Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 32

– Второго раза она не переживёт! – заявляет он, не отрывая взгляда от дороги, когда мы отъезжаем от набережной в сторону центрального парка.

– Он не обидит её, – отвечаю поспешно и лишь потом обдумываю слова водителя. – Что значит «второго»? Когда этот придурок успел её обидеть?

 Родион молчит и лишь качает головой, снисходительно улыбаясь.

 – Не он, –сухо заявляет он, когда тишина в салоне уже начинает раздражать.

– А кто? – Мне не нравится интонация водилы, но я делаю скидку на его состояние, прокручивая возможные варианты в голове. Не удивлюсь, если сейчас всплывёт имя сводного брата Кшинской (Кирилла, вроде), но Родион обрубает мои догадки на корню.

 – Думаешь, я не понимаю, что тогда она была у тебя? То, что я не сообщил об этом Петру Константиновичу, так это только из уважения к чувствам Арины. Я же её с пяти лет знаю... Она – ровесница моей дочери... Если дурёха решила молчать, то я поддержу её, но не тебя, Амиров.

 В ушах шум. Слова водителя никак не хотят укладываться в моём сознании: о чём он говорит, почему смотрит на меня, как на врага? О чём решила молчать Арина?

 – Родион, я не понимаю…

 – Не надо! – прерывает меня тот. – Я приехал за ней чуть раньше и прекрасно понял, откуда она шла в таком убогом виде. Арина может обманывать отца сколько угодно, ты, Лерой, и дальше изображать святого, но я видел сам, как её всю трясло, как всю дорогу до дома она неистово кусала губы и беззвучно рыдала. Я уже молчу о том, что привёз я её в коттеджный посёлок в платье и на каблуках, а забирал в мужской одежде и босую. Да, не отрицаю и свою вину. Я тоже хорош: пошёл у девчонки на поводу! Знал же, что никакой подруги у неё там нет, но был уверен, что ты её не обидишь! Я не знаю, зачем она тебя выгораживает, да и это, по сути, не моё дело. Но, поверь, если Макеев попытается с ней сотворить то же, что и ты, от бедной девочки не останется ничего, понимаешь?

– Нет, – шепчу я, сжимая её мобильный в руках. – Я ни хрена не понимаю, Родион! Когда и откуда ты её забирал? Что вообще произошло?

 Мне так хочется, чтобы Родик сейчас промолчал, чтобы сказал, что пошутил или ошибся, но мысленно уже знаю ответ. Вот только озвучить его боюсь даже самому себе.

– Родион! – вырывается из меня утробный вой. – Что я сделал?

 – Тебе виднее, – сухо и с презрением отвечает тот, а у меня сводит дыхание: эти картинки перед глазами, чёртова простыня и поведение Кшинской... Какого дьявола я натворил?! Меня распирает от вопросов и начинает трясти от осознания произошедшего. Мне по-настоящему страшно. И самое поганое, что я не могу вспомнить, что конкретно случилось в ту ночь. Проклинаю себя, что не поднял записи с видеокамер, что напился, как свинья... Недаром чувствовал неладное, но то, что источником проблемы являюсь я сам, никак не хочет укладываться в голове.

 Мои мысли прерывает звук сообщения, пришедшего на телефон Кшинской от Макеева, но явно адресованного мне.

 «Не теряй ее. Мы в Журавлином. У реки. Привезу домой сам». 

 Мне достаточно переслать это послание Петру, чтобы тот разбирался со своим протеже сам, и можно ехать по домам, но только не после того, что вылил на меня Родион.

 – Они в Журавлином, – бормочу сидящему рядом со мной водителю, наконец, понимая мотивы Арины и коря себя за её бездумные и отчаянные шаги. – Поехали. Быстрее!

 Дорога до пункта назначения кажется вечной. Одно радует: едем молча, за что я благодарен Родиону. В моей голове полный хаос из ярких вспышек, его недавних слов и осознания собственной никчёмности. Я хочу всё вспомнить, но в то же время дико этого боюсь.

– Родион, – обращаюсь к водителю на выезде из города. – Позволь, я сгоняю за ней один.

– Не положено, – бубнит тот, не сбавляя скорости.

– Мне нужно с ней поговорить, – отворачиваюсь к окну, понимая, что иначе как по дороге домой Арина не станет меня слушать. – Я не помню, понимаешь? Ни черта не помню! Я в тот вечер был пьян, никого не ждал... Родион, она при тебе не скажет и слова. А я обязан узнать, что произошло.

