Земля Корнара (СИ) - Сантана Андрей. Страница 51

— Ты хочешь спросить про Аннет, да? — судя по звуку в ушах, Нова потянулась.

— Я вижу, как за неё все беспокоятся, но особо не трогают, значит, подобное уже было?

— Да, её прежняя жизнь была по-своему сурова и не особо радостна. У аристократов… свое безумие. Наверное, новые лица и дурацкие кошмары пробудили в ней не самые приятные воспоминания.

— Опиши парой слов, насколько все плохо. — Я заметил, как к нашей палатке идет Рита, продолжая разговор с уже знакомой мне помощницей мастера.

Нова прочистила голос, а у меня по спине пробежал холодок: вот чувствую нутром, как призрачной некомфортно.

— Её родная мать любила заставлять Аннет переодеваться в разные кукольные наряды и… Ну, в общем, графиня настолько любила свою дочку, что иногда… — Нова страдальчески вздохнула. — Клиф, это очень грязная история, и думаю, что о таком вообще не нужно говорить или вспоминать.

— Ладно, — сдался я. — Все-таки когда ты права, то права на все сто процентов.

— Конечно, я права, ведь… — Судя по резкой остановке мысли, до ведьмы не сразу дошло, что я имел в виду.

Но выплеснуть свое негодование она не успела, потому что бурая волчица попрощалась со спутницей и уже стояла передо мной.

— Я смотрю, ты тоже нашла общий язык с местными. — Мне показалось, или её волосы были уложены по-другому? Да, определенно, кто-то долго и упорно их расчесывал.

— Приятно снова побыть среди диких волков, хотя так и расклеиться недолго. — Добрая улыбка сопровождалась нежным взглядом.

— А о чем вы говорили с той волчицей, Кири вроде, да?

При таком простом вопросе уши Риты сразу опустились, но хвост завилял. И, повидав других волков в разном расположении духа, я только сейчас начал понимать, что волчьи признаки Риты вообще её не слушаются и выдают с потрохами особо сильные эмоции. В частности, смущение.

— Ну, она довольно открыто заявила, что имеет виды на тебя, но потом извинилась.

— Оу.

— А затем мы разговорились, и… В общем, тут, конечно, не на что смотреть, но вроде как никто не против, хотя, с другой стороны, надо выспаться, ведь завтра нам в дорогу. Но мы так мало времени проводим наедине и…

Это продолжалось и продолжалась. Слегка опустив глаза, Рита как будто говорила сама с собой, постоянно повторяя довольно милое предложение прогуляться и тут же перекрывая его новыми доводами, почему лучше всего просто пойти спать.

А я стоял и улыбался, думая про себя: «Черт, как же хорошо быть живым». Сделав пару шагов вперед, я взял… свою девушку за ручку.

— Я с удовольствием.

Она не пыталась спрятаться от моего взгляда, смотрела прямо в глаза, удивление мешалось с чем-то еще — с чем-то более теплым и приятным. Не животное влечение, а что-то иное, пока неосязаемое. Давно забытое чувство. Мы подались вперед, наши губы соприкоснулись, нежно и аккуратно. Я слышал, как бьется её сердце, и под этот звук, который гораздо приятнее любых таинственных песен волков, мы просто прошлись по всему лагерю. Нам даже разрешили дойти до самого выхода по тоннелям. В этот момент мы действительно были одни, говорили о не очень важных вещах, о других волках… Рита даже пошутила, что и ей предлагали погреться в чужих палатках. И ревность на моем лице вызвала у неё довольную ухмылку. Со стороны, наверное, все это казалось очень глупым и наивным, но как бы мне хотелось, чтобы эти тоннели были чуть-чуть подлиннее.

