Правила бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 48

А теперь... появился парень.

Я ухмыляюсь, как идиотка, пока спешу в академию. И все еще ухмыляюсь, замерзая, хотя теперь почти высохла, когда пересекаю входную дверь и поднимаюсь по лестнице. Не могу дождаться, чтобы лечь в постель и натянуть одеяло на голову, чтобы воспроизвести все моменты сегодняшнего вечера, томно переваривая их в голове, как кусочки тающего шоколада, чтобы смаковать их по одному за раз...

— Весьма неожиданно, мисс Мендоса.

Вот черт!

Я — живая статуя, рука на перилах, одна нога поднята между первой и второй ступенями лестницы. Выброс адреналина накатывает волной. О боже, кажется, меня сейчас вырвет.

Каблуки директора Харкорт стучат по полированному мраморному полу, когда она медленно приближается сзади. Я поворачиваюсь, напряженная, как доска, плечи подняты до ушей. Вот она стоит, все еще безукоризненно одетая в свой отглаженный брючный костюм, воротник рубашки так накрахмален, что, кажется, им можно порезаться. Уже далеко за полночь, а женщина выглядит свежевыглаженной и готовой начать новый рабочий день. Не удивлюсь, если обнаружу, что она спит в долбаном брючном костюме.

С испепеляющим выражением разочарования на лице она складывает руки на груди и смотрит на меня.

— Уже очень поздно для прогулок, Карина. Такого рода глупости я ожидала от других девушек, но не от тебя. Я всегда думала, что мы с тобой на одной волне. Никаких глупостей. Никакой суеты. Никаких проблем. И все же ты здесь, посреди ночи…

— Простите. Я... я... — У меня никогда в жизни не было неприятностей. И нет оправдания такому поведению.

Что бы сказала Мерси Джейкоби? Вероятно, что-то о принесении котят в жертву кровавой луне. Черт, нет, это не сработает…

— Мне бы не хотелось думать, что здесь замешано какое-то принуждение, — сухо говорит директор Харкорт. — Это очень разочаровало бы.

— Принуждение?

Какого хрена? Неужели она думает, что Дэш заставил меня... Нет, это не имеет смысла. Неужели она думает, что я заставила Дэша…

— Четвертый этаж не самый теплый, но комнаты значительно больше, чем комнаты на других этажах. Родители большинства девочек платят больше за эту роскошь. Олдермен… — Она понижает голос. — Когда-то Олдермен был мне хорошим другом. Я позаботилась о том, чтобы моя благодарность за его услуги была отражена в твоем счете за обучение. Мне бы не хотелось думать, что он пытался, э-эм, воспользоваться нашей дружбой, так сказать.

— Счет за обучение? Постойте. Я не понимаю. Четвертый этаж? — Я изо всех сил стараюсь понять. Мой мозг слишком вялый. Все это не имеет смысла.

Директор Харкорт поджимает губы, нетерпеливо постукивая ногой по полу, как бы говоря: «Не тупи. Уже поздно. У меня нет на это времени».

— Я поговорила с другой девушкой, и она заверила меня, что все было взаимно и по всем правилам. У меня нет другого выбора, кроме как поверить ей на слово. Однако вы обе поставили меня в затруднительное положение. Хлоя была связующим звеном между учениками и учителями на четвертом этаже. Ни одна из других девушек не подходит для этой роли, так что это означает, что тебе придется взять на себя эту работу, помимо других твоих обязанностей в научном клубе. Я так понимаю, это не будет проблемой?

— Э-э-эм… — По-прежнему без понятия, что происходит. Типа, совсем. — Конечно?

— Хорошо. — Директор Харкорт устало вздыхает. — Было бы лучше сделать это в дневное время, Кэрри, но что сделано, то сделано. Полагаю, в обсерватории все в порядке?

Вот дерьмо. Черт, черт, черт. Она знает, что я была там? Это действительно чертовски плохо.

— Да? — Я жду, когда упадет топор, но женщина просто кивает своим небрежным, деловым кивком и хрустит костяшками пальцев.

— Превосходно. Этот проклятый телескоп — помеха. Обеспечение водонепроницаемости здания — круглогодичная задача. Когда в следующий раз будешь проверять нет ли утечек, напомни Джону, что нужно выкопать дренажную канаву…

Женщина продолжает говорить. Я продолжаю кивать. Пронзительный гул белого шума ревет в моих ушах, заглушая слова Харкорт. С одной стороны, я так благодарна за то, что, кажется, мне сошла с рук моя полуночная прогулка на холм, что слишком напугана, чтобы задавать вопросы. С другой стороны, просто... Что? Что, черт возьми, здесь происходит?

