Толстушка и красавчик (СИ) - Ермолина Юлиана. Страница 17

Позавтракав, я отправился в цветочный магазин и купил шесть белых роз. Помнится, как мама мне на ушко шепнула по секрету, что она любит белые розы. Попросил обстричь их покороче, чтобы они поместились у меня за пазухой. Укутал их своей курткой, застегнул на молнию и поехал на кладбище.

На кладбище у маминой могилы стояли свежие красные розы. Значит, отец уже был здесь. Он всегда дарил маме красные, хотя она любила белые. Я поставил белые розы к красным в одну вазу. Сел на лавочку и долго рассматривал мамину фотографию. На ней она улыбалась. Такой я ее и запомнил. Она умерла от рака, но никогда не жаловалась на боль. При виде меня она всегда улыбалась и называла меня «Женя, Женечка, мой львёнок». Львёнок — из-за моей густой шевелюры. За это можно сказать спасибо отцу. Хоть что-то от него хорошее досталось.

Я погладил мамину фотографию. Мамочка, как мне тебя не хватает. Как ты мне нужна. Почему я не ценил те мгновения, что у нас были или что могли бы быть? Почему ты молчала? Ведь зная, что тебе недолго осталось, я бы вел себя по-другому. Я бы не тусил на вечеринках, не возвращался бы домой под утро, не пил бы спиртное. Ведь у тебя было столько возможностей признаться мне, но ты молчала. Помню, что ты часто лежала в больнице, как сейчас понимаю на химиотерапии, но мне говорила, что это простое обследование. И что врачи такие непутевые, каждый раз не могут ничего найти у тебя. Ах, мамочка, если бы я только знал. Мне ведь было всего шестнадцать. Я только вкусил взрослую жизнь, не зная и не замечая, что твоя жизнь в этот момент медленно угасает.

Пытаюсь восстановить те события и слова, что ты мне говорила напоследок, о чем просила меня. Но помнится с трудом. Только какие-то обрывки. Ведь я не воспринимал твои слова. Считал, что все это родительские бредни. И вы ни черта не понимаете, что мне и моей душе нужно. Как я ошибался. Оказалось, что больше всего на свете мне нужно, чтобы вы просто были рядом. А теперь у меня нет ни тебя, ни отца. Нет, физически он существует, но для меня он умер. Умер в тот день, когда привел в наш дом свою Танечку.

«Сынок учись, в жизни образование очень пригодится» — эту мамину фразу я хорошо помнил, ведь она меня так бесила. Только из-за обещания отца прекратить мое финансирование, если я не пойду в десятый класс, я пошел и закончил одиннадцать классов. После этого я психанул, и ударился во все тяжкие. Девушки, пьянки, драки, уходы из дома. Отец это быстро прекратил, отправив меня в армию. Год в армии не прошел зря. Там мне вставили мозги на место. И вернувшись, я решил последовать совету мамы и поступил в универ. Я пытаюсь серьезно подходить к учебе, но сейчас я в замкнутом круге. Всё раздражает, всё бесит. Надоело быть одному. И речь тут не о девушках и симпатии. Этого хватает. Хочется душевной теплоты и заботы. Но ее могла мне дать только мама. Мамочка, почему так рано? Почему именно ты? И отчего так погано на душе?

Я еще недолго посидел с единственным родным для меня человеком, которого, к сожалению, уже никогда не вернуть и пошел к выходу. Куда ехать и как отключить хоть на время свою голову? Ведь в ней сейчас только тоска и одиночество. Сел на свою верную лошадку и поехал. Просто поехал, куда душа зовет.

Захотелось с кем-то поговорить, просто чтобы кто-то выслушал. Ну или хотя бы просто с кем можно молча посидеть. Сам не знаю почему, но я оказался на даче у Соколовой. Почему я приехал к ней? Не знаю. Просто наверно она единственный человек, который может меня выслушать. Хотя, честно говоря, до конца я не уверен в этом.

Подъехал к воротам и нажал на звонок, но никто не ответил. Подумал, что это знак, и что мне нужно уезжать, но рука сама потянулась за мобильником. Нашел запись Соколова, и нажал вызов. После второго гудка уже решил положить трубку, но услышал: «Слушаю тебя, Женя! Что-то случилось?» Этот голос и ее тревога в ответе мне сразу дали ощущение, что я сделал правильный выбор, позвонив ей.

Глава 19.

Сегодня я провалялась в постели до одиннадцати часов. Так хорошо я давно не спала. Но пробуждение было резкое и внезапное. Во всем виноват мой сон. Сегодня мне в первый раз приснился Сомов. Но сон был странный.