Аннет открыла глаза. Она не сопротивлялась, не испытывала страха, она была полностью поглощена происходящим. И, наблюдая за собой в зеркале, в последний раз поправляла бантики на платье со множеством рюшечек. Стены особняка давили, а портреты неизвестных родственников злобно скалились или смотрели с абсолютно бесстрастным лицом. В интерьере преобладал монотонно белый цвет: белые стены, белый шкаф, ковер, кровать. Большую часть времени это было все, что видела Аннет, ведь, когда проявилась её магия, мама спрятала дочку в их загородном особняке, где ежедневно ребенок испытывал невыносимую боль, а о моментах просветления сразу же докладывали графине, которая, бросая все свои дела, мчалась в особняк «проведать» любимую доченьку. Аннет прекрасно понимала, что не так должны проявляться материнские чувства, они не должны быть такими грязными и порочными, но ничего другого у нее не было. Мать была единственным человеком, с которым она могла поговорить. Так что отражение в зеркале абсолютно мертвого лица Аннет, поправлявшей на себе маленькие украшения, было обычным делом. Зачем вкладывать чувства? «Это нужно делать, только когда тебе что-то нужно». Зачем улыбаться? «Ведь всем наплевать на твое лицо». «Зачем говорить с чернью, если ты выше этого?» Ежедневная наука новоиспеченной ведьмы.

В конце концов Аннет поправила волосы, перекинув косу через плечо, и как раз вовремя, ведь в её комнату постучался дворецкий:

— Мисс Антуанетта, карета вашей матери скоро прибудет.

Не дожидаясь ответа, мужчина поспешил вниз. Оно и понятно: всем здешним обитателям запрещалось даже смотреть в сторону девочки с белыми волосами.

Она миновала коридоры и большую лестницу. Каждый шаг давался Аннет с жуткой болью, но она обязана была терпеть. Нельзя жаловаться, нельзя плакать. Она вышла на улицу и сразу увидела карету, запряженную парой белых коней в механических оправах из чистого золота. Девочка сразу подметила, что кучер, дергающий поводья, ей не знаком: слишком молодой, а значит, очередной простолюдин, взятый на работу для поддержания имиджа одного из самых щедрых и лояльных домов Пьетро.

На деле все было ложью, кровавой и похабной ложью.

Спустившись по каменным ступенькам, Аннет не проявляла никаких эмоций и покладисто остановилась напротив кареты. Кучер быстро спрыгнул со своего места и открыл дверцу. Это был не официальный визит: все очень скромно, в тайне. К сожалению, девочка знала, чем это закончится для бедного парня.

— Аннет, милая, солнышко ты мое! — Из кареты буквально выпорхнула молодая женщина, одетая в пышное платье.

Её шею обрамляла тонкая полоса ткани, а небольшая родинка на вздымающейся груди под тугим корсетом притягивала взгляд. Карие глаза пылали любовью, дорогой макияж только подчеркивал и без того особую красоту матери Аннет.

— Здравствуй, мама, — ровно произнесла девочка.

— Нет-нет-нет, когда мы одни, я хочу, чтобы ты называла меня более ласково, как я учила.

Кучер, закрыв дверцу, посчитал странным то, как это прозвучало, особенно слово «одни».

— Прости… мамочка.

— Ах! — Возбужденно вздохнула женщина, прижав пальцы к щекам. — Умничка! — Затем, сняв длинную перчатку, она притронулась ладонью к щеке Аннет, плавно опустившись ниже приподнимая её лицо за подбородок. — Моя милая Аннет, с этими волосами ты стала еще прекраснее. Я купила тебе новое платьице, так что пойдем скорее в…

— Госпожа, п-простите… — Юноша весь день пытался улучить момент для просьбы и понял, что не получится, если только не вызваться повезти госпожу Антуанетту к её загородной усадьбе. — Еще раз простите, я безмерно благодарен, что ваша семья взяла меня на работу, но у меня есть сестра, и ей повезло не так сильно, так что я подумал, что у вас хватит еще немного доброты, чтобы помочь и ей.

Кучер не боялся госпожи, потому что знал её только с ласковой и лучезарной стороны: сколько раз эта женщина помогала столичным приютам и беспризорникам, нельзя было и сосчитать.

Лицо Антуанетты-старшей исказила гримаса ярости, белоснежные зубы сжались… но, снова посмотрев на дочку, графиня расплылась в улыбке и повернулась к кучеру.

— Подойдите, юноша, — произнесла она голосом, каким обычно приглашают уединиться в спальне.

Кучер, слегка сгорбившись, тихонько подошел ближе. Всего на мгновение он увидел в глазах бесстрастной девочки сострадание. Его горло почувствовало укол! Один из пальцев Антуанетты оказался искусственным и легким движением превращался в самую настоящую спицу, отлитую из серебра. Мало кто знал, но все пальцы графини на обеих руках были такими. Поэтому щека Аннет ничего не чувствовала, кроме прикосновения холодного металла.