Лерой. Обещаю забыть (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 43

– Что стряслось? – пожимаю руку доктору, а сам вглядываюсь пристально в его лицо, пытаясь предугадать ответ.

– Молодость, глупость и первая любовь, судя по всему, – бормочет мужичок, а я ни черта не понимаю.

– И какое отношение ко всему этому имеет медицина?

– Лерой, – вступается Кшинский. – Позже. Мы поговорим с тобой позже. Олег Витальевич, пойдёмте, я провожу вас.

 Не обращая более на меня никакого внимания, Пётр уводит из дома доктора, пока тот монотонно повторяет свои наставления о покое, отдыхе и только позитивных эмоциях для Рины. А меня начинает бить мелкая дрожь: моей девочке плохо!

– Вам тоже пора, не находите? – пищит Снежана, о присутствии которой я и вовсе позабыл.

– Что с ней? – едва сдерживаю раздражение, поднимающееся изнутри только от одного голоса этой женщины.

– Глупая! – отмахивается супруга Кшинского. – Поссорилась с Павлом, и давай тут всё крушить! Нервы у девочки явно расшатаны.

– Врач зачем приходил?–  Отношения Арины с Макеевым сейчас волнуют меня в самую последнюю очередь.

– Дурёха, она так переживала, что Павел её бросит! – Пробегая кончиками пальцев по белоснежным бутонам, эта размалёванная кукла упорно игнорирует мои вопросы.

– Снежана! – рявкаю, но тут же себя осаждаю: мне нужна информация, а не пинок вон из дома Кшинских. – Ради Бога, скажите, что с ней случилось?!

– Нет, вы только посмотрите на это чудо! – Она восторженно обводит руками пространство, усыпанное цветами.– Вот это любовь! Вот это эмоции!

– С Ариной что?! – всё же не выдерживаю и хватаю эту чокнутую за рукав шелковистой блузы.

 Снежана моментально замолкает, бросая в мою сторону злобный взгляд, насквозь пропитанный презрением и отвращением. Что ж, хотя бы в чём-то наши вкусы с ней совпадают: мы оба на дух не перевариваем друг друга. Но если я не выношу эту женщину за её глупость, тщеславие и пустоту с самой первой минуты нашего с ней знакомства, то откуда у неё столько неприязни ко мне, не понимаю. Помнится, ещё совсем недавно она лебезила передо мной и даже пыталась флиртовать.

– Ну, знаете, Лерой, это уже слишком! – Снежана пытается выдернуть руку, и я покорно её отпускаю, понимая, что переборщил. – Будьте так любезны обождать Петра Константиновича во дворе.

 Уйти, не разобравшись, не могу, но и лезть на рожон глупо. А потому поднимаю руки раскрытыми ладонями в сторону Кшинской-старшей, показывая, что более не опасен, и неспешно иду к выходу в надежде встретить Петра.

– Сумасшедшая ночь! – бурчит тот, возвращаясь со стороны парковки. – Как же я устал!

 И правда, лицо Кшинского выглядит помятым и осунувшимся. Он явно не спал и эту ночь провёл на нервах. А мне не даёт покоя вопрос, почему.

 Поравнявшись со мной, Кшинский хлопает меня по плечу и предлагает пройтись. Молча киваю и следую за ним.

– Сначала Снежана, – медленно вышагивая вдоль узкой дорожки, огороженной давно не стриженными кустами самшита, начинает Петя, а я впитываю каждое его слово, страшась услышать главное.– Такой острый приступ головной боли у неё был впервые: он совершенно внезапно начался, но так же резко и прекратился, не успели мы доехать до больницы. Я думал, что сойду с ума! Ты бы только слышал, как она, бедняжка, стонала! И всё же жена у меня стойкий оловянный солдатик: ни в какую не согласилась остаться в госпитале на ночь-две.

 Судьба Снежаны мне абсолютно безразлична. Сгораю от желания схватить хозяина дома за грудки, как и его благоверную, чтобы заставить говорить по делу.

 – Петь, с Ариной что? – шумно выдыхаю, прерывая монолог Кшинского.

– Так об этом и пытаюсь рассказать, Лерой! – устало бурчит отец мелкой. – Мы вернулись домой под утро, а тут Рина вся в слезах сидит на лестнице. И молчит! Вокруг – перебитая посуда, раскиданные вещи, всё вверх дном, а она скрючилась посреди всего этого бедлама с пустым потерянным взглядом и не говорит ни слова... Не реагирует ни на что! Господи, Лерой, это так страшно – видеть сначала жену едва живой, а потом дочь!.. В тот момент я даже усомнился в честности намерений Макеева и, грешным делом, подумал, что это он девочку мою обидел. Готов был задушить его своими руками!

