. По-моему, благосклонность само`й настоятельницы против раздражения какой-то одной монашки, с которой ты все равно скоро расстанешься, – это неплохая сделка.
Его слова помогли Никс успокоиться. «Пожалуй, он прав». Да, на пути к седьмой террасе ей пришлось преодолеть более суровые препятствия. «И вот теперь я так близка к вершине». Девушка запрятала надежду поглубже, испугавшись, что одна только мысль об этом может разбить все ее шансы.