Не отступать и не сдаваться. Том 3 (СИ) - Тыналин Алим. Страница 18
— Это что же, Леха-Носорог и этот, как его, Бидон, что ли? — протянул я в сомнении. — Про них спрашиваете?
Я вспомнил, при каких обстоятельствах встретился с ними в последний раз и начал догадываться в чем дело.
Следователь еле заметно кивнул. И продолжал вопросительно смотреть на меня. А что ему сказать? Правду, наверное, чего выдумывать. Что интересно, случилось с этими идиотами, раз дело дошло до милиции?
— Это бывший парень моей девушки, — объяснил я. — И его приятель. Они пару раз пытались отогнать меня от нее, но у них ничего не получилось.
Следователь снова понимающе кивнул.
— Это понятно, с кем не бывает. А что случилось совсем недавно, в вашу последнюю встречу с ними?
Чувствуя себя немного неловко под его пристальным взглядом, я рассказал, как прошло мое последнее свидание с Леной. Следователь записал мой рассказ и переспросил:
— Значит, этот самопал вытащил Золотарев? А выстрелил из него Петрухин? Правильно я вас понял?
Я снова подтвердил. Тогда следователь вытащил из папки и показал мне бумажку, исписанную корявым почерком.
— А как вы объясните тогда вот этот факт? Петрухин написал заявление на вас. О том, что это вы принесли самопал и выстрелили в него. Он пытался забрать оружие и повредил себе руку. Очень сильно, кстати. Возможно, ему ампутируют два пальца. А его товарищ Золотарев подтвердил это. В своих показаниях они указали, что поссорились с вами из-за девушки.
С полминуты я сидел, потеряв дар речи от изумления. Сначала проигрыш от Дубинина, а теперь это.
Сегодня явно не мой день. Поневоле начнешь верить в гороскопы. Все звезды сошлись самым неблагоприятным для меня образом.
— Так это наглая ложь, товарищ следователь. Наоборот, я же говорю, это Леха притащил этот дурацкий обрез и пытался выстрелить из него. А потом он попал в руки Бидона, этого, как его, Петрухина и он сам выстрелил из него. Обрез разорвался у него в руке и нанес травму.
— Послушайте, товарищ Рубцов, травмы, которые получил Петрухин, действительно произошли, когда он держал в руках это самодельное огнестрельное оружие. Однако он утверждает, что это вы подожгли запал и он успел выхватить его у вас из рук в последний момент, в процессе борьбы. Теперь ваши показания противоречат друг другу. И на данный момент я склонен верить ему больше, потому что он сразу обратился к нам, а вас мы вынуждены были долго искать.
Вот же скотина этот Бидон. Накатал заяву не по делу.
— Послушайте, Андрей, — сказал я, пытаясь убедить следователя. — Я боксер, вроде неплохой, вы это знаете. Этого Леху я до этого уже хорошенько проучил, еще зимой. После этого он держался от меня подальше. Как думаете, нужно ли мне брать с собой самопал, чтобы расправиться с ним? Ну, сами посудите логически?
Следователь немного наклонил голову, но продолжал испытующе разглядывать меня.
— Если вы говорите правду, то конечно. Смысла нет. Но вот он парень немаленький. Да и Петрухин тоже. На самом деле все могло быть иначе. Кто может подтвердить ваши показания?
Был только один человек, который мог бы подтвердить мои слова. Вот только я с ней недавно расстался. Эх, поторопился, однако. Но следователь ждал ответа и я глухо сказал:
— Это Лена. Моя бывшая девушка.
— А почему бывшая? — удивился следователь. — Сегодня я разговаривал с ней по телефону. Она ни словом не обмолвилась о том, что вы расстались.
Я горько усмехнулся.
— Наверное, потому что девушки не очень любят распространяться об этом.
Тогда Андрей залез в папку и выудил оттуда еще один листок.
— Ну, в таком случае непонятно, почему в сегодняшнем разговоре Белоусова Елена Игоревна не сообщила о том факте, что самопал достал Золотарев, как утверждаете вы, — сказал он, заглянув в листок. — Странно, если уж она ваша девушка, хоть и бывшая, то могла бы сказать правду.
Я молчал, будто проглотил клей и заклеил себе губы. Ну конечно, это маленькая месть от моей бывшей зазнобы. Не удивлюсь, если она подтвердит показания Лехи и Бидона, сказав, что это я притащил ту гребаную хлопушку.