– Нашёл время! – ухмыляется водила, продолжая давить на газ. – Поговорите завтра или послезавтра. Сейчас Арине нужно быть дома, и так уже задерживаемся.

 Спорить с ним бессмысленно: Родион, как робот, чётко выполняет инструкции. С одной стороны, он прав, но с другой – бесит!

 – Макеев нас ждёт, – вырывается вслух.

 Замечаю, как напрягаются желваки на лице Родика. Он не дурак, тоже всё понимает. Зачем бы ещё Паша стал указывать точное место, если не хотел, чтобы мы их нашли. Откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза, мысленно моля Всевышнего уберечь Арину от поспешных решений и ошибок.

– Может, ты и прав, – соглашается водитель, продолжая гнать по трассе. – Скажу честно, ты мне не нравишься, Амиров, но Макеев вызывает ещё меньше симпатии: слишком он прилизанный и смазливый. Я выйду через пару километров на заправке, вызову такси, но пообещай мне, Лерой, что не обидишь Арину и вы прямиком отправитесь домой.

– Обещаю.

 К крутому берегу подъезжаю один. За окном стемнело, хотя на небе все ещё различимы алые разводы от прощальных лучей недавно зашедшего за горизонт солнца. Медленно продвигаюсь вперёд по гравийке, озаряя дорогу светом фар, пока вдалеке не замечаю внедорожник Макеева и сплетённые тела на капоте.

 Вместо того чтобы затормозить, жму сильнее на газ, всё ближе и ближе подбираясь к беглецам. Меня трудно не услышать: гравий шебуршит под колёсами авто. Меня невозможно не увидеть: мощный свет фар ослепляет на десятки метров вперёд. И всё же они не обращают на меня внимания, продолжая придаваться страстным и обжигающим ласкам. Бесстыжие губы Макеева скользят по шее Арины, его руки по-свойски гладят и прижимают изящное тело девчонки к себе. Моё появление, такое ожидаемое и предсказуемое для него, кажется, лишь сильнее воспламеняет подонка, побуждая того интенсивнее сжимать Кшинскую в своих ненасытных лапах. Но и Арина не сопротивляется. Её глаза закрыты, голова запрокинута к небу. Она отзывчиво реагирует на каждое прикосновение, откровенно изгибаясь в руках Макеева.

 Останавливаюсь от них метрах в пяти-шести, нещадно слепя фарами и открыто намекая, что пора по домам. Но им не до меня! Замечаю, что Кшинская одета и немного успокаиваюсь: я не опоздал. А потом ловлю на себе довольный победный взгляд белобрысого урода, который, не щурясь, смотрит на лобовое стекло и нагло улыбается. Знаю, что тот не видит меня, но явно чувствует моё разливающееся по венам негодование.

 Вылетаю из салона и с силой хлопаю дверцей: давай, мелкая, посмотри на меня! Глупо делать вид, что ничего не происходит. Но Арина, не открывая глаз, лишь упирается лбом в плечо Макеева, то ли сожалея, что их прервали, то ли испытывая неловкость, ожидая увидеть на моём месте Родиона.

 Рожу Павлуши словно переклинило: он продолжает лыбиться и не отводит от меня торжествующего взгляда. Молодец! Доказал, что она выбрала его! А я еле сдерживаю дикое желание подойти и расквасить его довольную физиономию, но своё право указывать Кшинской, с кем зажиматься по углам, я потерял.

– Набегалась? – Мой голос разрывает тишину, но сдержаться не получается. Внутри всё клокочет от увиденного. Делаю несколько шагов вперёд, подходя почти вплотную. – Домой пора!

 От неожиданности Арина поднимает на меня взгляд, отрываясь от крепкого плеча Макеева, и смотрит широко раскрытыми глазами, полными слёз. И тут меня прошибает! Я это уже видел: её раскрасневшиеся щёки, распухшие от поцелуев губы и эти зелёные омуты, залитые слезами.

 «Лерой, посмотри на меня!»

 «За что ты со мной так?»

 «Я же люблю тебя»

 Тонкий, безжизненный голосок Арины эхом звучит в голове, заполняя пробелы в моей памяти.

 Я вспомнил всё, но продолжаю неотрывно смотреть на неё, растворяясь в изумрудной бездне грустных глаз и утопая в собственной боли и жгучей ненависти к самому себе. Эти воспоминания, словно содранная короста с огромной раны, заставляют душу кровоточить с новой силой.