Секс-опекун по соседству (СИ) - Попова Любовь. Страница 17

Тамерлан вытаскивает меня из воды, и я сразу мертвой хваткой вцепляюсь ему в волосы, чтобы сделать то, что стало единственным желанием перед смертью. С необычайным рвением, отчаянно целую его в губы, сразу надавливаю, умоляя впустить проворный язык.

Скулю в его сжатые губы, тянусь всем телом.

Прижимаю к себе, чувствуя, что он расслабляется, начинает отвечать, жалить языком, перехватывать инициативу.

Его руки больше не сдавливают плечи, они сдёргивают мокрый свитер, а после вытаскивают из воды, заставляет обхватить ногами его крепкую талию.

Тамерлан принимается жадно шарить по телу, касается спины, скользит по ней пальцами, надавливает на поясницу, чтобы я ощутила, насколько громадно его возбуждение.

Оно такое же, как и мое.

Оно поглощает меня так же грубо, как хватает Тамерлан мою грудь, тискает, щипает соски, рычит в рот, продолжая терзать языком, зубами, словно демонстрируя, что меня ждет, когда я все-таки смогу расстегнуть мокрые насквозь джинсы.

Как вдруг все заканчивается.

Волшебство рассеивается, а Тамерлан скидывает с себя и отталкивает к стене, впивается агрессивным взглядом.

Стряхиваю с лицо капли воды, желая, наконец, прийти в себя и осознать содеянное.

Я задыхаюсь, не могу поверить, что так просто чуть не поддалась порыву, глупому предсмертному желанию.

Если бы он не затормозил, я бы уже лежала на мокром полу, широко раздвинув ноги и стонала, как последняя шалашовка, только потому что испугалась. Впервые испугалась, но испугалась не за себя, испугалась, что умру и не поцелую его по-настоящему, как всегда мечтала.

Нет, не всегда, Алла! Раньше!

Сейчас я точно этого не хотела, просто так мой организм отреагировал на стресс. И такое бывает.

Зачем мне вообще это нужно. Я же хочу избавиться от него.

Да, именно этого я хочу, пока стою напротив в узкой комнате, пока он осматривает мое дрожащее, прикрытое лишь тонкими трусиками тело.

— Сейчас ты вымоешь везде пол, и только после этого я выпущу тебя, — всего минута и его ранее искажённое похотью лицо приобретает обычное скучающее выражение.

— Выпустишь?!

Не верю я свой удаче. Навсегда? Неужели он решил, что меня стоит отпустить и не мучить нас обоих.

— Да, у тебя есть выбор, продолжать пакостить и пытаться напугать суицидом или поехать в мою Московскую квартиру.

Так и знала, что меня ждёт подстава. Значит мое «перевоспитание» ещё не законченно?

— А может...

— Я не торгуюсь, Алла! — неожиданно рявкает, и я тушую. — Твоё тело, конечно, может на что-то сгодиться, но не настолько, чтобы нарушать данное себе слово. И так?

Надо подумать. Но вариантов, по сути, больше нет. Значит, придется поехать в его квартиру, хотя, впрочем, это ничего не меняет, ведь пакостить я могу где угодно.

Ладно, думай, что победил, но ты очень зря пускаешь меня в своё жилище. А я ведь хотела его спасти. У тебя был шанс отпустить меня.

— Я все помою, только дай переодеться...

— Нет, ты будешь мыть пол голой, — ошарашивает меня приказом.

Это что ещё за шутки такие? Что за извращения?!

— Да ты издеваешься?! — кричу я, чуть ли не накидываясь на него. — Дай хоть свитер накинуть!

— Он мокрый, я не хочу, чтобы ты заболела, — заботливо ухмыляется, а мне так и хочется выбить его идеальные зубы.

Кровь вскипает в жилах, в груди вновь загорается жгучая ненависть на грани безумия. Какой же он...

— Аар-р, — топаю ногами и рычу ему в лицо. — Ты больной ублюдок!

Не могу сдержаться и бью его кулаком по груди, на что он никак не реагирует. Непробиваемая скала. Придушить бы его, пока он спит.

— От больной наголову слышу. Быстрее начнешь, быстрее закончишь, — отворачивается и топает в сторону кухни, по дороге расстегивая свою темную рубашку. Тоже заболеть боится? Так пусть и брюки снимает... Та-ак... Алла! Кончай! В смысле, заканчивай! Он враг! И твоя первостепенная задача выиграть войну, раз битву ты уже проиграла.

