Театр Теней - Кард Орсон Скотт. Страница 13

Но стены спровоцируют китайцев на действия, и тогда индийцы ощутят сапог угнетателя на своей шее.

Стены – как укус комара, который заставит китайцев чесаться, не пуская крови. Не рана, а просто неудобство. Но этот укус заразит новую Китайскую империю болезнью – смертельной, как надеялась Вирломи.

И она шла своим путем по жаре сухого сезона, блуждала среди деревень, избегая больших городов и больших дорог, петляя, шла на север. Никто не назвал ее изобретателем стен. Она даже не слышала слухов о себе. Всюду рассказывали, будто стены начали строить где-то в другом месте.

И у них было много названий. Флаг Индии. Великая Индийская стена. Стена Женщин. И даже такие были имена, которых Вирломи не могла себе представить – Стена Мира, Тадж-Махал, Дети Индии, Индийская Жатва.

Все эти названия звучали для нее как стихи. Все они говорили о свободе.

6

Гостеприимство

Когда Сурьявонг привез Ахилла из Китая, Питер точно знал, что собирается сделать с пленником.

Он станет его изучать до тех пор, пока Ахилл будет казаться безвредным, а затем выдаст его, скажем, Пакистану на суд.

К прибытию Ахилла Питер готовился очень тщательно. На каждый компьютерный терминал Гегемонии была установлена сторожевая программа, записывающая каждое нажатие клавиши и фотографирующая все страницы текста и изображения экрана. Почти вся эта информация сразу же будет стираться, но все действия Ахилла будут зафиксированы и изучены – для определения его связей и сетей.

Тем временем Питер будет давать ему задания и смотреть, что Ахилл с ними сделает. Не стоило даже на миг думать, что Ахилл будет действовать в интересах Гегемонии, но он может оказаться полезен Питеру, если держать его на достаточно коротком поводке. Фокус в том, чтобы использовать его как можно лучше, узнать как можно больше, но нейтрализовать его раньше, чем он сможет сорганизовать предательство, которое, несомненно, замыслит.

Питер обдумал было, не подержать ли его сперва под замком перед тем, как дать участвовать в работе Гегемонии. Но такие вещи действуют, только если объект подвержен таким человеческим эмоциям, как страх или благодарность. С Ахиллом это будет потеря времени.

Поэтому, как только Ахилл привел себя в порядок после перелета через Тихий океан и Анды, Питер пригласил его на ленч.

Ахилл, конечно, явился и, надо сказать, удивил Питера тем, что вроде бы вообще ничего не пытался делать. Он поблагодарил за спасение и за ленч примерно одним и тем же тоном – искренне, но без всепоглощающей благодарности. Разговаривал он непринужденно, приятно, иногда забавно, но ни разу не попытался шутить. Он не стал поднимать тему международного положения, недавних войн, причин своего ареста в Китае, не задал ни единого вопроса, зачем Питер его спасал и что собирается делать с ним дальше.

И не спросил Питера, будет ли суд за военные преступления.

В то же время он вроде бы ни от чего не уклонялся. Казалось, достаточно Питеру спросить, каково это было – предать Индию и устроить мятеж в Таиланде, чтобы вся Южная Азия упала в его руки созревшей папайей, и Ахилл расскажет несколько забавных случаев, а потом перейдет к похищению детей из джиша Эндера в Командной школе.

Но раз Питер на эту тему не заговаривал, Ахилл скромно воздерживался от упоминания своих достижений.

– Я хотел спросить, – начал Питер, – ты сильно устал от борьбы за мир во всем мире или согласен был бы нам здесь помочь?

В ответ на едкую иронию Ахилл даже глазом не моргнул, а ответил так, будто принял слова Питера за чистую монету.

– Я не знаю, пригожусь ли, – сказал он. – Я последнее время был вроде как ориенталистом, но, судя по положению, в котором меня нашли твои солдаты, не очень хорошим.

– Ерунда, – отмахнулся Питер, – каждому суждено иногда ошибаться. Мне кажется, что твоей ошибкой был слишком большой успех. Не помню, буддизм, даосизм или конфуцианство учат нас, что делать что-либо безупречно – ошибка? Такое действие провоцирует зависть, а потому совсем не безупречно.

– Мне кажется, это были греки. Совершенство вызывает зависть у богов.

– Или коммунисты. Срезать голову каждой былинке, которая возвысится над остальными.

– Если ты считаешь, что я чего-то стою, – сказал Ахилл, – я буду рад сделать все, что в моих силах.

– Спасибо, что не сказал «в моих скромных силах». Мы оба знаем, что ты – мастер большой игры, и я лично никогда не хотел бы играть против тебя один на один.

– Я уверен, что ты бы запросто выиграл.

– Почему ты так думаешь? – спросил Питер, разочарованный этими – впервые за весь разговор – льстивыми словами.

– Потому что, – ответил Ахилл, – трудно не проиграть, когда все козыри у твоего противника.

Значит, не лесть, а реалистическая оценка ситуации.

Или… или все-таки лесть, потому что Питер точно не имел всех козырей на руках. У Ахилла почти наверняка их осталось достаточно, раз он имел когда-то к ним доступ.

Питер обнаружил, что Ахилл умеет быть очень обаятельным. Была в нем какая-то благородная сдержанность. Ходил он довольно медленно – наверное, привычка с тех времен, когда ему еще не вылечили хромую ногу, – и не делал попыток доминировать в разговоре, хотя и неловкого молчания тоже не было. Почти незаметная личность. Незаметно обаятельный – бывает такое?

Питер завтракал с ним три раза в неделю и каждый раз давал ему различные задания. Он дал Ахиллу собственный бланк и сетевую личность, обозначавшую его как «ассистент Гегемона», но в мире, где власть Гегемона представляла собой исчезающие остатки былого единства, к которому был принужден мир во время Муравьиной войны, Ахиллу достался пост тени от тени власти.

– Наш авторитет, – заметил ему Питер за вторым ленчем, – очень легким весом лежит на вожжах мирового правления.

– И лошадям так удобно, будто ими вообще не правят, – поддержал Ахилл шутку, не улыбнувшись.