Правила бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 16

Когда на первом курсе я завел роман с Сэди Ротмор, мы трое терроризировали ее до чертиков. Родители перевезли ее обратно в Висконсин и записали в государственную школу. В прошлом году член Пакса становился твердым всякий раз, когда он был рядом с Коллетт Бриджер. Парень отказывался признавать, что запал на нее, и утверждал, что его член на самом деле сломан, но все равно согласился, когда мы с Рэном загнали его в угол комнаты и сказали, что с Коллетт нужно разобраться. Он сыграл свою роль без жалоб. Рэн соблазнил девушку в раздевалке и ласкал ее, пока она не кончила. Затем Пакс поделился видеозаписью этого акта со всеми, кто был в списке экстренных уведомлений Вульф-Холла. Список, в который входили родители Коллетт, черт возьми.

Признаться, что прошлой ночью я позволил Карине проникнуть мне под кожу? Паксу? Это был бы полный кошмар. Из нас троих Пакс придумывает самые вредные способы измываться над людьми.

Я стискиваю зубы, слишком сильно сосредоточившись на блокноте, который удерживаю на ногах.

— Ладно, чувак. Остынь. У меня нет к ней никаких чувств. Не нужно тратить энергию на кого-то, кто не имеет абсолютно никакого значения.

Бл*дь. Мне кажется, у меня на виске пульсирует вена. Пакс кусает костяшки пальцев, стараясь не рассмеяться.

— Черт, Джейкоби. Лорд Ловетт выглядит чертовски виноватым. Кажется, он чертовски втюрился в Мендосу.

При этом Рэн делает то, что предвещает неминуемую катастрофу: он, черт возьми, садится.

Парень окидывает меня взглядом очень зеленых и очень заинтересованных глаз, что предвещает катастрофу. Затем улыбается дьявольской улыбкой.

— Карина Мендоса? — спрашивает он. — Эта Карина Мендоса? — Он указывает прямо... черт, прямо на девушку, о которой идет речь.

Как я раньше не замечал ее в этом классе? Она сидит на диване с цветочным принтом в противоположном конце комнаты, рядом с Марой Бэнкрофт. На ней ярко-зеленая шелковистая рубашка и коричневый галстук (какого хрена?) в сочетании с парой обрезанных джинсовых шорт, которые демонстрируют огромное количество обнаженной плоти бедер, настолько восхитительных и подтянутых, что мне хочется проползти по комнате на четвереньках и трахнуть ее.

Карина поднимает взгляд, как раз в тот момент, когда Рэн указывает на нее, что просто потрясающе.

— Мне показалось, что я почувствовал напряжение между вами двумя в больнице, — говорит Рэн, мрачно шевеля бровями. — Хотя я не был уверен. Просто подумал, что, может быть, дело в количестве крови, вытекающей из твоего члена. Кстати, как он сейчас?

Пакс отвечает раньше, чем успеваю я.

— Началась гангрена.

Я хмуро смотрю на Пакса.

— Все в порядке, спасибо. И не было никакого напряжения. Ни малейшего трепета. Я был в крайне скомпрометированном положении и пытался вспомнить имя девушки. Бл*дь, подай на меня в суд.

— Вполне справедливо. — Рэн снова падает на диван, возвращаясь в горизонтальное положение. — Мы пойдем в «Косгроув» в пятницу вечером. И если ты не трахнешь хотя бы одну цыпочку и не заставишь ее выкрикивать твое имя, с Мендоса начнется игра. Согласен?

Пакс хлопает так громко, что по крайней мере трое других студентов чуть не выпрыгивают из своей кожи.

—Да! Чертовски согласен!

Рэн приподнимает голову на дюйм от диванной подушки.

— Дэшил?

Чееерт.

— Согласен.

Его голова снова опускается.

— В любом случае, для меня это идеальные планы на уик-энд.

Я поднимаю взгляд. Карина все еще смотрит в нашу сторону. Ее глаза — красивые, поразительные, широко раскрытые — смотрят прямо на меня, и они полны беспокойства. Как будто она точно знает, какая бомба вот-вот взорвется у нее перед носом, и готовится к последствиям.

ГЛАВА 9

КЭРРИ

— Видишь, я же говорила, что он заинтересован, — шипит Мара.

