Возрождение Феникса. Том 1 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич. Страница 3

— Сейчас пройдет, — успокаивает родовой слуга отеческим тоном, но самого ненадолго хватает. — Как тебя вообще угораздило отправится в глушь с двумя выскочками? Чем думал, Сень? Не в багажник же запихнули силой?

У меня глаз едва не выпадает. Вот так слуга! Не стесняясь, попрекает своего лорда…тьфу, барина. Ответ быстро всплывает на поверхность. Тимофей больше для моего реципиента воспитатель, чем слуга. С самых пеленок присматривает, вот и повелось общение «по-свойски».

— Вчера я помог с домашкой девушке, которая нравится Свиридову Виктору, — спокойно произношу. — Он потребовал разговора по-мужски вдали от лишних глаз. Я согласился поехать с ним…и с его другом к Щучьему озеру. На месте они напали на меня и стали издеваться и бить.

Секунды три мы с Тимофеем переглядываемся через зеркало заднего вида.

— Дурачина, — качает головой Тимофей.

— Редкостный, — соглашаюсь.

— Это я про тебя, вообще-то.

— Да уж понял.

— Странный ты какой-то, Сень… — сообщает Тимофей, сворачивая в город. — «Колодцы» вдруг освоил, здорового мужика избил, да еще двоих дворянят сделал, они ведь тоже поди Ученики, хотя бы один… Эй, а второго дворяненка ты куда дел? Не утопил, надеюсь?

— Навоз не тонет, — делюсь житейской мудростью, разглядывая себя в зеркале заднего вида.

Белобрысый подросток, глаза голубые, нос прямой, скулы широкие, славянские. По сравнению с тем же Свиридовым красавчик. Даже если бы я не сломал ему нос. Тело только у меня слабое, хотя, возможно, это последствия увечья. Мускулы точно знакомы с физическими упражнениями. Но после травмы прошлый Арсений явно забил на зарядку.

Замечаю заинтересованный взгляд. Женщина за рулем на соседней полосе. Молодая симпатичная, с длинными тёмными волосами и колечком в носу. Подмигиваю милашке. Она ослепительно улыбается и показывает наманикюренным пальчиком на картонку с телефонным номером, прижатую к лобовому стеклу. Ниже цифр написано: «Целуюсь лучше, чем паркуюсь».

Усмехнувшись, я хлопаю указательным пальцем себя по виску. Мол, запомнил. На прощание женщина посылает мне воздушный поцелуй и сворачивает на смежную улицу.

— Странный ты… — повторяет Тимофей, от которого не укрылся мой с водительницей бессловесный флирт. — Раньше от баб шарахался, а тут — на тебе, чуть к ней в форточку не залетел.

— Адреналин, наверное, — пожимаю плечами. — Не отошел еще.

Смотрю в окно, изучаю местность и аборигенов. Город называется Тверь. Дома вокруг, в основном, невзрачные «бетонки», но ближе к центру вырастают старые здания, экстерьер обрастает пилястрами, вычурными карнизами и прочими декоративными элементами. До центра мы не доезжаем, сворачиваем на восток. Снова тянутся «бетонки», затем они редеют, пока не уступают пространство лесу. Похоже, мы просто проскочили насквозь город. Усадьба Беркутовых возникает резко. Автоматические ворота открываются, и «Волга» въезжает, шурша покрышками по песчаной дороге.

Эта усадьба когда-то знала лучшие времена. Сейчас же вишневый сад зарос, охрана отсутствует, фонтан перед господским домом выключен ради экономии воды.

На крыльце нас встречает хорошенькая девушка в чепчике, в длинном синем сарафане, под которым сияет белая рубаха. Федосья, подсказала память Сеньки имя служанки. Или просто Дося. Бросив взгляд на меня, она с облегчением выдыхает:

— Фу-ух, вызволил юного барина, дядя Тимофей.

— Он сам себя вызволил, — отмахивается воспитатель. — Я чисто за водителя.

Дося округляет карие глаза и оглядывает меня, акцентируя внимание на хромой ноге.

— Сам? А как?

Сдуваю челку со лба, чтобы приоткрыть рассечение.

— Мне бы перекисью помазать, Дось.

— Ой, Сварожечки, — служанка бесцеремонно хватает меня за руку и тянет за собой. Ладошка у нее холодная. — Пойдемте, врачевать тебя буду, барин, пока Елизавета Юрьевна не увидела и в обморок не бахнулась.

