Постскриптум (СИ) - "Anzholik". Страница 36

Уставшие. Чуток опечаленные. Одной ногой в дороге, отправляемся с наступлением темноты обратно в отель. Заваливаемся нашей дружной компанией в номер. А после просмотра нескольких мультиков укладываю ребенка в постель и не знаю, что делать дальше.

Следовать привычному распорядку и падать в кровать с Микелем практически сразу не хочется. А вот максимально продлить проведенное время вместе ОЧЕНЬ.

Успев раздеться и накинуть на себя только тонкий халат на голое тело, возвращаюсь в свою часть номера, где в одних лишь джинсах сидит босой и расслабленный иностранец, который что-то во мне таки сумел изменить за этот промежуток времени. Не слишком много, но и немало. Но мне кажется, что вряд ли я по возвращении буду прежней. Вряд ли…

— О чем задумалась, сладкая? — Прилипшее ко мне намертво слово звучит с его губ как лучший из комплиментов. Вызывает легкую улыбку и каплю удовольствия на кончике языка, которое вместе со слюной опускается глубже в мое тело.

— Не поверишь. — Присаживаюсь к нему на бедра, заставляя откинуться на спину, свесив ноги с кровати. Вижу вопросительно приподнятую красивую бровь. — О тебе, — решаю не мучить и отвечаю сразу же.

— Уже скучаешь? — усмехается. Самодовольный тип, чтоб его. — Перестань. Радуйся тому, что было, а не грусти о том, чего не будет.

— Да ты философ. — Не удержавшись, склоняюсь над ним и сама целую мягкие податливые губы. Мне вопиюще хочется нежности. Его всего. Долго. Медленно. Чтобы растянуть и запомнить все. Каждую ответную дрожь, каждый поцелуй и касание рук, ног, кончиков пальцев… языка, губ. Впитать его взгляд. Втянуть в себя кислород, которым он дышит. И это так на меня непохоже. И желание столь непривычное. Но…

Вот никогда не думала о том, что я все же немного, самую малость, но романтик. И сейчас эта крошечная сторона моей души жаждет быть наполненной. Незамедлительно.

— Чего бы ты хотела? Сегодня я побуду твоим персональным Джином. Исполню каждое из желаний. Старательно и прилежно.

— Сможешь сделать так, чтобы время остановило свой ход? — Тихо смеюсь, видя, как он закатывает глаза, блестя в полумраке белоснежными зубами и широкой улыбкой.

— Из реального, Ангелина, из реального, все что пожелаешь, — сексуально перекатывает мое имя на языке. Которое, произнесенное с его акцентом, и правда звучит потрясающе.

— Будь со мной максимально собой сегодня. Хочу тебя настоящего абсолютно полностью. — И он понимает, о чем я. Играть может при желании каждый. Менять маски и роли. Пытаться впечатлить и покорить. Или, наоборот, оттолкнуть и напугать. За эти дни я видела его настолько разным, что порой терялась. Не понимая, где из всего этого калейдоскопа он. Под каким из полотен скрыто настоящее «я».

Присаживается, приближается близко-близко, оставляя всего считанные сантиметры между нашими лицами. Смотрит обезоруживающе глубокими медово-ирисковыми глазами. Целует осторожно. Плавно. Не спешит ворваться в мой рот, просто ласкает своими губами, так нежно, будто тонкими полупрозрачными крылышками по моему лицу порхает стрекоза. Запускает руки в волосы, наркотически мягко массирует кожу. Гладит. Проводит кончиком носа по скулам, по линии челюсти. И так долго раздевает, что я начинаю балансировать на грани чего-то невообразимого. И вставляет. Вставляет просто жесть как.

Нет. С ним было просто потрясающе в любой из ипостасей. И страсть, и жесткость в его исполнении невероятна. И тягучая медлительная пытка восхитительна. Но сейчас. Сейчас, черт возьми, он просто занимается со мной чем-то воистину космическим. Неземным. Потому что у меня ощущение, что от происходящего вибрирует не только тело, но и душа. Левитирует.

И словно невидимые импульсы просачиваются сквозь поры в вены, впитываются в кровь и разгоняют эту эйфорию по телу, перекачивая через сердце. И так бесконечное количество кругов.

Мы не занимаемся сексом — мы танцуем. Или парим. Возможно, даже взлетаем. Или же плаваем… Потому что каждое движение одного заканчивается другим. Как один совершенный механизм, все на ощущениях. Полностью отдав контроль друг другу. Сливаться. Соединяться. Перетекать и плавиться в странные необъяснимые формы.

