Открытые сны Раскаяние (СИ) - Львова Мира. Страница 16
Он едва успел допить приторно-сладкую жидкость, как дверь кабинета массажиста распахнулась, и выбежала взволнованная Наталья.
— Где он? Где мой муж? — выпалила она, направляясь к лифту.
— В реанимации, — тихо ответил обескураженный Дмитрий Сергеевич и подошел с пустым стаканчиком к мусорному ведру.
— Быстрее, что вы там возитесь!
Двери лифта разъехались, и она заскочила в кабину. Дмитрий Сергеевич неуклюже побежал и успел зайти в лифт, прежде чем двери закрылись.
— Мне можно с вами обсуждать Ярославу? — осторожно спросила она.
— Можно, но я тоже только сегодня узнал о ней.
— Это невероятно, — возбужденно прошептала она. — Надеюсь, у нее все получится.
Лифт остановился, и они вышли на этаже отделения реанимации и интенсивной терапии. Тамара Ивановна стояла возле сестринского поста с белым халатом в руке.
— Здравствуйте, — поприветствовала она. — Наденьте халат и бахилы. Помыть и обработать руки можно в этой палате.
Она показала на пустующую палату номер один. Наталья сделала, как велела медсестра, и Дмитрий Сергеевич повел ее по коридору.
— Костя, — растерянно выдохнула она, глядя на опутанного проводами мужа. Затем перевела взгляд на Ярославу, молитвенно сложила руки и опустила голову.
— Нам нужна ваша помощь, — подал голос Дмитрий Сергеевич.
Наталья вздрогнула от звука его голоса, вскинула голову и решительно сказала:
— Говорите, все сделаю.
Тут в палату бесшумно зашла Тамара Ивановна и встала рядом с врачом. Дмитрий Сергеевич слегка улыбнулся медсестре, та подмигнула. Поддержка в лице Тамары Ивановны оказалась как нельзя кстати.
— Ярослава уже довольно долго в коме вашего мужа. На ее здоровье плохо сказывается «погружение», особенно длительное. Примерно час назад мы купировали судороги и очень боимся, что ей станет еще хуже.
Он остановился, чтобы перевести дыхание и правильно сформулировать мысль, но на помощь пришла Тамара Ивановна
— Мы думаем, что вы можете повлиять на него. Поговорите с ним. Ваш муж должен захотеть проснуться.
Павел Федорович спустился на цокольный этаж и, едва открыл железную дверь, почувствовал тепло, заполнившее помещение. Он снял шубу, повесил на вешалку и направился в дальний кабинет, чтобы в очередной раз полюбоваться передатчиком.
Он собирался запатентовать изобретение, но медлил. Дело в том, что над его созданием работали два инженера, сотрудники НИИ. Сам же профессор лишь обозначил проблему и спонсировал, но считал изобретателем только себя. Опасаясь их возмущения и судебных тяжб, решил избавиться от инженеров, но пока не придумал как. Название прибору он составил из букв своего имени и фамилии — Купол.
— Моя красотка, — любовно сказал он и провел рукой по белому пластиковому корпусу. — Мы с тобой много заработаем и уедем отсюда. Далеко-далеко. Во Францию или в Англию.
Он достал из кармана платок, которым протирал линзы очков, и смахнул пыль с небольшого монитора, который находился справа от хромированных ручек управления.
— Скоро. Совсем скоро мы снова соединимся. Всем нутром чувствую, эта девочка то, что надо.
Павел Федорович вспомнил девяностолетнюю старуху со смешной фамилией Хрюкина и с досадой поморщился. Какой-то рок преследовал его подопытных. Во время тестирования Хрюкиной стало плохо. Начала жаловаться на боль в затылке и шум в ушах. Профессор был уверен, что перед проведением записи ритмов мозга нельзя употреблять лекарство или алкоголь, чтобы не искажались получаемые данные. Поэтому вместо лекарств Лида напоила ее крепким чаем с пирожным. Однако прямо во время записи данных Хрюкина прижала руки к груди и сказала, что болит сердце.
— Надо потерпеть. Нельзя останавливаться, иначе придется начинать заново, — сказал профессор и взял ее за руку. — Осталось совсем немного, около получаса. Я понимаю, что вы устали, все-таки пять часов сидите без движения. Но прошу, потерпите.
— Мне плохо, — жалобно повторила она.
