Сто три жемчужины (СИ) - Кирина Юлия. Страница 47
Лем слушал некроманта и все больше хмурился. Каждое его слово отдавалось гулом в его голове. Он и сам думал о том, что сможет удержать Рей в этом мире. Найти ее и почти тут же потерять было выше его сил.
— Целители — отвратительные некроманты, — хмыкнул дроу и скривился, проклятая боль нарастала. — Я пытался его отговорить, но разве доводы разума могут удержать по уши влюбленного Творца. Эмере провел ритуал и погиб прямо там на алтаре. А Эли… Эли осталась здесь. Не живая, не мертвая королева Мертвого Леса. Одна во главе бесчисленного воинства мертвых, не в силах уйти за грань.
Лем не привык принимать на веру все, что ему говорят, но рассказанное объясняло слишком многое. Например, почему армия Звездного Леса ни разу за прошедшие годы даже не попыталась вернуть себе северные земли. Пробиться к старой столице не так уж и сложно, особенно, если объединиться с людьми или подземниками. Объясняло и то, почему его так старались держать как можно дальше от земель людей.
— Я не обманываю тебя, мальчишка, — некромант скривился, сжимая и разжимая кулак. — Вот, что мне оставила Эли на память о тех событиях, — Айзири вытянул руку, на внутренней стороне предплечья проступали черные руны. — Ты же знаешь, что это? Они просыпаются всего два раза: когда произносишь клятву…
— И когда ее нарушаешь, — прошептал Лем, вскидывая взгляд на лицо Айзири.
— Пока болит несильно, — дроу пошевелил пальцами, — но, когда мы доберемся до Мертвого Леса, боль уже будет невыносимой. Эли слишком долго ждала, чтобы отступиться в этот раз, даже если это ее собственный внук. Врата за грань открыла смерть спутницы, и она же сможет их закрыть.
— Рей у них? — голос эльфа не дрогнул, но в глазах зажегся тревожный огонек.
— Да, но для ритуала им нужен ты. Вся магия Творцов подчинена эмоциям, недаром вы обретаете силу, только полюбив. Смерть Рей вызовет колоссальный всплеск, — дроу поднялся с пола и сел на кровать. — А если ты не явишься, то Эли просто пополнит мертвой Жемчужиной коллекцию восставших мертвецов. — Айзири положил руку на плечо принца и неожиданно теплым голосом сказал: — Поверь, никто не заслуживает такого посмертия, тем более Рей.
Стена рядом с кроватью треснула, края тут же покрылись зеленой порослью, пол заходил ходуном. Ростки новых деревьев пронзали гранитные плиты, как копья бумагу. Лем тяжело дышал, чувствуя, как его захлестывает волна силы. Сейчас он даже был рад этому противостоянию, боль от рвущей его силы заглушала другую, куда более страшную боль. Он еще не обрел, но уже потерял. Рей не должна погибнуть вот так, он не простит себе. Принц выгнулся на кровати, разинув рот в беззвучном крике, чувствуя, как сила ломает его изнутри. Холод Нижнего Эфира хлынул наружу, зазмеился дорожками инея, осыпался крупицами снега на пол.
Айзири положил эльфу руку на лоб и быстро зашептал что-то на языке дроу. Напор силы начал спадать, тело Лема расслабилось, взгляд затуманился. Дроу убрал руку. Принц тут же попробовал подняться, но некромант ловко перехватил его и уложил обратно.
— Спи, — приказал Айзири и щелкнул пальцами. Эльф опустился на подушку. — Еще пара дней в запасе у нас есть.
— Я должен спасти ее, — сквозь сон пробормотал Лем.
— Я тоже, я тоже… — Айзири грустно улыбнулся и поковылял к своей кровати. Рука болела все сильнее.
***
Рей смотрела на море сквозь мутное стекло иллюминатора. Ветер и волны несли «Дикую Охоту» вперед, широми сдержал свое обещание. За три дня пути шхуна не встретила ни одного препятствия, впрочем, как и ни одного другого корабля. Шанса улизнуть не представлялось. Жемчужина потерла шею, серебряный ошейник, инкрустированный черным жемчугом, здорово натирал кожу. Однако ошейник был не единственным неудобством. В ее каюте прочно обосновался Шу. Нетопырь верещал каждый раз, когда она брала в руке острый предмет, и на его крик прибегал Орхем. Лич улыбался, сверкая антрацитово-черными зубами, и просил прощения за слишком внимательную зверушку, но смотрел при этом так, что Рей чувствовала себе хорошо прожаренным куском мяса на тарелке.