Я поднимаю взгляд, даже не задумываясь — это автоматическая реакция — и вижу Рэна Джейкоби, развалившегося, как дерьмовый король, на кожаном диване у окна, указывающего прямо на Мару. Только с этого ракурса кажется, что он указывает на меня. Последнее, что мне нужно, это чтобы Рэн Джейкоби целился в меня пальцем. Скольжу взглядом влево, туда, где Дэш сидит на своем обычном месте на полу, прислонившись спиной к стене, и на короткое напряженное мгновение мы смотрим друг другу прямо в глаза.

Отстраненное, холодное выражение превращает его лицо из того, что я думаю, было беспокойством, в то, что я уверена, является раздражением. Часть меня надеялась, что у него чудесным образом разовьется кратковременная потеря памяти, и он забудет о том, что произошло между нами на капоте машины Пакса.

Хотя, похоже, мне не могло так повезти.

Мара проводит пальцем по губам, размазывая свой любимый блеск «Поцелуй меня или убей». Затем надувает губы и посылает Рэну воздушный поцелуй. Я бы сказала, что не могу поверить, что она это сделала, но мы же говорим о Маре. Подруга — бесстыдная неисправимая кокетка. И это несмотря на то, что парень, которым она интересуется — чертова гремучая змея. Рэн мог увидеть ее немного чрезмерную демонстрацию чувств. А может, и нет. Трудно сказать по пустому, невыразительному выражению лица, которое он носит все время. Несмотря ни на что, парень выглядит постоянно взбешенным.

Но я скажу вам, кто точно увидел воздушный поцелуй.

— Мисс Бэнкрофт. Не уверен, чего вы надеетесь достичь с помощью подобных демонстраций, но вам лучше найти более умного поклонника. Тот, которого вы выбрали, по-моему, с дефектом.

Рэн бросает на учителя такой ледяной и холодный взгляд, что он способен погасить чертово солнце. Итак, парень действительно видел поцелуй. Если он знает, что Фитц говорит о нем, значит, так оно и было.

— Я далеко недефектный, док. Догадываюсь, что она надеялась привлечь мое внимание. В таком случае… — Парень оглядывается на нас, попочно проводя языком по нижней губе.

Класс разражается хором криков, таких громких и неистовых, что доктору Фицпатрику приходится постучать костяшками пальцев по белой доске, чтобы все успокоились.

— Ладно, ладно, маленькие негодяи. Давайте успокоимся и кое-чему научимся, пока меня не стошнило. Пожалуйста, откройте страницу восемьдесят три в ваших книгах. Карина, раз уж ты так мило покраснела, можешь начать с первого абзаца.

Я смотрю на Дэшила так, как смотрела на него весь прошлый год. Только на этот раз есть разница. На этот раз он смотрит в ответ.

— Мисс Мендоса?

Мара толкает меня локтем в бок, и я чуть не соскальзываю с дивана.

— Хм?

— Страница восемьдесят три. Первый абзац. Ты начинаешь, — шипит подруга.

А-а-а, черт. Я даже не вынула книгу из сумки. Мара протягивает мне свою, ее глаза широко раскрыты, брови поднимаются на лоб.

— Читай, чудик.

Ее потрепанный экземпляр «Графа Монте-Кристо» обещает развалиться у меня в руках, когда я открываю его и нахожу нужную страницу. Тишина заполняет комнату, наполняясь скукой, ожиданием и смущением, когда я прочищаю горло и начинаю читать: «Он говорил себе, что ненависть людей, а не божия кара, ввергла его в пропасть. Он предавал этих неизвестных ему людей всем казням, какие только могло изобрести его пламенное воображение, и находил их слишком милостивыми и, главное, недостаточно продолжительными: ибо после казни наступает смерть, а в смерти — если не покой, то, по крайней мере, бесчувствие, похожее на покой».

— Черт возьми! — объявляет доктор Фитц со своего места в передней части комнаты. — Спасибо, Кэрри. Отличная работа. Ну что, ребята? Что Эдмон начинает понимать здесь?

Тишина.

Фитц стонет, откидывая голову назад.

— Это прямо на поверхности, люди. На странице. На простом английском. Ну же. Кто-нибудь. Кто угодно. Просто скажите эти слова.

Мара предлагает ответ:

— Он говорит, что после всего, что сделали с ним его недруги, даже их убийства было бы недостаточно, чтобы удовлетворить его, — предлагает она. — И что тот начал свои поиски, веря, что они справедливы и праведны. Что он мстит за преступления, которые те совершили против него. Но в самой гуще событий понимает, что его действия не были праведными или справедливыми. Им двигала чистая ненависть. А это совсем другое.