– Макеев здесь при чём? Они же только сегодня должны были уехать. – Внутри всё сжимается в тугой узел от полнейшего непонимания и одной только мысли, что этот урод мог сделать с Ариной.

– Ну как же? – недоумевает Петя, но вмиг собирается и добавляет: – Ай, точно! Я же не сообщил тебе, что они раньше за город уехали. Мой косяк! Но, сам понимаешь, не до того было! Им уж слишком не терпелось побыстрее увидеться. А я что? Всё понимаю! Дело молодое, потому и отпустил. Но, знаешь, никак не ожидал этой же ночью увидеть дочь дома, да ещё и в таком состоянии!

 – Что этот урод с ней сделал?! – рычу не своим голосом, готовый свернуть шею смазливому подонку.

 – Спокойнее, Амиров! Спокойнее! – Кшинский замирает на месте, а затем бросает на меня подозрительный взгляд. Да, я выдал себя с потрохами: мне не всё равно!

– Павел ни в чём не виноват. Ребята просто поссорились, недопоняли друг друга, приревновали! С кем ни бывает, и Рина на эмоциях вернулась домой.

–Тогда зачем Арине врач?

Чёртов театр абсурда! Столько лишних слов и ни одного по существу!

 – Лерой, я же мужик! Ну что я понимаю во всех этих бабских переживаниях? – пожимает плечами Петя и вновь начинает движение. – Мы к Арине и так, и эдак, а она смотрит в одну точку и молчит. Тогда Снеженька согласилась сама поговорить с девочкой. Представляешь, целая ночь без сна, сама только из больницы, беременная, а дочь мою в трудную минуту не бросила: сидела с ней до утра, разговаривала. Даже предложила ей своё успокоительное – мягкое, на травках... А у Арины оказалась непереносимость, представляешь? Всего одна таблетка, а я чуть не лишился пока ещё единственной дочери... Хорошо, Олег Витальевич быстро приехал...

– Что ещё за таблетки, Петя? – Я начинаю сомневаться в умственных способностях Кшинского: ослеплённый любовью к Снежане, он не замечает элементарных вещей.

– Лерой, говорю же, на травках: валерьянка, пустырник там, может, ещё что-то... Снеженьке его и в положении доктор позволяет пить. А у Рины тут же дыхание сбилось, голова кругом пошла. Снежана так перепугалась, бедная моя! Хорошо, нашатырь в доме был. Арину быстро в чувства привели да врача вызвали...

Мысли в голове играют в чехарду – всё перемешалось: Макеев со своей ревностью и внеплановым отъездом, визит врача, Снежана с таблетками и желанием поиграть в добрую мамочку для мелкой. Как ни крути, всё это очень и очень странно. Но сейчас важнее другое.

– Как Арина себя чувствует?

– Уже лучше. Она отдыхает; надеюсь, послушает врача и решит поспать.

– Я могу к ней подняться? – Увы, без разрешения Кшинского ворваться в комнату его дочери я не имею права.

 – Зачем?– удивлённо переспрашивает Петя, хотя и прекрасно видит моё взволнованное состояние.

– Нам с ней нужно поговорить.

 Не собираюсь вдаваться в подробности и объяснять Кшинскому всего, но увидеть Арину просто обязан. Уверен, что Макеев её обидел, а мачеха выгораживает этого ублюдка, лишь бы только сбагрить девчонку подальше да подороже! Знаю, что ни по каким душам мелкая не говорила со Снежаной, и догадываюсь, что под видом пустырника эта стерва подсунула девчонке что-то другое. Да и просто мне до безумия хочется быть рядом с Риной.

– Нет, Лерой! – безапелляционно отрезает Кшинский. – Не сейчас. Пусть отдыхает. Я передам, что ты переживаешь за неё. Пару дней полежит, наберётся сил, а там и наговоритесь вдоволь.

 Да, он трижды прав! И будь я на его месте, то, наверно, ответил бы так же. Как отца я его понимаю, но как влюблённый дурак – согласиться не могу.

– Ладно, твоё право! – Ломиться в открытую смысла никакого не вижу, а потому решаюсь подыграть Пете. – Но на таблетки я хотел бы взглянуть. Странно, чтобы такая реакция была на обычный пустырник.

– Конечно-конечно! Пойдём в дом, – соглашается отец Рины. – Доктор уже смотрел. Там, и правда, ничего страшного. Просто непереносимость…