Единственным плюсом в кампании лича была его неожиданная разговорчивость. Орхем нашел в Рей отличного слушателя, способного часам внимать его рассказам об освоении севера и войнах с дроу. В минуты, когда Орхем предавался воспоминанием, его лицо разглаживалось, с него исчезал хищный оскал, а в глазах словно появлялась жизнь.
Темы появление Мертвого Леса лич упорно избегал, хотя по расчетам Рей, он должен был участвовать в первых сражениях с ордами мертвых, если еще не на стороне Мертвого Леса, то на стороне людей. О своей гибели Орхем не говорил, и в ответ на любые вопросы только скалил клыки и грозился отобрать Книгу Эйру. Артефакт он нашел еще в первый день путешествия, тогда же умертвия отобрали и выбросили за борт всю одежду Жемчужины, взамен выдав плотные штаны из черной ткани и точно такого же цвета рубашку. Рубашка оказалась чуть велика, и Рей пришлось закатать рукава, но в остальном новая одежда оказалась не так уж и плоха. Выданные сапоги неизменного черного цвета сели как влитые, ей даже разрешили оставить нож, который тут же нашел свое место на поясе.
Кига Эйру теперь лежала в верхнем ящике комода, намертво прикрученного к полу в капитанской каюте. Рей старалась не думать о том, что, возможно, последний шанс на спасение континента погибнет вместе с ней. Жемчужина не рассчитывала выбраться живой из Мертвого Леса, единственное, что она могла — это сделать все, чтобы после ее смерти артефакт не исчез. Рей несколько раз заводила с Орхемом разговор на эту тему, но лич отделывался туманным «На все воля королевы».
Рей прислонилась лбом к стеклу иллюминатора. На горизонте темнели знакомые очертания Северных гор, капитан де Оре часто водила свою «Осторожную» мимо этих берегов. А теперь шхуна меняла курс, направляясь прямо к заброшенным пристаням Мертвого Леса. Жемчужина опустила руку в карман и сжала старинную медную монету. Она совершенно забыла о ней, но в момент, когда ее вещи выбрасывали за борт, монета подпрыгнула, как живая, стукнулась о доски палубы и подкатилась к ногам Рей. Жемчужина подняла ее, медный кругляш отозвался вспышкой тепла. И с тех пор она не выпускала ее из рук.
Берег стремительно приближался, горы остались по левую руку, тонкая полоска леса стала выше, пока исполинские деревья не заслонили собой солнце. Шхуна проскользнула в бухту сквозь узкое горло пролива. В воздухе висела легкая снежная пыль, в абсолютном безветрии она поднималась вверх, тянулась к ветвям и исчезала. Снегопад наоборот. Сквозь белую завесу проступали черные, словно тронутые огнем стволы деревьев.
Шхуна мягко ударилась бортом о пристань. Темнота в кронах деревьев пришла в движении, черный туман потек вниз и потянулся к морю. У самой пристани он замер, взметнулся вверх и исчез, оставляя на берегу троих эльфов, облаченных в белые мантии. Дверь каюты открылась, Рей повернула голову. На пороге стоял Орхем, через руку у него была перекинута шуба. Ни слова не говоря, он подошел к Жемчужине, укутал ее и жестом пригласил следовать за ним. _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_
Палуба обледенела, лич взял пленницу под руку и чинно проследовал на пристань. Трое встречающих замерли на границе воды и земли. Белые бельма глаз неотрывно следили за каждым движением Рей. Жемчужина до боли сжала в кулаке чуть потеплевшую монету и окинула эльфов равнодушным взглядом. Рядом одобрительно хмыкнул Орхем:
— Сторожевые псы Ее Величества. Чуют страх и теплую кровь за несколько лиг.
Они поравнялись с эльфами. У двоих не хватало носа, а у третьего была стесана до кости половина щеки. Сквозь дыру Рей смогла рассмотреть плотно сжатые черные клыки. Орхем кивнул встречающим и повлек пленницу дальше. Эльфы цепочкой потянулись следом.
В тишине Мертвого Леса их шаги отдавались эхом, множились, отскакивая от заиндевевшей коры деревьев. Чем глубже в лес вел ее Орхем, тем темней и тише становилось вокруг. Вскоре даже шум прибоя смолк, и только хруст наста под ногами нарушал тишину. Тьма в кронах деревьев застилала собой солнце, и чем темнее становился лес, тем ярче пробивался сквозь кору изумрудный свет. Деревья тлели, словно угли в догоревшем костре, но Рей не чувствовала жара. В чаще царил лютый холод. Мороз проникал всюду, от него не спасала ни шуба, ни подбитые мехом сапоги.