Тайна Смоленского кладбища - Колышев Александр Леонидович. Страница 2

Фима нервно елозил на венском стуле. Сидящий с ним рядом дворник Селим находился в полудремотном состоянии после второго стакана «виноградной водки».

Вдруг капитана привлекла картина, висящая на стене. Он подошел к ней:

— Хороши деды, — кивнул он партнеру, — а этот с голыми пятками — ну и хмырь. Вот таким вы будете, гражданин Бломберг, если не покажете, где прячете блокадное золотишко. Вот с такими пятками! — Капитан шлепнул ладонью по картине. Раздался звук очень странный, будто под картиной находилась пустота. Капитан подставил стул, забрался на него, снял картину со стены. За картиной обнаружился тайник. Раздался глухой стук. Гражданин Бломберг оказался на полу. Сердце не выдержало. А дворник Селим сладко спал, облокотившись на тумбочку, его уже ничто не волновало.

Капитан с небольшим саквояжем в руке и сопровождающий его сотрудник в кожаном пальто пошли по Малому проспекту, на углу 12-й линии, где сейчас находится здание школы, а тогда был пустырь на месте разрушенного еще в 42-м году дома, свернули, скрылись в темноте.

— Молодец, Никола, — сказал капитан. — Чисто дело провернул, и ушли без шума. Теперь слушай меня внимательно, — капитан перешел на полушепот, — то, что мы взяли на этой хате, завтра разделим на малине, и хозяину надо выделить. Я сейчас хочу к Валюхе завернуть, а это тебе задаток. — Капитан открыл саквояж и достал золотой перстень с рубином. — Возьми пока, а завтра рассчитаемся.

Николай поморщился:

— А не фармазонишь, Гриша?

— Ну что ты, Никола, я в отношении подельщиков подлянку не делаю, мы с тобой кровью повязаны.

...Участковый лейтенант Иванов делал обход своего участка. Увидев, что дворника Селима на месте, где он обычно сидит, нет, дверь парадной открыта, — лейтенант зашел в дом. Откуда-то сверху он услышал пьяную песню глупого содержания: «Ехал мой ратайка по шоссе-дорога». Голос вроде дворника.

Лейтенант быстро поднялся по лестнице и подошел к дверям квартиры 23. Дверь была полуоткрыта, лейтенант шагнул в квартиру. В квартире полный разгром, на полу лежал человек, а на стуле, облокотившись на тумбочку, сидел взъерошенный и пьяный дворник и голосил свою незатейливую-песню.

— В чем дело, Селим? — лейтенант потряс дворника за плечо.

— Обыск был! Капитан ушла, — пробормотал Селим.

Лейтенант взял за руку лежавшего, пульс не прощупывался. Увидев на столе телефон, лейтенант вызвал скорую помощь и опергруппу.

Краткая хроника этой ночи.

Происшествие на Среднем проспекте. Обнаружен труп гражданина Бломберга, квартира подверглась незаконному обыску. Задержан в пьяном виде дворник Шакиров в подозрении на соучастие в убийстве гражданина Бломберга. Обыск в квартире Бломберга милицией не планировался, следовательно, здесь имел место налет.

На Смоленском кладбище в шесть утра проведена облава, при попытке к бегству убит неизвестный. Расследование поручено капитану Ромашову и лейтенанту Сорокину.

Капитан Андрей Николаевич Ромашов был чекистом со стажем. Девятнадцатилетним парнишкой пришел он на Гороховую, где раньше помещалась ВЧК, к Урицкому, и включился в работу. С годами выработался профессионализм. В начале Отечественной войны просился на фронт, но ответ был один: «Здесь вы нужней». Несмотря на свои сорок пять лет, он был по-мальчишески подвижен, но не суетлив, принимал решения не торопясь, и почти никогда не ошибался. На стажировку к нему прислали лейтенанта Сорокина, бывшего студента юрфака университета.

— Ну, Женя, — капитан Ромашов прошелестел листами информации, — начнем с загадочной смерти гражданина Бломберга. Кстати сказать, мы собирались на днях нанести ему визит. Поступили сигналы. Дворник Шакиров задержан как соучастник, но мне кажется, он не причастен.

В двери постучали.

— Вот еще один свидетель, — сказал Ромашов, — Петр Иванович Корф из 15 квартиры.

В комнату вошел низенький старичок с лицом, изъеденным глубокими морщинами, с пенсне на носу.

