Простые желания (СИ) - Предгорная Арина. Страница 56

— И…как? — Элге хорошо расслышала нетерпение в голосе неизвестного министра.

— До вооружённой стычки дошли только последние Сайттены, — неприятно усмехнулся лорд Форриль-старший. — До них остальным удавалось решить вопрос миром.

— А что за форма? Есть конкретное описание?

— Представьте себе, есть! И форма, и расположение.

Элге скосила глаза на прикрытую дверь кабинета. Не так уж долго отсутствует Мадвик, но теперь — пусть задержится ещё хотя бы на пять минут! Про родимые пятна Сайттенов она слышала, но без подробностей — такое нигде не освещалось. Лорд Тивис, стало быть, эти сведения добыл.

— Расположение столь значимого для Сайттенов знака из поколения в поколение было одним и тем же — за левым ухом, сразу и не разглядеть.

На лице Элге не дрогнул ни один мускул, руки продолжали сжимать столовые приборы, в то время как лорд Тивис делился результатами своих изысканий. Маска невозмутимости, прямая спина и навык при любых обстоятельствах держать себя в руках, оказывается, крайне полезные качества, даже когда тебя никто не видит.

… А что до формы…

…У предков родимое пятно походило на тщательно обведенную капельку воды и на вершине, в самом узком её кончике — точечка. Последняя такая капелька была у Тандора Сайттена, жившего во времена правления Тадхена Сурового и им же и загубленного вместе со всей своей семьёй: супругой и детьми. Все остальные Сайттены прямыми потомками не являлись. Для того и уничтожал свою близкую родню жестокий король: он опасался заговоров и переворотов, в подозрительности своей дошёл до паранойи, ему всюду мерещились изменники, желающие отобрать королевский престол у его законного владельца.

Непрямые потомки Сайттенов с родовым пятном рождались, и располагалось оно за «правильным» ухом, но имело либо размытую ромбообразную форму, либо простой овал. Каплевидная с точкой отметинка исчезла навсегда, вырезанная Тадхеном Суровым.

— А жаль. Найдись сейчас истинный наследник герцогов — Бастиану не пришлось бы ломать голову над поисками ставленника, — подытожил министр.

Элге чувствовала, как сердце сбивается с ритма. Пропускает удар…второй…третий… Мужские голоса звучат рядом с ней, обволакивают похожими бархатными нотками. Осторожный вдох — и ритм восстановился. Только онемевшие пальцы плавно выпустили ложечку, переплелись с пальцами второй руки в судорожном движении, а собственные зубы прикусили губу.

— Прошу меня извинить, — с безупречной вежливостью прогудел лорд Тивис. — Я оставлю вас ненадолго.

Девушка почувствовала, что задыхается: что, если свёкор каким-то образом догадался о том, что у их приватной беседы есть свидетель? Как теперь выкручиваться? Она медленно приподняла ресницы и уставилась на дверь. Шаги, приглушённые ворсом ковровой дорожки, прошелестели мимо, и лишь спустя несколько бесконечно долгих секунд Элге позволила себе выдох.

Надо как-то успокоиться и переварить обрушившуюся информацию.

У отца, Хейтена Адорейна, родимое пятнышко имелось. Ровно там, где описывает лорд Тивис. А вот у Виррис — нет. У Хейтена родились только девочки. И над забавной, необычной формы пятном, похожим на капельку воды с маленькой точкой на вершине, прятавшимся за левым ухом Элге — в семье по — доброму посмеивались. Память о детских годах не вернулась к девушке целиком и полностью, однако какие-то события она помнила всегда, а отдельные фрагменты начала вспоминать благодаря осторожной и тщательной работе госпожи Каннелии. Про особые отметинки у себя и у папы Элге помнила, но никто никогда не придавал им никакого значения. Есть и есть. Кажется, и у деда по отцовской линии было.

Сердце колотилось в горле, губы пересохли. Простые слова не укладывались в голове. Такое следует обдумать не спеша, холодным разумом, уняв эмоции. То, что лорду Тивису она о своих подозрениях не заикнётся — ясно. А Мад? Близкий, родной…

Снова звук шагов, заставивший Элге испуганно замереть над остывшим кофе. При виде поворачивающейся ручки двери девушка едва не закричала.