Я не слышу собственных стонов, мне кажется, что я стала немой или глухой. Я просто чувствую его горячее тело, пульс, который один на двоих, и легкое дыхание на коже. Ведомая лишь абсолютным тактильным контактом. Управляемая самой сутью.

И я смело могу сказать, что нечто подобное и правда впервые. Разное было и со многими. Но даже с Лешей мы ни разу так идеально не сливались. Возможно, не успели или не захотели. А может, просто вечно спешили куда-то, за чем-то… И мне чуточку, отголоском сознания, жаль, что я не опробовала это с ним. С тем, кого любила больше собственной жизни. Которому готова была отдать все до последней капли. Потому что, я уверена, было бы еще более восхитительно. Хотя куда уж более…

Каждый оргазм как новая отправная точка. И если первые разы я еще считаю, то позже просто оставляю это гиблое дело. Потому что один наслаивается на другой, а после его догоняет и продляет третий. И в каком-то бесконечном экстазе, лениво утопая в простынях, что скомкались под клубком наших тел, я и хочу застрять. Если не навечно, то надолго определенно. НО…

За окном неумолимо начинает светать. Усталость свинцом наливает тело, и глаза попросту уже не хотят открываться. Организм предает. Сил нет даже на то, чтобы надеть на себя что-нибудь. Я просто засыпаю в его руках. Но только на каких-то пару жалких часов, чтобы проснуться от проникновения в собственное тело и в который раз задохнуться от ощущений.

Пробуждение прекрасное. Шикарное, я бы сказала. Ведь что бодрит по утрам даже лучше, чем крепкий кофе? Верно. Качественный трах. И если вся ночь у нас была тягуче-сладкой, то утро стало страстным, быстрым и энергичным, задавая темп на весь день.

Ильюша плачет, когда мы выходим с чемоданами из отеля. Виснет на мне, заставляя тем самым Микеля загружать наши вещи в машину, и как итог отвозить нас в аэропорт и разбираться с билетами, самолетом и прочим. Ребенок так искренне расстроен, что даже у меня наворачиваются слезы. А ведь пытаюсь держаться изо всех сил.

Но грусть, что я улавливаю в золотисто-карих глазах португальца, доламывает меня окончательно. И я чувствую влагу под его пальцами на моем лице. Чувствую собственные слезы на его губах в поцелуе. И тройные объятия, когда Илья цепляется в нас обоих, — это сильнее меня. Душа рвется на огромные кривые уродливые куски. То, что проснулось во мне к этому мужчине, не любовь, даже не влюбленность. Но что-то связало за столь короткий срок. Связало и довольно крепко. А отпускать мне всегда было тяжело… Я не умею это делать красиво и правильно.

Прощание затягивается. И как в тумане обмен номерами телефонов, адресами и короткими, возможно, последними нашими поцелуями. Красивый золотой браслет, что он застегивает на моем запястье, с каплями солнечного янтаря, который так похож на цвет его глаз. Какие-то слова, которые я не слышу и не воспринимаю. И все сокрушительно и болезненно. Печально и выматывающе настолько, что в самолете мы с Ильей еще до взлета вырубаемся и спим с перерывами на перекус до самой посадки.

Голова звенит как колокол. В ней убийственно пусто. Мысли будто выкачали небеса, в которых мы пробыли эти долгие часы. Настроение под стать погоде — паршивое. И ощущения, что меня будто шавку вот-вот выбросят из теплого дома на мороз.

Переодеваемся в теплую одежду. Спускаемся по трапу, забираем багаж, и это все так долго и нудно, что неимоверно раздражает. Ребенок сонный и недовольный. Ворчит, ноет, постоянно дергает. Ждет отца. Вертится юлой, и я, уставшая, еле поспеваю за всем следить. А папаня его даже не звонил нам сегодня. Почему-то это вызывает неприятное равнодушие, граничащее с болью. Безумно странное ощущение. Я даже не знаю, как верно его назвать.

Дитеныш выбегает предвкушающе на улицу, галопом на стоянку автомобилей, а там… Там Кирилл вместо Леши, с лучезарной улыбкой и расставленными в стороны руками. И как логичная реакция на это — расстройство на любимом личике. Сдерживаемые горькие слезки и разочарование.