— Здравствуйте, Петр Иванович! — Капитан Ромашов подвинул стул. — Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте, что вы слышали сегодня ночью, что знаете о гражданине Бломберге, ведь вам пришлось рядом с ним пережить всю блокаду.

Старичок присел на стул:

— Вы шутите, товарищ капитан, — начал он свой монолог. — Я действительно пережил блокаду, а Ефим Абрамович, мой сосед, блокаду провел как праздник. Моя покойная матушка, царство ей небесное, — старичок хотел перекреститься, но, застеснявшись, воздержался, — моя покойная матушка Ефиму Абрамовичу за две буханки хлеба, чтоб ей не умереть с голоду, сначала продала семейную реликвию (перстень с рубином), бабушкин подарок, а в сорок втором — золотые часы с дорогой цепочкой. Не простые часы. По нашему семейному преданию, эти часы держал в руках Александр Сергеевич Пушкин. Мой дедушка Модест Сергеевич Корф был лицейским товарищем Пушкина, такие же часы в 1816 году Пушкину подарила императрица Мария Федоровна за его стихи на празднике царской семьи в Павловске. И в октябре 1836 года Александр Сергеевич приезжал к дедушке, который приготовил ему материал по истории России и показал свои часы, подаренные ему в день рождения его сотрудниками. Александр Сергеевич подержал часы, удивившись их схожести с часами, подаренными ему царской семьей в те далекие годы, открыл крышку, прочитал дарственную надпись. Друзья вспомнили лицейские годы, до полуночи пили чай, и поздно вечером Александр Сергеевич уехал, увозя с собой связку книг по истории России. И вот эти часы матушка продала за две буханки хлеба. Я сам учитель истории и понимаю, какую ценность представляли эти часы. — Старичок горько вздохнул.

— Не огорчайтесь, Петр Иванович, может, разыщем мы эту вещь, — переглянувшись с лейтенантом Сорокиным, сказал Ромашов. — Ну а что вы слышали и видели сегодня ночью?

— Сплю я очень чутко, и вот в два часа ночи я проснулся, по лестнице шли какие-то люди, я приоткрыл дверь, не сняв, конечно, цепочку, и увидел, как в квартиру Бломберга подымались милиционер, человек в гражданском, а за ними дворник Шакиров. Я понял, что Бломбергу пришла расплата за все его блокадные делишки. А потом наверху долго топали, что-то падало на пол...

— Ну хорошо, Петр Иванович, спасибо. Распишитесь! — Ромашов подвинул показания. — Мы вас вызовем. До свидания, Петр Иванович.

Корф вышел из кабинета.

— Ну, теперь допросим дворника Шакирова. Он, наверное, заждался...

Через минуту в сопровождении милиционера в комнату вошел Шакиров.

— Ну, Селим Селимович, расскажите, что за обыск происходил сегодня ночью, на котором вы присутствовали, и как вы оказались при исполнении служебных обязанностей в пьяном виде?

— Меня посадили на стул и сказали, сиди и смотри, Шакиров. Вот я сидел и смотрел, мне капитан налил виноградной водки. Вот я сидел и смотрел, потом уснул, а когда проснулся, нет капитана и нет начальника в кожаном пальту, а Бломберг на полу мертвая лежит. — От волнения Шакиров перешел на татарский язык.

— Не волнуйтесь, Шакиров, расскажите, что за капитан и что за начальник в кожаном пальто?

— Капитан был длинный, худой, волосы рыжие, очень злые глаза, второй тоже длинный в кожаном пальто, на цыгана похож, в перчатках кожаных.

— Обождите, Шакиров, — капитан снял трубку. — Дежурный, принесите пальто кожаное.

Дежурный внес в комнату кожаное пальто.

— Узнаете, Шакиров, пальто черного начальника?

— Да, да, — радостно закивал головой дворник, — это, это пальто!

— А где сам начальник?

— Начальника, Шакиров, нет. А пальто точно его?

— Точно, начальник, и дырочка на рукаве, — Шакиров ткнул пальцем в рукав.

— А на фотографии узнаешь начальника? — И капитан показал фотографию Култына.

— Он! Он! — утвердительно закивал головой Шакиров. — А где же он сам?

— Не увидишь ты больше этого начальника, Шакиров, застрелили его как бешеную собаку. Бандит он был. Ну, а рыжий капитан без перчаток был, и на руке у него наколка — красивая большая бабочка. Это помните? Заметили?