Без Веры... (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 63

— … Владимир Дмитриевич, вы непременно должны… — весьма резво проскакала мимо меня мадам Еропкина, и я так и не узнал, что именно ей внезапно оказался должен один из лидеров Конституционно-демократической партии.

— Жужа, девочка моя! Куда ты?! — с надрывом в голосе воскликнула владелица болонки, пытающаяся догнать разрезвившуюся собачонку и порой переходя на нелепую трусцу.

— … право, не знаю… — заламывая руки перед дамами, страдает Ольга Николаевна. Обхожу их по широкой дуге, подхватив с повозки корзину с припасами и поставив на плечо, чтобы прикрыть лицо.

Дамы-благотворительницы, это особая категория людей, со скромными нимбами поверх модных шляпок и полным пониманием своей земной миссии в этом бренном мире. Несут они себя скромно, но с большим достоинством, и не дай Бог, кто-либо не заметит, а пуще того — не оценит этого скромного достоинства.

Если же она заседает в полудюжине благотворительных комитетов, числится учредительницей, главой подкомитета и считается активисткой, сияние её нимба становится вовсе нестерпимым. Такая дама преисполнена самоуважением и искренне считает, что этикет, правила приличия и нормы морали могут отступить в сторонку, если нужно Ей.

Не скажу, что дамы вовсе уж бесполезны, но как правило, вся их активность не идёт дальше устроения благотворительных базаров, посещения раненых в госпиталях и щипания корпии. Собранные деньги чудесным образом идут чёрт знает куда, но крайне редко по назначению!

Нет, не воруют… как правило. Просто финансы расходуются удивительно небрежно и нерачительно, буквально утекая сквозь пальцы серебряными ручейками.

Но даже если собранные средства и доходят до опекаемых, то как правило, в виде бумажных иконок, освящённых Иерусалимским патриархом крестиков из ливанского кедра и дешёвых молитвословов. И почему-то чем громче название комитета, и чем больше в нём громких фамилий, тем ниже отдача.

Обычные мещаночки, просто собравшись по-соседски и не говоря громких слов, делают для раненых много больше… Да хотя бы просто помогая госпитальным прачкам стирать исподнее!

Бывают и исключения, но их не так много, и все они на слуху. Самые громкие — санитарные поезда, собранные на средства знати. Но если подсчитать совокупные доходы сестёр милосердия (почти сплошь из аристократических фамилий) в таких поездах, а потом вспомнить, что их отцы и мужья получили состояния, так или иначе паразитируя на представителях низших сословий, то выглядит это скорее попыткой откупиться за счёт дешёвого пиара.

— Опоздали, — слышу женский голос, преисполненный тем сочувствием, что пуще злорадства, и повернувшись вслед за дамой, вижу проезжающие мимо экипажи, из которых смотрят на занятое местечко с нескрываемой досадой.

— Алексей Юрьевич, — окликнул меня бывший депутат Думы, когда я поставил корзину на землю, — вы не разрешите наш спор?

— Хм… если это будет в моих силах, — пожимаю плечами, а через несколько минут отхожу, изрядно озадаченный. Разговор наш, если разобрать его по деталям, препустейший на удивление. Тот случай, когда сказано много красивых и умных слов, но смысла — ноль! Этакая беседа «ни о чём» в британском стиле, позволяющая не сказать ничего лишнего, но неплохо показать собственный уровень образования и эрудиции, а заодно и присмотреться к собеседнику. Пожав плечами, выкидываю из головы господина Набокова и его сыновей.

Вести беседы такого рода я умею, но скорее менее, чем более. А уж какое обо мне составят впечатление Набоковы… Да плевать!

Я как-то переболел пиететом перед историческими фигурами… по крайней мере, в острой форме! Накатывает иногда волнами, но вспоминаю, что и в двадцать первом веке был знаком с людьми из тех, что «на слуху» у значительной части человечества, а с некоторыми так даже приятельствовал.

Не специально, разумеется. Обычная теория шести рукопожатий [55], особенно хорошо действующая, если работаешь в строительном бизнесе, пытаешься одновременно учиться в университете(заниматься самообразованием «вообще», в том числе посещая выставки) и занимаешься туризмом. Подборка интересных знакомств образуется как-то сама по себе, самым естественным образом.