Мне снилось, что на улице очень тепло, жара. Мы с Сомовым едем на мотоцикле. Я в легком летнем платье, по ветру развеваются мои волосы и часть подола. Сомов в футболке и я обнимаю его и чувствую тепло его тела. И нам так хорошо вдвоем. Мы приезжаем на речку. Хочется охладиться, искупаться. Женя снимает футболку, и я вижу его обнаженный торс. Мне нравится этот вид. Он подходит ко мне и целует. Я сразу таю от тепла и его поцелуя. Оставив сладкий привкус своего поцелуя на моих губах, он уходит купаться и зовет меня. Но я стесняюсь показаться ему в почти обнаженном виде, ведь мое платье прилипнет к телу. Я остаюсь на берегу любоваться им. Он плывет, улыбается и пытается обрызгать меня. Я тоже улыбаюсь в ответ. Но внезапно вокруг него образовывается воронка и затягивает его все сильнее. Он барахтается, сопротивляется, но его силы уже на исходе. Я кричу, что есть сил: «Женя, Женечка» и тяну к нему руки, словно они могут спасти его, и резко открываю глаза.

Необычный сон. Но это всего лишь сон. Отгоняю его от себя. Пора вставать! Видимо мама уже давненько дожидалась моего пробуждения. Так как, не успела я только опустить ноги с кровати, как она зашла ко мне в комнату.

— Доброе утро, Машуля.

— Доброе утро, мам. Что-то случилось?

Мама в моей комнате редкое явление, обычно мы встречаемся с ней на кухне.

— Почему сразу случилось? — она нервничает, вижу это по ней.

— Ну раз всё хорошо, то пошли завтракать, — предчувствую, что она хочет поговорить об Антоне.

— Сейчас пойдем, — она мнется. — Там просто папа, а я бы хотела с тобой наедине поговорить, — я так и знала. Не зря живу с родителями восемнадцать лет. Выучила уже. — Машуля, а у тебя с молодым человеком, который вчера к нам приходил, романтические отношения?

Вот если бы мы болтали с ней по телефону, то я бы ударила ладонью себе по лбу. Начинается.

— Мама, вчера ко мне приходил Антон. Это мой друг. И у него есть девушка, — а про себя подумала, наверно есть. Но маме это знать ни к чему, а то замучает и дальше вопросами.

— А кто тебя вчера подвозил? — мама очень плавно задает этот вопрос, боится, я думаю, меня спугнуть своим напором. Но я напряглась.

— Мама, ты что караулила меня у окна?

Я в легком шоке. А если бы, ну так, пофантазировать, мы бы с Сомовым поцеловались? Получается, сделали бы это у нее на глазах?

— Почему караулила? — она подбирает слова. — Я просто волновалась за тебя. В первый раз ты с незнакомым парнем куда-то ушла.

— Мама, мне восемнадцать лет! — я завелась.

— Для меня ты всегда будешь маленькой. Ты пойми, мы с отцом не против, чтобы ты встречалась, влюблялась, но мы должны знать с кем и где ты находишься. — Она выдохнула. — В конце концов, мы за тебя беспокоимся.

Вот это ее «в конце концов» означает, что спорить здесь бессмысленно. Но я тоже не собираюсь сдаваться. Ничего не расскажу про Сомова, как бы она не пыталась. Я надула губки и обиженно отвернулась. Мама, посмотрев на меня, поняла, что разговора дальше не будет. Она тихонько встала и, уже уходя, сказала:

— Маша, я еще хотела сказать, чтобы ты имела голову на плечах и думала о средствах защиты.

Я подняла на нее свои глаза, и, почти прикрикнув, ответила:

— Мама! Мне восемнадцать, а не пятнадцать лет.

Она взглянула разочаровано на меня и пошла к выходу со словами:

— Ладно, моя взрослая дочь, пошли завтракать.

Мама ушла, закрыв дверь моей комнаты. А мне хотелось бросить подушку ей вслед. Разозлила меня с самого утра. Обращается со мной как с ребенком. Да и какие романтические отношения? Как вчера Лиза сказала: «Где я и где Сомов». Правда, фраза была немного другая, но и для Сомова эта фраза тоже подходит. Я переоделась, расчесалась и пошла на завтрак.

Мама приготовила мои любимые оладьи. Она сделала вид, что ничего не произошло, но я чувствовала напряжение между нами. Ну и пусть. Нечего вмешиваться в мою личную жизнь.