Простые слова (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 16

— Ты чего Свиридова здесь стоишь? Урок через пять минут! — грозным голосом подцепляет меня Синичка. Указательным пальцем она поправляет очки на переносице и недовольно вздыхает. Думает, наверно, что напрасно вчера прочищала мозги моему отцу.

— Доброе утро, Алевтина Ивановна! — Заглушаю в себе желание высказать ей всё и даже улыбаюсь, а потом забегаю в кабинет.

Тихое «привет» в адрес одноклассников с трудом слетает с губ. Опускаю голову и бреду на своё место. Краем глаза замечаю Булатова у окна в компании пацанов. Он так увлечён пустой болтовнёй, что даже не смотрит в мою сторону. Но не успеваю вздохнуть с облегчением, как иголками по коже ощущаю оценивающий взгляд Ветрова! Подобно статуе он недвижимо сидит за последней партой и, подперев ладонями подбородок, криво улыбается. От его насмешливого взгляда, пропитанного отвращением, к щекам приливает кровь, от гадких воспоминаний щекочет в носу, а от моей вчерашней смелости не остаётся и следа!

Суетливо достаю тетрадь и пенал и поскорее сажусь за парту. В руки беру карандаш и начинаю на полях выводить узоры. Рисование всегда придавало мне сил, а ещё помогало забыться. Но только не сегодня.

— Разве так хорошие девочки здороваются с любимыми мальчиками, Марьяна?

Вздрагиваю от противных лап Булатова, что скользят по спине, и почти перестаю дышать.

— Даже не поцелуешь? — Тоха собирает мои распущенные волосы, которые помогали спрятаться от назойливого взгляда Савы, и не сильно тянет за них, запрокидывая мою голову наверх. Сто́ит открыть глаза, натыкаюсь на пошлую ухмылку Антона. Придурок навис надо мной и кончиком языка медленно проводит по своим губам.

— Да пошёл ты, Булатов! — шиплю в ответ тихо, так чтобы слышал только он. Я помню о своём обещании, но разве это даёт придурку право меня унижать?

— Как грубо, — тянет тот и перехватывает жилистыми пальцами за подбородок. — Ну ничего, скоро станешь ласковой и покладистой. Правда, детка?

Ещё немного и от напряжения карандаш сломается в моей руке. Сгораю от стыда и не могу совладать со своим телом, которое дрожит как сумасшедшее от чужих взглядов, очередных перешёптываний и почти осязаемой ненависти Ветрова… Казалось бы, да какое мне дело до мнения чумазого оборванца, но именно его слова всплывают в памяти и больно ранят. Мне хочется доказать Саве, что вчера он был неправ. Я красивая! Я могу нравиться! Я достойна чего-то большего, чем обидные замечания и оскорбления!

Крепче сжимаю зубы, чтобы сдержаться и не стать посмешищем в глазах Ветрова, да и всех одноклассников, а потом киваю. И даже не сопротивляюсь, когда Булатов оставляет на моих наглухо сомкнутых губах мокрый след от поцелуя.

— Умница, — шелестит на ухо Тоха и довольный садиться рядом.

В ушах отдаётся биение сердца. Совершенно позабыв о правильном ритме, оно на бешеной скорости врезается в грудную клетку и с диким шумом отскакивает обратно. Я ничего не слышу. С трудом различаю дребезжание звонка и на автомате отзываюсь на перекличке. Булатов, как специально, придвигается всё ближе и постоянно касается моей руки.

— Ты чего дёргаешься? — шепчет Тоха, пока Синичка выводит на доске тему урока. — Не выспалась?

— Антон, я…

Наверно, это предел! Мне так противно от само́й себя, что готова гореть в аду вместе с Ветровым, лишь бы не близость Булатова. Быть с ним — выше моих сил. Но старания разорвать наш уговор прерываются стуком в дверь.

На пороге Смирнова. Растерянный взгляд. Несмелые попытки объяснить опоздание. Злата спешит на своё место, но прежде чем сесть, с сожалением смотрит на меня. На мгновение становится неловко: она задержалась по моей вине. На задворках сознания мельтешит мысль, что пора нам уже мириться. Но внезапно Смирнова переводит взгляд в сторону Ветрова и робко тому улыбается. Не мне. Ему! А Сава отвечает. Кивком, приподнятыми уголками губ и по-человечески тёплым взглядом. От обиды всё внутри сворачивается в тугой узел.