В этом времени круг людей хоть сколько-нибудь образованных, и тем более, образованных по-настоящему хорошо, очень узок. На Сухаревке, вот так вот запросто, сталкиваюсь постоянно с Елпидифором Васильевичем Барсовым [56], шапочно знаком с Гиляровским и Цветаевой. С последней, к слову, успел заочно рассориться из-за не вполне корректного (по её мнению) перевода одного полузабытого итальянского поэта, а потом также заочно помириться, когда оказалось, что мой перевод оказался максимально точным и вполне корректным.

В их круг я не вхожу ни в коем разе, но в орбитах вращаюсь, притом сам того не желая. Так получается… узок круг наш, очень узок. Все друг друга знают, приходятся родственниками и свойственниками, учились в гимназиях, которых в Москве всего несколько…

… а будущий Великий Писатель пока что просто худой, несколько манерный и болезненный, но обаятельный молодой человек, который мне решительно не приглянулся! Бывает…

Набокова-старшего, и вовсе, я считаю человеком скорее эксцентричным, нежели по-настоящему дельным. Одна его эскапада с устройством прапорщиком в ополчение после начала войны чего стоит! Грамотный юрист, дельный политик, и…

… зачем? Серьёзными делами в захолустье заниматься решительно невозможно! Да и… ополчение? Серьёзно!? Я понял бы ещё, если он полез в окопы, ведомый саморазрушением, но ополчение в глубоком тылу? Полковой адьютант?!

Я могу ошибаться, но больше всего это походит на желание набрать политических очков для будущей избирательной кампании, и одновременно устраниться от неизбежных во время войны непопулярных решений [57].

Посетив выделенные для мужчин кусты с почти нормальными удобствами, отправился собирать детвору, пока они по младости лет и живости характера не вляпались в приключения.

Лжедмитрия я обнаружил быстро, отпрыск семейства Сабуровых помогал даме ловить Жужу, то бишь играл с весело тявкающей болонкой в догонялки, пока хозяйка, стеная и отдуваясь, звала «свою девочку».

— Тяф-ф! — припав на передние лапки, собачонка весело мотыляет белым хвостиком. Она уже нагонялась на бабочками, съела нескольких жуков и до полусмерти напугала ящерицу!

— Тяф-ф! — храбрый охотник, полчаса назад убивавший львов одним выстрелом, пытается передразнивать собаку. Не могу удержаться…

— Гаф-ф! — весьма натурально рявкаю, подкравшись к Дмитрию Младшему сзади, отчего тот взмывает свечкой вверх, а затем несколько секунд мечется по поляне.

— Извини, храбрый брат Бледное Лицо, — говорю почти серьёзно, — не смог удержаться.

— Ну вы даёте, Алексей Юрьевич… — он уже отошёл, — а меня так научите? А…

— Михаил Остапович! — рявкаю вместо ответа и трусцой бегу к алыче, — Фу! Выплюнь!

Миша, который любит бабушку и поесть, отпускает большую ветку, и та взмывает вверх, разбросав по поляне несколько спелых алычин.

— Михаил Остапович, вы видели хоть один туалет, пока бы ехали сюда? — интересуюсь у него вместо всяких нотаций.

— А? Н-нет… — теряется мальчик, — а-а! Понял! Что, совсем-совсем нельзя?

— Можно, — киваю я, — но потом и помытое. Сейчас остальных найдём и пойдём собираться ягоды.

— А-а… — этот вариант вполне устраивает Охрименко, он вообще покладистый и спокойный мальчишка.

Лёвочку Ильича мы нашли прислонившимся к смолистому стволу одичавшей вишни, изучающего искусство плювания через дырку в зубе и меланхолично собирающего с ветки кислые ягоды. Не иначе как для этого самого плювания… дрянь ягоды, их едят только птицы и дети.

— … а он предупреждал её оставить новых друзей и вернуться к нему, — слышу ненароком обрывок сплетни от дам за кустами и морщусь. Судя по всему, обсуждают очередную свою знакомую с пристрастием к «восточным человекам», историй такой рода в Крыму — пруд пруди!