Один маленький грех - Карлайл Лиз. Страница 22

— Сахар?

Аласдэр уставился через стол. Девеллин подтолкнул к нему сахарницу.

— Сахар? Или не надо?

Аласдэр отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо, — наконец ответил он. — Надеюсь, Сидони чувствует себя хорошо?

Девеллин повесил голову.

— Не очень, — сказал он. — Каждое утро она висит над умывальником и оставляет там весь свой завтрак. Аласдэр, это ужасно. Это ужасней ужасного.

Аласдэр пожал плечами.

— Так уж оно устроено, Дев.

— А я должен на все это смотреть? — Его лицо внезапно мучительно искривилось. — Смотреть и знать, что все это наделал я. Смотреть и знать, что худшее еще впереди. А когда все худшее останется позади, я все равно не смогу удержать в брюках свой петушок. И вскоре мы окажемся там, с чего начинали.

Аласдэр поднял одну бровь.

— Спасибо, что поделился со мной этой ободряющей мыслью.

Но Девеллин не слушал его.

— Аласдэр, — сказал он, подавшись к собеседнику, — я не уверен, что смогу все это выдерживать еще шесть месяцев.

Девеллин, обычно не более чувствительный, чем ломовая лошадь, был совершенно уничтожен беременностью жены. Его состояние передалось Аласдэру, которому тоже стало не по себе. Он думал о загадочной леди Ачанолт, о том, что ей пришлось вынести. Когда бедная женщина рожала, отца ее ребенка не было рядом. Не было рядом ни мужа, ни даже любовника, с которым она могла бы разделить свои страхи или радость, — если допустить, что ей было чему радоваться. Ее муж желал, чтобы ей пришлось как можно хуже. Чувство вины жгло Аласдэра.

— Дев, скажу тебе вот что, — перегнулся он через стол. — Все это нытье для слезливых женщин. Мы должны вести себя как мужчины и не отступать перед трудностями. Мы должны отправиться на Дьюк-стрит, открыть бутылку твоего самого дешевого бренди и хорошенько набраться… жизненных сил.

Убедить Девеллина не составило труда. В прекрасном настроении они пустились в путь и вскоре добрались до Мейфэра. Но почти сразу же после того, как бутылка была откупорена и сделан первый глоток, Аласдэр вспомнил о своем намерении. Своем обязательстве. Недавно обнаруженном моральном долге. Более того, едва оправившийся от забав предшествующей ночи Аласдэр обнаружил, что его желудок не принимает бренди.

—Дев, как называются твои солиситоры? — спросил он. — Те, из Сити?

Девеллин тем временем изучал пустой стакан.

— «Браун и Пеннингтон», — отвечал он. — Грейсчерч-стрит.

Финансовые дела Маклахлана вела фирма в Стерлинге. У него не возникало необходимости в местной фирме.

— Они умеют держать язык за зубами? — спросил он. — На них можно положиться?

— В высшей степени.

— Тогда я должен идти, — сказал Аласдэр, со стуком отставляя стакан.

Но Дев или не слышал, или не понял его. Зажав между зубами дымящуюся сигару, маркиз схватил бутылку бренди и нацелился наполнить стакан Аласдэра.

К пяти часам Эсме беседовала с четвертой претенденткой на место няни, и это ей очень не нравилось. Последняя претендентка, миссис Доббз, оказалась милой, добродушной и жизнерадостной женщиной, которая, казалось, могла завоевать любовь и обожание любого своего питомца. У Эсме не хватило духу сказать ей, что Сорча в состоянии есть милых нянюшек на завтрак и еще до обеда расправиться с любой жизнерадостной натурой. Только этим утром она опрокинула на ковер тарелку с кашей, в припадке ярости порвала свои чулки и туфельки, разрисовала мелом стены классной комнаты и утопила в ночном горшке все запасные шпильки Эсме. Лидия по крайней мере знала, с чем ей предстоит столкнуться.

Эсме поднялась с дивана в кабинете Маклахлана, испытывая неловкость оттого, что Уэллингз не предложил другого помещения для бесед.

— Я дам вам знать, — сказала она, протягивая руку миссис Доббз. — Спасибо за то, что пришли.

Она позвонила лакею, чтобы он проводил женщину, затем аккуратно собрала бумаги и пошла вниз, чтобы сравнить свои соображения с соображениями Уэллингза. Может быть, он заметил то, что она упустила из виду.