— Спокойной ночи. Утром я попрошу Би отправить тебе по электронной почте руководство по связям между учениками и учителями. Внимательно изучи его. И убедитесь, что серьезно относишься к этой новой ответственности. Это важная роль, и мне нужно, чтобы ты относилась к ней соответственно. Мы поняли друг друга?

Я что, попала в альтернативную реальность? Я схожу с ума? И согласилась на что-то во сне сегодня утром? Я улыбаюсь, широко и ярко.

— Да, конечно, директор Харкорт.

Женщина поворачивается и идет по коридору в направлении своего кабинета. Даже стук ее каблуков, когда она уходит, звучит неодобрительно.

— Что, черт возьми, все это значит?

Поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и бегу обратно в свою комнату, пытаясь распутать нелогичную информацию, которую получила в этом странном взаимодействии. Весьма неожиданно? Принуждение? Плата за обучение? Дружба Олдермена с Харкорт? Дружба? Я знала, что они знакомы друг с другом, но, судя по всему, их связь выходит далеко за рамки этого. На третьем этаже я открываю дверь в свою комнату, сбрасываю с себя мокрую куртку и, спотыкаясь, останавливаюсь, когда обнаруживаю, что Хлоя Хан спит в моей постели. Или вернее спала. Девушка резко просыпается и садится, глаза у нее размером с луну.

— Эй! Какого черта ты делаешь?

Добавляю это новое обстоятельство к списку странного дерьма, которое произошло с тех пор, как я вернулась в академию.

— Нет, — возражаю я. — Какого черта ты делаешь, Хло?

Она трет глаза.

— Ты хоть представляешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы перевезти все вещи? Часы. Я только что легла в постель, и мне нужно рано вставать в шахматный клуб. У меня все на месте. Если что-то из твоих вещей пропало, приходи утром и поищи. Я устала, и мне нужно поспать. А теперь убирайся.

Мне стыдно за то, сколько времени потребовалось, чтобы сложить эти кусочки вместе. Но теперь я все понимаю. Каким-то образом, без моего ведома или согласия, я случайно поменялась комнатами с Хлоей Хан. Оглядывая свою крошечную комнатку, я не узнаю ни одного предмета мебели. Комод. Стол и стул. Книжная полка и книги. Кровать, на которой спит Хлоя, моя, но она застелена простынями Хлои, одеялом Хлои и самой Хлоей, аккуратно уложенной между ними.

Это больше не моя комната.

— Эм… напомни, какой у тебя был номер комнаты?

Хлоя утыкается головой в подушку, застонав от разочарования. Ее волосы торчат во все стороны, когда девушка снова поднимает голову и смотрит на меня.

— Четыреста девятнадцатая. Пятая дверь справа. Прямо над этой. Оттуда открывается потрясающий вид на обсерваторию. А теперь, пожалуйста. Я устала…

— Хорошо, хорошо, уже ухожу.

Сегодня вечером я была на четвертом этаже, забегала в комнату Мары, но, поднимаясь по дополнительной лестнице, чувствую себя незваным гостем. Я ожидаю, что дверь в комнату четыреста девятнадцать будет заперта, когда попробую ее открыть, но ручка легко поворачивается вправо, и она распахивается.

За три года, что здесь живу, я ни разу не заходила в эту комнату. Хлоя милая, но скрытная. Мы не друзья. На самом деле она ни с кем не дружит. Я часто задавалась вопросом, на что была похожа ее комната, и теперь я это знаю — она огромная.

Громадное панорамное окно доминирует на стене впереди, три огромных стеклянных окна высотой с меня и шириной в два фута каждое. Тяжелые оранжевые шторы обрамляют их, свисая до самого пола. Кровать слева от меня не просто двуспальная. Она огромная. Лимонно-зеленые простыни такие яркие и безвкусные, что я сразу же влюбляюсь в них. Моя маленькая плюшевая обезьянка Арчи сидит на одеяле среди пяти или шести маленьких желтых пушистых подушек. Все мои книги здесь, аккуратно разложенные на книжной полке из мангового дерева, которая намного больше той, что была у меня внизу. Мой старый комод здесь. Моя одежда висит в гардеробной (теперь у меня есть гардеробная?). Темно-серый ковер, покрывающий большую часть пола, совершенно новый и все еще немного завернут в углах. Сбрасываю туфли и чуть не умираю от того, как восхитительно и мягко он ощущается под моими ногами.