Это она про мою маму. Ну не мою, а Арсения. Хотя, вонючая чешуя болтопса, какая уже разница! Память Арсения слилась с моей. Да, из-за этого я не полюбил его близких людей, как своих, но прекрасно помню чувства парня. Теперь его прошлое — мое прошлое. Счастливые встречи, мимолетные юношеские влюбленности, посиделки с друзьями… Всё перекрывает черным крестом расстройство, когда он уехал из Московского лицея доучиваться в Тверь. Из-за травмы.

Дося ведет меня по просторному холлу. Со стороны кухни выглядывает рыжая девушка в чепчике. Ниже меня на голову, тонкая талия, широкие бёдра, симпатичные ножки, торчащие из-под фартука. Федора, вторая служанка. В доме к ней обращаются ласково Феней.

— Эй, куда тащишь барина? — верещит она, уперев руки в бока.

— В подсобку, — не оборачиваясь кидает ей Дося. И еще крепче сжимает мою руку. Да еще так прибавляет скорости, что рыжая остается далеко позади. Я едва успеваю перебирать костылем.

— Что?! — кричат нам вслед. — Не смей! Зачем?!

Дося не отвечает, хитро сверкнув глазами. Гордо выпячивает грудь, кстати, солидного третьего размера. Ну вот, дожил — уже женские бюсты на глаз оцениваю в местной системе измерения. Ассимилировался, значит.

— Ба-арин! — доносится расстроенное.

— Не придумывай. Врачевать меня идем, — приходится ответить.

— Это так теперь называется, барин? — Феня обиженно надувает щеки.

Эти две фифы постоянно заигрывают с Арсением. Да только он, стесняшка, не понимал. Ладно, будет время — наверстаю упущенное пареньком. Ой, Фалгор, не о том заботишься. Мне бы сначала понять, в какую задницу попал. А потом уже потакать подростковым гормонам.

Мы идем по коридорам. Отделка внутри дома дорогая. Старинные вазы на постаментах, неплохие картины, ажурные врезки на лестничной балюстраде. Только тут и там виднеются признаки назревающей бедности рода Беркутовых. Вон, на самом видном месте потускнела паркетная доска, неплохо бы реставрировать. А там воздушно-тяжелые шторы обесцветились от солнца. А вон стерлось ворсовое покрытие ковра.

Десять лет назад, в результате войны родов, погиб отец Арсения Всеволод. Да и не только он, также его братья, отец, их дети, их жены… многие, в общем. Выжила только Елизавета с детьми: Арсением и Еленой. С тех пор Беркутовы позволяют себе в доме только четырех слуг. Две служанки, водитель-дворецкий-охранник-нянька Тимофей и кухарка Тамара. Кормит род один завод радиоаппаратуры в Твери, да московский ресторан, остальное забрали победившие дворяне из Выборга.

В подсобке Дося запирает дверь и, хитро взглянув на меня, усаживает на табуретку. Я не против — ее крупные пышности оказываются перед самыми глазами. Хоть какой-то релакс посреди всего этого хаоса. Никакого интима пока, понятно. Так, минутку полюбоваться прекрасным.

— Сиди спокойно, барин, — ее крепкое тело тянется вверх за аптечкой на верхней полке стеллажа. — Сейчас залатаю тебя. Это пара минут.

Она прыскает мне на лоб анестетиком, вытирает влажной салфеткой корку крови и застывает в полусогнутой позе, выпятив кверху ягодицы.

— Барин, — Дося хлопает ресничками. — А засечка затянулась. Нету ничего — кожа гладенькая, незагорелая, — ее пальцы нежно оглаживаю мой лоб. — Как так-то?

Крепко задумываюсь. Для моего прошлого тела сверхрегенерация — обычное дело. Ведь каждого легионера Постимпериуса улучшают гениальные генетики и биоалхимики. Солдат Евгениус — настоящий пример генетического совершенства. Префекты же вообще сопоставимы по силе с богами. Благодаря биоалхимии мы и получаем связь с жар-эфиром. Поэтому странно то, что я вижу родную энергию в этом теле. Хотя не раз старый Химер говорил, что вместе с телом таинственная биоалхимия преображает и душу. Столь глубок уровень изменения, что не останавливается даже на клетках, а двигается в самую суть человека, превращая слабовольное естество в совершенство.

Биоалхимия изменила мою душу. Соответственно, я перенесся в другое тело со своими особенностями: регенерацией, обостренными чувствами, связью с жар-эфиром и личным магнетизмом Префекта. А нога не лечится почему? Еще недостаточно обжился в новом «доме»? А если надавить волей?