Пристроить шпиона (СИ) - Зайцева Мария. Страница 10
- Нахальный гад, значит, - коротко прокомментировал название контакта, который я установила на Лешку, - кто это?
- Тебе какая разница? – спросила я, с отвращением разглядывая пузырящийся в воде аспирин.
- Большая. Чтоб его больше не было, поняла меня?
- Вот это не тебе решать!
- Мне.
Голос отца был спокойным и усталым.
- Расщепаев не будет церемониться с парнем, который крутится возле его будущей невестки.
Меня одновременно охватили ужас и ярость.
- Слушай, пап… - я махом выпила весь стакан, закрыла глаза, пытаясь заставить желудок усвоить гадость, потом продолжила, - а тебе… Тебе меня не жаль?
У отца едва заметно дрогнул уголок строго сжатых губ. Или мне показалась эта тень эмоции? В любом случае, даже если там что-то и было, то папа быстро сумел с собой справиться, и в следующее мгновение со мной опять разговаривал отстраненный генерал, а не родной человек:
- Не понимаю, о чем ты. У тебя будет муж, богатый, молодой и перспективный. Да тебе половина института завидовать будет. Вернее, - тут он усмехнулся все же, кивнув на открытую страницу в инсте с букетом и моими глупыми глазами, - уже завидуют.
- Папа… - я все еще не теряла надежды, все еще пыталась до него достучаться, - пап… Но ведь он дурак. Ты же знаешь. Он кислотой балуется и пьет… И дурак…
Я начала повторяться, но не замечала этого. На мгновение мне показалось, что в глазах отца что-то мелькнуло… Темное и страшное. Мелькнуло и пропало, словно в пузыри в болотной топи…
- Он – хорошая партия. А ты глупая и маленькая, не понимаешь своего счастья. Я думаю о твоем будущем.
- Нет! – сорвалась все же, никогда не умела терпеть его безжалостную холодность, - нет! Ты о себе думаешь! О себе! И меня просто подкладываешь под того, кто тебе нужен!
- Замолчи, - жесткий голос прервал мою истерику, - и не говори того, чего не понимаешь.
Он развернулся к двери, но затем, словно вспомнив о чем-то, вскинул на меня взгляд:
- И да, насчет «Нахального гада» я не шутил. Расщепаев его с дерьмом смешает. А, если он не сделает, то я добавлю.
- Да пошел ты! Я буду делать, что хочу, понял? Я вообще сейчас уйду и не вернусь!
- Да? – он с интересом посмотрел на меня, - ты уже уходила, не помнишь? Тебе, по-моему, не понравилось на воле. Конечно, ты можешь уйти, но только в том, в чем сейчас сидишь. Без средств, телефона, машины, денег на учебу и прочего. Поняла? Посмотрим, сколько ты протянешь на воле. И подумай, прежде чем звонить своему «Нахальному гаду», кем бы он ни был. Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет тебе рад сейчас.
Наверно, у меня изменилось что-то в лице, потому что отец неожиданно смягчился. Подошел, взял из рук стакан, поставил на стол, потом поднял меня из кресла и, преодолевая сопротивление, обнял.
- Я знаю, что мало времени уделял тебе, Алиша, - глухо проговорил он мне в макушку, - особенно после того, как мама… Но я много работал только для того, чтоб ты была счастлива, чтоб у тебя было все.
- Но я несчастлива, папа, - прошептала я, - несчастлива, понимаешь?
- Это временно. Просто ты еще маленькая и доверчивая. Не волнуйся, я все решу. Все будет хорошо. А парня этого заблокируй. И не встречайся с ним. Для его же безопасности.
После этого он отпустил меня и вышел из комнаты. А я осталась сидеть, чувствуя даже не холод на сердце, нет… Ужас. Плотный и бесконечный. Я словно оказалась одна во всем мире. И даже Лешка мне не мог помочь. Особенно, после того, как я отрезала последний свой шанс на спасение, заблокировав контакт.
9. Алина
- Слушай, - развернувшись, спрашивает меня Лешка тихо, словно и не грубил только что, - а почему ты все-таки меня тогда разблокировала? Ну, помнишь, два месяца назад? Что на тебя нашло?
- Да так… - я все еще изображаю кошечку, перекатываюсь по кровати, - просто проверить хотела… Приедешь ли…
- Сучка, - усмехается он порочно.