— Молчите, значит, — удовлетворенно сказал Андрей. — Ну, раз так, мы тогда вас оставим здесь, до выяснения всех обстоятельств. А то вы слишком неуловимый. Завтра как раз послушаем показания Белоусовой и если они подтвердятся, то…
Он многозначительно замолчал и собрал бумаги в папку. Я продолжал хранить похоронное молчание. Надо бы поднять голос, потребовать, чтобы меня отпустили, но меня как будто сковали по рукам и ногам. Да еще и кляп в рот словно сунули.
— Завтра все выяснится, — сказал следователь и вышел из кабинета.
Я сунулся было за ним, но в коридоре оказался постовой. Здоровенный малый, он глянул на меня, спросил:
— Куда собрался?
Мне пришлось вернуться обратно. Вскоре тот же постовой отвел меня в камеру. Небольшое узкое помещение, койки, прикрепленные к стене. В углу санузел.
Войдя, я повел носом. Пахнет, как в заднице у бегемота. Пол черный от давно въевшейся грязи.
Возле небольшого зарешеченного оконца, расположенного у потолка, на корточках сидели двое. Морды сизые и небритые, носы красные, глаза маленькие и хитрые.
Оглядевшись, я тоже присел на корточки. У стены, возле коек. Задумался.
Ситуация, честно говоря, не ахти. Полное дерьмище. Ладно, бог с ним, с заявлением в стрельбе из самопала. Отобьюсь как-нибудь. Правда все равно вылезет наружу, так или иначе.
Вот только как это скажется на моей спортивной карьере? Вот в чем главная проблема.
Быть замешанным в уголовке — это крест на всех дальнейших спортивных достижениях. Во все времена, хоть в двадцать первом веке, хоть в двадцатом, хоть в девятнадцатом.
Я заскрипел зубами от бессилия и злости. Если в Федерации бокса или в Спорткомитете узнают о моем нынешнем положении, мне кранты. Достаточно тому же следователю завтра направить запрос в любую из этих инстанций, с просьбой предоставить на меня характеристику.
И все, мало не покажется. Титул чемпиона не поможет. Наоборот, еще больше усилит падение. Как балласт, с которым я еще быстрее пойду ко дну. Что делать?
— Че расселся?
Я не сразу догадался, что обращаются ко мне. Те двое, что сидели у окна, вроде поднялись и неспешно маячили по камере. Я не обращал на них внимания. Не больше, чем на мух, жужжащих над ухом.
А теперь вдруг они возникли передо мной. Руки в брюки, на толстых мордах гадливые улыбочки.
Поизмываться решили над новичком? Представление себе решили устроить? Не надо ребята, я сейчас вообще не в настроении.
— Э, гнида, ты че, оглох, что ли? — второй легонько пихнул меня ногой, обутой в старый потертый ботинок. — Отвечай, когда с тобой люди разговаривают.
Ладно, сами напросились. Постараюсь не нанести слишком сильных травм.
Я поднялся с корточек. Потер онемевшие ноги, размял мышцы. Сейчас мне понадобится быстро двигаться. Надо, чтобы кровь беспрепятственно бежала по жилам.
И все же, глядя на подошедших ко мне арестантов, я видел, что они вовсе не бойцы. Крепкие, жилистые, но не спортивные. Реакция и дыхалка наверняка на нуле. Зато нахальства и злобы хоть отбавляй.
На всякий случай я сделал последнюю попытку договориться.
— Мужики, давайте не будем? — попросил я примирительно. — Честное слово, настроения нет разборки устраивать.
Но тот, что стоял справа, схватил меня за ворот футболки. Приблизил щекастую морду, процедил:
— Тебе же сказали, не рыпайся. Гони кошелек, дай пощупаем. С тебя плата за въезд на хату.
И довольно улыбнулся товарищу.
— Да ты у нас поэт, Валера, — захихикал второй.
Я устал их слушать.
Коротко развернул корпус, влепил поэту в живот короткий боковой. Левой, не убирая его руки с моего ворота. Тут же добавил правой, в печень.
Молниеносная атака. Как укус змеи, исподтишка. Специально бил в туловище, чтобы не оставить следов у него на лице. Чтобы он не опрокинулся на пол и не сломал себе затылок. Чтобы руку себе не повредить о его черепные кости.