— Извини, пожалуйста, девочка моя, — виновато прошептал Мад. — Как назло, попал на конец дурацкого совещания, пришлось подождать.

Он оглянулся назад, за дверь, и быстро прошмыгнул к Элге, которая при его появлении незаметно выдохнула и отмерла.

— Здесь министерский экипаж, — заговорщицки зашептал он, склоняясь к самому её уху. — Подозреваю, отец приехал и где — то здесь. Не хочу с ним сталкиваться, не хочу больше о делах! Не возражаешь, если мы очень быстро и очень тихо убежим?

И обаятельно улыбнулся.

Возражала ли Элге? Она проворно выбралась из-за стола и подала руку Маду.

— Идём?

Никем не замеченные, молодые Форрили выбрались на первый этаж, где Мад расплатился за обед и увлёк Элге на улицу. Им повезло: семейный экипаж остановился на углу здания.

…Чтобы увидеть маленькую тёмную капельку, нужно специально искать её расположение, вот так просто пятно в глаза не бросается, даже с высокой причёской, даже с гладко заплетённой косой.

Муж обратил к ней ласковый серый взгляд, который Элге выдержала как самую тяжелую битву. «Благодарю вас за уроки, леди Бритта», — впервые Элге согласилась с желанием свекрови «сделать из неё леди». Тот, кто учил её прятать истинные чувства и настоящее лицо под самыми разными масками, постарался хорошо: науку Элге усвоила. Контроль над собственными жестами — и собственная рука не потянулась ненароком к левому уху, не потрогала завиток раковинки, не поправила рыжую прядь.

Даже Мадвику она не могла сказать. Не сейчас. Может, позже.

Элге впервые огорчилась тому, что следующий отъезд мужа предстоит лишь через пару недель: хотела в его отсутствие незаметно порыться в библиотеке. Шансы, что у Форрилей есть книги с нужными сведениями, невысоки, но всё же хотя бы с чего-то поиски начать следует. Хотелось самой найти доказательства словам советника.

И совсем некстати ночью Элге привиделся сон. Она сидела в глубоком кресле, забравшись в него с ногами, и даже видела краешек шали с кистями, которая укрывала её колени и босые стопы, свешиваясь с одного подлокотника на пол. Сидела в помещении с высокими расписными сводами, окружённая книжными полками, и от этого уголка веяло чем — то знакомым и очень домашним. На стене напротив она видела портреты мужчины и женщины, изображённых в полный рост, державшихся за руки, но не могла разглядеть ни лиц, ни одежды. А под золочёным багетом, за большим массивным столом, сидел человек, тот же самый, с портрета, и смотрел прямо на неё, и в уголках его губ скрывалась тихая счастливая улыбка. Он работал, а она наблюдала за ним, закутавшись в шаль, как делала это… неоднократно. Той Элге, которая смотрела сон, очень хотелось подняться и подойти поближе, чтобы разглядеть его лицо, а та Элге, что сидела внутри сна, хотела разгладить усталые складки на лбу и возле губ. Родные давно знакомые. И Элге-снаружи продолжала наблюдать за мужчиной, совершенно не похожим ни на Мада, ни на кого другого из её небольшого окружения. И молчание между ними, разлившееся под высокими сводами, не доставляло ей ни малейшего дискомфорта.

А вот разговор в той ресторации отравил девушку и дискомфортом, и опасениями. Элге стоило огромного труда вести себя сдержанно и спокойно, тогда как внутри всё кричало и требовало немедленных действий. Но страх, иррациональный, ненужный, требовал быть очень осторожной с новыми родственниками, в особенности со свёкром. Пользуясь отъездом Мадвика, девушка со всеми мыслимыми и немыслимыми предосторожностями просмотрела имеющиеся в форрильской библиотеке книги и старые записи из тех, что смогла найти в свободном доступе. Как и следовало ожидать — ничего. Разочарование царапнуло, хотя она была к этому готова.

Вряд ли советник Форриль добыл столь пикантные подробности в городской библиотеке.

Пришла к выводу, что вхожий во дворец лорд Тивис какие-то сведения о Сайттенах нашёл там. Или в самом герцогском замке — в герцогство он не так давно ездил с проверкой, которые в ходе расследования мятежа проводились одна за другой. Наверняка, побывав в родовом замке, он не одни только финансовые документы в руках держал.