Невеста против (СИ) - Вансловович Лика. Страница 21

* * *

«Наглая мерзавка! Посмела угрожать мне! МНЕ!!!» — негодовал князь, все дальше отдаляясь от усадьбы Богдановых.

«Она думает, что может указывать мне! Думает, что я побоюсь ее! Глупая выскочка, забывшая свое место!» — чем дальше он заходил в своей ненависти к старшей дочери, тем чаще его мысли возвращались к младшей, прикасаться к которой ему «запретили».

Николай не мог стерпеть такого оскорбления, и что-то кровожадное и злое внутри него требовало возмездия, а начать можно и с меньшего: с маленькой Алисы, так упорно жаждущей воссоединения со своей сестрицей.

В мыслях было столько всего, что он хотел бы сделать с Рианой и, увы, не мог сделать с младшей: «Слишком хлипкая и впечатлительная, трусливая и слабая до отвращения — совершенно лишенная характера и воли!»

Он не знал, насколько далеко может зайти в своих обещаниях старшая дочь, насколько сильной и мстительной может оказаться, и только это заставляло его сдерживать кровожадный порыв сердца.

Часть 1. Глава 11

— Ваше благородие, все гости покинули усадьбу, — тяжелый и несколько резкий для моего слуха голос Демьяна заставил меня встрепенуться.

— Благодарю за добрые вести! — вежливо ответила ему. — Скажи, почему ты не пошел на поводу у моего отца, ведь я прикована к постели и вы совершенно ничего обо мне не знаете?

— Вы были без сознания целую седмицу, и у всех нас было достаточно времени, чтобы познакомиться с вашей семьей поближе! — хмыкнув, отозвался мужчина. — Но говоря по правде, дело даже не в этом. Хозяин очень долго, из года в год, вбивал в наши головы одну и ту же истину: он один наш господин, и только в его праве вершить наши судьбы — судить ли нас, миловать ли, наказывать ли.

— Нас учили беспрекословно подчиняться и быть верными барину и те, кто не мог усвоить этой истины, всегда страдали из-за собственной глупости и наивности! Вы наша хозяйка, а значит, мы будем подчиняться кому-то еще только, если вы нам это прикажите, сударыня!

Мне понравился его ответ, очень понравился, как и сам Демьян, хотя когда я встретила его в день своей свадьбы, он показался мне страшным и опасным человеком, и, наверное, он таковым и являлся, но не для меня.

— Демьян, понимаешь, я не могу доверять своим родственникам: никому из них, кроме своей младшей сестры! И тот врачеватель, что приходил с ними, тоже не вызывает у меня особого доверия, — начала объяснять ему. В общем — то, я понимала, что, скорее всего, обращаюсь не по адресу со своими просьбами, но этот мужчина и тут меня удивил.

— У нас на окраине деревни живет одна старуха. Она не имеет никаких образований и никогда не лечила господ, но все мы знаем, что если в доме какая беда — болезнь там или увечье какое, баба Феня всегда поможет.

— Баба Феня, значит!? — со вздохом переспросила я — не то чтобы я уж очень доверяла народной медицине, но все же это лучше, чем ничего, да и вряд ли отец успел бы добраться до этой крестьянки и замыслить с ней какой-нибудь заговор. — Приведите ее ко мне, хочу познакомиться с вашей целительницей! — с улыбкой проговорила я.

Через некоторое время передо мной предстала та самая баба Феня: на удивление маленькая старушка, она была почти в два раза ниже Демьяна. Целительнице уже наверняка минул седьмой, если не сказать восьмой десяток и голова ее давно побелела от седины: серебряные локоны были аккуратно заплетены в косу, узенький край которой выглядывал из-под белого платка. Я редко запоминаю внешность людей детально, так и здесь — больше всего мне запомнились ее глаза. Они не были блеклыми, как у большинства пожилых людей: глаза бабы Фени были чистыми, ярче, чем у моей сестры Алисы. Голубые глаза старушки смотрели на тебя с какой-то затаенной теплой улыбкой, даже если этой улыбки не было на ее губах.

— Здравствуй, хозяйка! — произнесла она таким же теплым и негромким голосом.

И без того сгорбленная годами, она вдруг низко склонилась передо мной, и я смутилась, покраснев.

— Какое уж тут здравие, — ворчливо произнесла в ответ.