— Что ты хотела сказать? — напоминает о себе Антон, а я до боли кусаю губы и нестерпимо хочу отомстить Ветрову! За то, что лишил подруги! За то, что рядом со мной Тоха! За мои слёзы этой ночью и подорванную веру в себя! Я не пойду ко дну в одиночку! Ни сегодня, никогда!

— А? — Отворачиваюсь от Златы и дарю улыбку Тохе. Пусть через силу, до рвотных позывов и желания испариться. Булатов мой шанс поставить Ветрова и Смирнову на место, и я его не упущу. — Да, Тоша, не выспалась.

— Я тоже. — Вальяжно растягивается на стуле Антон. — Эти утренние тренировки меня когда-нибудь доконают!

— Ветров теперь с вами?

— Ага, по протекции твоего папочки! Жесть, у этого доходяги руки явно растут из…

— Не надо! Не продолжай! — отмахиваюсь от парня и перевожу внимание к доске.

Синичка наконец дописывает тему урока и, применив всё своё красноречие, пытается донести до нас морфологические особенности разговорной речи. Да только уроку русского сегодня, видимо, не суждено начаться.

Прекрасные порывы Алевтины Ивановны вновь бесцеремонно нарушает стук. Как по команде, все взгляды учеников обращаются к двери. По рядам волнами проносятся смешки и колкие замечания, но все они стихают, стоит на пороге нарисоваться Симонову. Он, как и Злата, опоздал. Но вовсе не это вынуждает девчонок прикрыть ладошками рты, а парней скривить носы. В классе повисает гробовая тишина. Синичка, обомлев, плюхается за учительский стол. Дрожащей рукой она стягивает с носа очки и начинает натирать линзы плюшевой салфеткой.

— Митя? — пищит она, не с первой попытки вернув очки на место. — Что случилось? Кто? Кто это с тобой сделал? Когда?

— Неважно, — шепелявит разбитыми губами парень. — Я могу войти?

— Д-да, конечно, — суетится классная.

— Чего уставились? — бурчит Митя, размеренно проходя между рядов, но все вокруг продолжают смотреть на его обезображенное синяками лицо, замазанное зелёнкой и сплошь заклеенное кусочками пластыря. Зрелище, прямо сказать, не для слабонервных.

— Кто тебя так? За что?

— Под машину попал?

— Ага, катком нашего Митьку переехало!

— Не смешно! Симонов, больно?

— В полицию надо!

— Да какая полиция, пацаны? Пусть скажет, кто, и мы сами ему уши надерём! Верно?

— Хватит! — шипит Симонов и садится прямиком за Тохой. В отличие от остальных ребят, Булатов не задаёт вопросов, лишь напряжённо сжимает кулаки, мысленно раздирая обидчиков Митьки на куски. Интересно, он догадывается, чьих это рук дело?

Зато я знаю наверняка! Сбитые костяшки пальцев, волчий взгляд… Я была права: Ветров не человек — монстр!

Глубокий вдох и медленный выдох. Ещё раз. И ещё. В мыслях только один вопрос: за что? За длинный язык? За Злату? За меня? Горькая улыбка и тошнотворное осознание правды: нет, конечно, не за меня! Новая волна злости и неконтролируемой зависти накрывает с головой.

Тем временем разговоры среди одноклассников не смолкают. И даже просьбы Синички вернуться к уроку остаются не у дел. Атмосфера в классе пропитана всеобщим любопытством и накалена до предела.

— Хорош трепаться! — внезапно голосит Симонов, видимо, устав от пристального внимания одноклассников. — За дело я получил, ясно?

— Да за какое такое дело можно так изуродовать человека?

— Ты что, Митька, в продуктовом колбасу украл?

— Да не, ребят, это ему от бати привет за трояк по инглишу.

— Скажешь тоже, Стасян! За двояк тогда Митьку вообще кастрируют, что ли?

— Хватит! Хватит! Угомонитесь! — взвизгивает Синичка. — А ты, Симонов, либо признавайся, либо к директору с родителями! Сегодня же!

— Чё сразу к директору? Обиделся один влюблённый придурок, что я лишнее на уроке ляпнул в адрес его крали, вот и сорвался!

— И кто это у нас такой влюблённый в классе, а? — ехидно уточняет Вита, а сама глазками в мою сторону стреляет. Глупая, мимо целится!

— Я! — Всего одна грубо брошенная буква, но в кабинете моментально воцаряется тишина.

— Это ложь! — Растерянные слова срываются с губ, но тут же тонут в гуле голосов одноклассников.