Павел Федорович с силой сжал хрупкую старческую руку в коричневых пигментных пятнах и раздраженно прошептал:
— Я же сказал, осталось совсем чуть-чуть. Не надо вести себя как стерва, иначе я могу разозлиться.
Старушка выдернула руку и затравлено посмотрела на улыбающегося профессора.
— Вот и хорошо. И не надо меня бояться. Разве только совсем чуть-чуть.
После того, как запись была готова, побледневшей Хрюкиной вызвали скорую помощь.
— Вы плохой человек, — еле выдавила она и упала в обморок. Скорая помощь приехала через пятнадцать минут и констатировала ее смерть.
Павел Федорович еще немного полюбовался передатчиком и набрал номер телефона Семена, старшего научного сотрудника НИИ.
— Привет. Надеюсь, ты к теще в Иркутск не улетел?
— Здрасьте, Павел Федорович, — ответил Семен. — Нет, а что?
— Похоже, у нас будет работа.
— Да вы что! — воскликнул он. — Кто это? Что умеет? Когда начинаем?
Профессор усмехнулся, его сотрудники были такими же одержимыми работой, как и он сам.
— Не торопись. При встрече обсудим. Звоню предупредить, чтобы ты был готов.
— Я готов, — с жаром ответил он и, понизив голос, продолжил. — Я сам хотел вам звонить. Помните девушку- эмпата?
— Помню, — Павел Федорович насторожился. — И?
— Вчера она звонила мне.
— Почему тебе?
— Я же с ней связывался со своего телефона. Так вот. Она сказала, что после процедуры чувствительность к эмоциям других начала снижаться, а недавно совсем пропала. Очень благодарила и хотела навестить нас с тортиком.
Профессор задумался и сбросил звонок, забыв попрощаться. «Неужели прибор отнимает их способности? Или это произошло само собой, и мы не имеем к этому отношения? Надо выяснить».
— Илюша, ты ел? — сквозь сон он услышал голос мамы и усилием воли заставил себя проснуться.
— Нет, заснул, — хрипло ответил Илья и закашлял.
— Отец смотрит сериал, пошли на кухню.
Илья потянулся и достал из-под кровати телефон. Сообщений не было. Это означало лишь одно — телефон Ярославы до сих пор выключен, иначе пришло бы оповещение о том, что «абонент появился в сети». Он встал и подошел к окну. Черноту зимнего вечера разгоняли уличные фонари и фары проезжающих мимо дома машин. Часы показывали десять минут седьмого.
— Где же ты? — прошептал он и почувствовал тяжесть в районе солнечного сплетения. — Надеюсь, с тобой все хорошо.
Он вспомнил, как уверял ее однажды:
— Не слежу я за тобой! Я просто боюсь.
— Чего ты боишься? Что я с другим встречаюсь за твоей спиной? — Ярослава раскраснелась и на глазах стояли слезы.
— Я боюсь, что тебя обидят, — тихо ответил он и склонил голову. — Ты такая хрупкая.
Она в очередной раз простила. Они до полуночи занимались любовью, а потом принесли в кровать фрукты и кормили друг друга, вспоминая забавные случаи из детства. Илья в этот раз не все ей сказал. Больше всего на свете он боялся потерять самое ценное — ее любовь. Поэтому тайком подслушивал разговоры, читал сообщения и почту Ярославы.
Перед посторонними людьми Илья представал брутальным и агрессивным прожигателем жизни. Он не скупился раздавать оплеухи, устраивать пьяные разборки и наказывать тех, кто, по его мнению, слишком выпячивал свое богатство. Однако какой он настоящий, под защитными масками и придуманными образами, знали только мама и Ярослава.
— Тебе две или три котлеты положить? — спросила мама, когда Илья осторожно опустился на старый табурет.
— Две. А отец уже ужинал?
— Да. И знаешь, что он сказал?
— Что? — равнодушно спросил он и подцепил вилкой горошину из консервной банки.
— Чтобы я больше мяса готовила для тебя. Спортсменам, мол, надо много белка есть.
Илья хмыкнул и недоверчиво покосился на маму.
— Врешь ты все. Он меня ненавидит.
Мама стукнула его прихваткой по голове, наклонилась и зашептала:
— Не говори ерунды! Он тебя любит. Просто не знает, как правильно показать. Никто нас не учил воспитывать детей.