К сожалению, он ничем не помог ей. Когда она спросила его относительно Лидии, он согласился, что Лидия может подойти. Эсме поблагодарила его и собралась уходить И тут в дверь постучали. Уэллингз открыл дверь — за ней стояла привлекательная, но явно не молоденькая женщина в элегантной пурпурной шляпке. Через руку у нее было переброшено что-то, прикрытое муслиновым чехлом.

— Добрый день, Уэллингз, — приветливо сказала она. — Сэр Аласдэр дома?

— Нет, мадам. — В его голосе была теплота. — К сожалению. Леди прошла внутрь.

— Ну хорошо! Я зашла, только чтобы передать это. — Она подала дворецкому то, что держала на руке, затем протянула затянутую в перчатку руку Эсме. — Здравствуйте, — сказала она. — Вы, должно быть, мисс Гамильтон, гувернантка. Какая вы хорошенькая! Я Джулия Кросби, друг сэра Аласдэра. Ошеломленная, почти лишившаяся речи Эсме взяла протянутую ей руку.

— Да, это я, — произнесла она. — Мисс Гамильтон, я хотела сказать.

— Очень приятно! — Миссис Кросби снова обратилась к Уэллингзу: — Проследите, пожалуйста, чтобы это забрал Эттрик. Он знает, что с этим делать.

Под муслином явно была одежда, вероятнее всего, сюртук и брюки. Оставленные Маклахланом, хотя женщина тактично не упомянула об этом.

— Благодарю вас, мадам, — сказал дворецкий. — Не хотите ли чаю или чего-нибудь еще освежающего?

— Только если мисс Гамильтон присоединится ко мне. Эсме открыла рот, затем закрыла его.

— Мне тоже будет очень приятно, — наконец сказала она.

Миссис Кросби снова улыбнулась, и от ее улыбки в комнате стало светлее. Эсме легко было поверить, что гостья — в прошлом актриса, потому что она была хороша собой и обладала чем-то таким, отчего в ее присутствии остальные стушевывались. Но она совсем не была похожа на тот тип женщин, который должен был бы нравиться сэру Аласдэру. Она выглядела старше, даже старше матери Эсме, и она была довольно пухленькой, с глазами, полными добродушного юмора. Эсме представлялось, что Маклахлану должны нравится совсем не такие женщины — гибкие кошечки, капризные танцовщицы кордебалета.

Ее глаза снова скользнули по женщине, и она почувствовала укол ревности. Как смел Маклахлан целовать ее с такой страстью, когда не прошло и двух дней, как он лежал в постели с этой женщиной, которая… ну, такая милая?

Потому что он мог. Потому что она позволила. Поощряла его.

Миссис Кросби кашлянула.

— Тогда, — произнесла Эсме с притворной любезностью, — не пройти ли нам в гостиную?

Они начали подниматься по лестнице, а Уэллингз вышел, чтобы распорядиться насчет чая.

— Я слышала, сэра Аласдэра недавно видели на Стрэнде покупающим детскую мебель, — заметила миссис Кросби, и в ее голосе слышались веселые нотки. — Как сказали, в таком количестве, что ее хватило бы на армию детишек. Совершенная неожиданность, которой должно быть объяснение.

Эсме посмотрела на нее через плечо.

— Предполагалось, что покупкой займется Уэллингз, — отвечала она. — Я не знаю, почему поехал не он.

— Да, Уэллингз — само благора…

Вдруг позади раздался крик. Эсме обернулась и увидела, что миссис Кросби опустилась на колени, одной рукой она упиралась в пол, другой держалась за живот.

— Уэллингз! — закричала Эсме. — Уэллингз, скорее сюда! Миссис Кросби застонала.

— О Боже! — Ее лицо было белым как снег. Изящная шляпка свалилась с головы и покатилась по ступенькам.

Эсме встала на колени и взяла женщину за руку:

— Что с вами, миссис Кросби? Вы можете мне сказать? Тут же появился Уэллингз с одним из слуг за спиной.

Он бросил взгляд на миссис Кросби, затем посмотрел на Эсме.

— Ступайте и скажите Хозу, чтобы ехал за доктором. Немедленно.

— Штраус, — с трудом произнесла миссис Кросби, скривившись от боли. — Доктор Штраус, на Харли-стрит. Пожалуйста.

В следующие несколько минут все кругом пришло в движение. Эсме сделала, что ей было поручено, — послала Хоза за доктором на лучшей лошади Маклахлана. Мужчины с большим трудом перенесли миссис Кросби в кровать; послали за миссис Генри. Старая женщина суетилась с мрачным видом, посылала слуг то за снадобьями, то за простынями и полотенцами.