Вот только… В глубине глаз – боль и обида. Или мне кажется? Наверно, кажется. Не может у него ничего такого быть. Да и я бы не хотела, чтоб было.
Лешка – моя отдушина, мой большой секрет. Даже от себя самой. Я скрываюсь, как могу, я переименовала его из «Нахального гада» в «Маникюр», я тщательно стираю все наши переписки и старательно отключаю геолокацию, когда встречаюсь с ним. Я делаю все, чтоб его не зацепило.
Потому что за два месяца ситуация из ужасной превратилась в безвыходную. И страшную. Отец пропадает постоянно на работе, у него какие-то сложности там, у него всегда сложности. Расщепаев особо ко мне не лезет, после того, как я, не церемонясь, при всех, надавала ему по физиономии. Ну а что? Папа не просил меня быть деликатной и вежливой с ним. Может, это у меня любовь такая? Вовка тогда только оскалился и сплюнул. И свалил, одарив напоследок злобным взглядом. А я через какое-то время начала замечать, что меня сторонятся в группе. Особенно парни. Со мной не хотели сидеть за одним столом, ко мне избегали подходить даже разговаривать!
В итоге, приперев к стене одну из однокурсниц, я выяснила, что со всеми парнями, с кем я контактировала, были проведены беседы. Обстоятельные. И не Вовкой, нет! Совсем другими людьми. Понадобилось буквально три разговора, чтоб слухами земля наполнилась, и меня стали обходить по широкой дуге. Я взбесилась, но сделать ничего не смогла. Вокруг меня образовался вакуум, который я начала заполнять гулянками и ежедневным весельем. Таким, нарочитым. Может, папаша Расщепаев увидит мой разгульный образ жизни и решит, что такая девка не для его цветочка? Ну, кто его знает? Ну и отца позлить, естественно. Это – святое. Отомстить за себя. Хоть так.
Короче говоря, со мной случился поздний подростковый бунт во всей красе, с той лишь разницей, что подростков не выдают замуж практически насильно. Но и меня, вроде, никто за волосы не тянул. Папа, прекрасно зная мой характер, просто сделал все, чтоб я не вырвалась. Ну, трепыхаюсь, прыгаю, ярюсь… И ладно. Чем больше сил сейчас в бунт вкладываю, тем меньше у меня их останется в финале. Вот тогда можно в ЗАГС.
За это время я передумала много чего, прикидывала свои шансы на свободу… По всему выходило, что, если жестко отказываться и уходить из дома, то в самом деле в пустоту. Без поддержки. Без чего бы то ни было. Отец мне четко дал понять это.
И… И я бы ушла. Если б меня хоть кто-то поддерживал. Вернее… Если б ОН меня поддерживал. Лешка не знает, но я именно потому ему тогда позвонила, после месяца в блоке, эгоистка чертова.
Устала сильно, измучилась, придумывая способ избежать ловушки. Ну , в самом деле, не босой же на улицу идти? Должен быть способ, должен! Да, можно смело признаться хотя бы самой себе, что я – слабохарактерная овечка, боящаяся внешнего мира. Так и есть, что уж… Но, даже слабая и глупая, но – человек. И, устав мучиться от безысходности, я позвонила тому человеку, от которого ждала… Хоть чего-то. Поддержки хотела, глупо и по-детски. Думала, встретимся, я все объясню… И, если он захочет… если он предложит…
Он не захотел и не предложил. Голос его по телефону был усталым и язвительным. А при встрече… Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся и коротко кивнул на машину такси, ожидавшую нас. Я молча пошла за ним. И всю дорогу думала, прикидывала, как начну говорить, как скажу ему…
Лешка привез меня сюда, в однушку на пятом этаже обычного панельного дома. И нет. Мне не удалось тогда ничего ему сказать.
Уже в коридоре меня жестко прижали к стене, задрали юбку до пояса, грубые руки прошлись по промежности, а хриплый голос, который я так часто слышала в горячих снах, резанул насмешкой:
- Принцеска вырвалась из своего чистенького дворца и хочет немного грязи?
И, пока я приходила в себя от внезапно грубых и злобных слов и тона, опытные пальцы надавили сквозь белье на клитор, настолько правильно, что у меня непроизвольно ноги задрожали, а поясница сама собой изогнулась. Стон удалось сдержать. Правда, никого этим я не обманула, потому что Лешка жестко прихватил меня второй рукой за волосы, развернул к себе лицом, заглянул в глаза. И усмехнулся, все прекрасно читая по лицу.