Вообще это все... Возмутительно! Он вновь меня обыгрывает, а я уже начинаю уставать доказывать ему что-либо. Почему он такой непробиваемый? Другой бы уже давно слился, пожаловался отцу и умолял, чтобы меня забрали обратно.

Но только не это животное.

Может, ему это нравится?

Получив миг уединения, принимаюсь сливать воду из ванны и быстро вытирать пол. За это время физического труда есть шанс подумать о том, какую программу действий выбрать дальше. Наступление? Или затишье. Но это не мешает мне постоянно оглядываться, в страхе, или надежде, что Тамерлан действительно будет наблюдать, как я сверкаю пельмешком, пока стою раком. Даже странно, что за это время он так и не появился на пороге ванной. Даже подозрительно.

К тому моменту, когда я почти справилась, и пол был сух, успела возненавидеть все на свете и зауважать работу уборщиц.

Это же сколько терпения надо, чтобы такое каждый день проделывать?

До жути уставшая, выхожу на кухню почти без сил, дрожу от холода, но Тамерлану пофигу, он стоит у плиты и что-то жарит. Наверное, своё каменное сердце.

Стоп... Тамерлан? Жарит? Не телку? А мясо? Остановите, Алле надо выйти.

Не обращая внимания на манящие запахи мяса, от которого крутит желудок, и скапливается слюна, принимаюсь вытирать пол уже здесь, но воды столько, что приходится несколько раз выносить полное ведро. Надеюсь, соседей не затопило.

За это время тело настолько покрылось мурашками, что скоро они начнут устраивать на коже новоселье. И ведь не от холода. И даже не от взглядов, что я чувствую каждой клеточкой. Все потому что Тамерлан стоит в одних джинсах, а торс голый. А я даже не знаю, на что больше слюни пускаю, на мясо, которое он жарит, или на спину, мышцы которой перекатываются при каждом движении.

Это просто ужасно, когда такой сухарь имеет такое тело.... Это просто ужасно, что я не могу его коснуться.

Последнюю мысль буквально стираю из сознания, как вытираю пол тряпкой...

К тому моменту, когда колени онемели от стояния на полу, Тамерлан успел дожарить вкуснятину и сесть за стол. Теперь он ест и пристально за мной наблюдает.

— Ты не мог бы отвернуться, — говорю, бросая на пол тряпку.

— Нет, — коротко отвечает он, продолжая поглощать куски мяса.

Скотина. Хоть бы ты подавился!

Король положения, наверное, самоутверждается, смотря, как полуголая девица светит перед ним своими прелестями, убирая беспорядок. А мне не жалко, пусть хоть дыру во мне прожжёт, ему же хуже.

Когда я все-таки заканчиваю и встаю, ощущая, как тело насквозь пропитано потом, Тамерлан пьет чай, а на другой стороне стола стоит тарелка. Мясо, картошка и грубо порезанные помидоры.

Бл*... Ни капли вкуса в подаче блюда, но выглядит чертовски вкусно.

Облизываю сухие губы. Конечно, жирное, я не очень люблю, но сейчас готова съесть даже какую-нибудь дрянь из фастфуда. А это явно не фастфуд. И не дрянь.

Я молниеносно отношу тряпку и ведро в ванну и возвращаюсь на кухню, чтобы сесть.

Да, пожалуй, тактика временной капитуляции подойдет лучше всего. Особенно, когда голодная.

— Не думала, что ты умеешь готовить, — нападаю я на мясо и словно умираю от того, какое оно сочное. Господи, почему у нас дома всегда готовят так сухо.

— Ты вообще не думаешь, — кидает он в ответ, но я не обращаю внимание.

Это слишком вкусно, чтобы оторваться. Никогда бы не подумала, что такой мужик умеет так вкусно готовить.

Сейчас бы ещё подремать под кино нормально, на большой, мягкой кровати, было бы вообще идеально. Но с этим скотом комфорт мне только снится.

— Что было на флэшке? — задаёт он вдруг вопрос, и я улавливаю его взгляд, что он удерживает какое-то время на моей голой груди, соски которой уже на протяжении часа могли бы быть смертельным холодным оружием.

— Порнуха, — говорю с набитым ртом, и ведь не вру.

Тамерлан молчит, но очевидно понимает, что от меня он вряд ли чего-то дождется. И правильно, раскрывать свою тайну не собираюсь, пускай думает, что хочет, я не имею желания говорить ему хоть что-то.