Бабушка приблизилась к кровати и осторожно коснулась края моей повязки на ноге.

Я ожидала, что она захочет взглянуть на мои раны, но она лишь плавно провела по ноге рукой, словно видела сквозь белые ткани.

— Вы хотите снова ходить, не так ли? — спросила она, поднимая на меня свои глаза.

— Я хочу не просто ходить, я снова хочу танцевать, баба Феня! — честно призналась ей я.

— Танцевааать, — протяжно и задумчиво отозвалась она.

— Да! — заметно нервничая, отозвалась я.

— Вот если вы этого по-настоящему захотите, тогда обязательно сможете, только не скоро, хозяйка: придется набраться терпению, прикладывать немало усилий, и, возможно, вы будите сильно уставать и страдать от диких болей, прежде чем научитесь порхать, как раньше. Но вы молоды и способны это выдержать, если вам хватит на то духу.

— Хватит! Стерплю как-нибудь! Я настырная! — уверенно отозвалась я.

Не знаю, что со мной было, почему я настолько доверилась этой женщине и почему в моих мыслях и на секунду не промелькнуло сомнение в ее знаниях и способностях — я просто верила, что она сможет мне помочь, больше, чем кто-либо.

Баба Феня, испросив моего разрешения, присела на кровать и подолгу смотрела на мою шишку на затылке, вздыхая и охая, причитая о том, что я поступила не по-христиански и чуть не совершила страшный грех.

— Еще немного и вот эта шишка на голове могла бы стоить тебе жизни, девочка! — неодобрительно произнесла она, словно я была ее провинившейся внучкой, каковой я себя и ощущала, потому что мне вдруг стало стыдно за свою глупую попытку покончить с жизнью.

— Но ведь я все же выжила! — оправдывалась я.

— Выжила и проживешь еще долго-долго, уж я пригляжу за тобой, повременю с уходом в божий мир пока, — улыбнулась старушка, а потом принялась шепотом бормотать какую-то молитву, все так же мучая мою многострадальную голову.

— Да там уже и не болит ничего, бабушка! — попыталась высвободиться я.

— Не болит: такая хворь никогда не болит! Живет себе потихоньку, делает свое черное дело, разрастается, крепнет, а потом вспыхивает и умирает, только и человек вместе с ней умирает, деточка, но ничего! Хорошо, что ты за мной послала, не побоялась ничего! Уж я с ней справлюсь! — она убрала ладонь с моей головы и поднялась с постели.

Последние слова целительницы меня не на шутку напугали, ведь и тот доктор говорил что-то о возможных последствиях этой травмы: «Выходит, правду сказал?»

После ухода бабушки-целительницы я почувствовала усталость и задремала, провалявшись впоследствии несколько часов в некотором забытье: я даже снов никаких не видела, но зато потом почувствовал себя отдохнувшей, даже смогла сесть в постели, правда, не без помощи Миры, но все же и это уже было для меня кое-каким успехом.

— Как вы себя чувствуете, барыня? — спросила горничная.

— Лучше, Мира, намного лучше, даже аппетит появился! — улыбнулась ей я.

Я не собиралась корчить из себя больную и терять время попусту: мне следовало разобраться в своем нынешнем положении, а для этого вовсе не обязательно иметь здоровые ноги — пока хватит и головы.

— Позови-ка ко мне Демьяна, Мира, и принеси мне чай!

Вошедший через несколько минут стражник молчаливо прошел в спальню, изучил взглядом мое новое положение и — как мне думается — мой воинственный настрой вершить великие дела и одобрительно хмыкнул.

— Звали, госпожа?

— Звала! Скажи, ты ведь, наверное, разумеешь, кто у графа был на должности управляющего, а?

— Разумею, конечно! Кузьма Макарович был, и он сейчас всем ведает тоже.

— А приведи-ка его ко мне, Демьян!

— Приведу! — односложно ответил стражник и удалился.

«Не по нутру ему этот Кузьма», — подумала я про себя, принимаясь за только что принесенный Мирой чай с ватрушками.

Управляющий явился нескоро: даже баба Феня, живущая на окраине деревни, оказалась расторопнее.

— Сударыня, как я счастлив, что вы идете на поправку! — с порога заголосил вошедший мужчина, едва ли не грохнувшись перед моей постелью. — Каждый день в церкву ходил, свечу за ваше здравие ставил! — продолжал свои словесные излияния управляющий.