Импульс (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна. Страница 17

Я закусываю губу, когда слышу с той стороны хриплый выдох и представляю сильную мужскую руку с венами, обвивающими запястье сомкнутую на возбуждённом члене.

— Хочу фото, — говорю я и получаю сдавленный стон. — Только в обмен на твое… — ставит ультиматум Глеб.

— Пока не готова, — признаюсь я и отодвигаю в сторону кружево трусиков, чтобы прикоснуться к влажным складкам.

— Тогда лежи и представляй, насколько я сейчас возбужден, — едва слышно смеется он, и меня окончательно уносит из этой реальности. Я слишком хорошо помню его тело. Вкус его кожи под губами. Восхитительную гладкую твердость его члена.

— Знаешь, что я делаю сейчас? — спрашивает Глеб.

— Общаешься со мной? — изображаю наивность и старательно пытаюсь говорить нормально, но голос все равно звучит низко и сексуально. Боже, неужели это я?

— Я вспоминаю…

— Нашу ночь? — я тоже вспоминаю ее, поэтому догадать несложно, но Глеб меня снова удивляет.

— Нет… я вспоминаю тебя. Какая на ощупь твоя кожа, как напрягаются соски, когда ты встаешь на цыпочки и делаешь шаг мне навстречу. Я помню солоноватый вкус твоей кожи, когда ты стонешь подо мной, а еще я настолько сильно хочу тебя, что совершенно прозаично дрочу… Думаю, это полностью рушит мой образ довольного жизнью богатого мудака, у которого есть все…

— Видимо, этой ночью не все… — сглатываю я, потому что воображение меня доконает. Воображение и воспоминания. Хриплое признание мужчины заставляет меня слететь с катушек.

— Дотронься до себя, Лика… тогда я не буду чувствовать себя так…

— Как? — хрипло выдыхаю я и понимаю, что уже давно последовала его совету. Не хочу слышать ответ на свой вопрос, потому что перед глазами плывет, и я признаюсь. — Я хочу чувствовать на себе твои пальцы… правда. Не здесь, где-то в другой вселенной, там я хочу повторить то, что было между нами. И сделать еще очень много всего неизведанного.

— И я… — тихо и хрипло отвечаем мне Глеб. — Я тоже хочу повторить, и это будет наша вселенная и наш космос. Сегодня мой кулак суррогат, жалкая замена твоего тела, которое для меня, как наркотик, но очень скоро я снова войду в тебя…Я отымею тебя языком, я узнаю какая ты на вкус.

— В мечтах, Глеб, — шепчу я, прикрывая глаза, потому что под ними вспыхивают круги наслаждения. — В мечтах, Глеб…

— Что еще в твоих мечтах, Лика?… — соглашается он на правила игры.

— Мои губы на тебе, — говорю я. — Там, в мечтах хочу узнать, какой ты на вкус. Хочу повети языком по напряженной плоти…

— Ты ведь знаешь, что творишь со мной, Лика? — спрашивает он сквозь стон.

— Знаю… — отзываюсь я. — Ведь то же самое, ты делаешь со мной.

Глеб

От ее хриплого, наполненного возбуждением голоса, кровь стучит в висках, а то, что она говорит в трубку, кидает меня на край обрыва, за которым ждет сумасшедший оргазм. Яйца поджимаются и, кажется, я сейчас кончу. Стараюсь дышать глубже и немного расслабить ладонь, хочу сначала услышать ее стоны в трубку. Срывающийся голос Лики должен запустить в космос меня.

Сегодняшняя ночь прекрасна в своей неправильности, поэтому я продолжаю делать то, чего никогда не делал — заставляю кончить девушку от моих слов.

— Ты знаешь же, что я сейчас в твоей постели, Лика? В твоей голове. В каждой клеточке твоего тела. Это я погружаю в тебя свои пальцы, постепенно наращивая ритм, — говорить становится сложнее, и я все сильнее долблюсь в собственный кулак, чувствуя, как близка разрядка. Лика где-то за стеной начинает дышать глубже, и я слышу ее сдавленный вздох, прежде чем резко дернуть рукой еще раз и кончить себе на живот. Кажется, я матерюсь в трубку, и потом мы погружаемся в тишину.

Опустошение и очень странные ощущения — вот что остается после этого неправильного, но, безумно заводящего секса. Теперь она точно решит, что Глеб Лисовецкий извращенец, и не захочет иметь со мной дело.

— Ты тут? — задаю я до ужаса идиотский вопрос и как подтверждение, слышу ее смех. К счастью, совсем необидный.

— И тут, и нет… — отзывается Лика. — Похоже, я еще где-то летаю…

— Вот видишь, а ты не хочешь спать со мной в реале. Я все еще готов прийти к тебе, — говорю я и понимаю, что от одного этого предположения готов возбудиться снова.

— Ты переспал со мной, чтобы досадить брату…

— И мне очень понравилось.

— Досаждать брату?

Совсем отрицать это я не могу, поэтому признаюсь.

— И это тоже, но вообще я говорил про секс с тобой. Брату я досаждаю все свою жизнь, с момента рождения. Это интересно и увлекательно, но приелось.

— Я тоже приемся.

— Сильно сомневаюсь. Мне кажется, ты как наркотик, чем больше принимаешь, тем сильнее хочется.

— Ты хочешь лишить меня работы, — приводит еще один аргумент Лика, про который я, если честно, забыл.

— Нет, я просто не хочу ремонт в старой части дома, но я подумал и понял, что спать с тобой я хочу больше.

— И что это значит?

— Это значит твори свои дизайнерские бесчинства. Я не буду препятствовать.

— Проблема в том, что я не верю тебе Глеб, поэтому это последнее наше безумство, каким бы интересным и крышесносным оно не было. Даже если ты не сдержишь свое слово и завтра не уедешь, это ничего не изменит.

— Я не нарушаю данные обещания, поэтому уеду. Но потом вернусь и мы с тобой еще раз поговорим про безумства.

— Нет, — отвечает она непреклонно, а я отключаюсь. Иногда женское «нет» звучит куда соблазнительнее, чем банальное «да». Оно бросает вызов.

Я довольно усмехаюсь и открываю вайбер, чтобы послать последнее на этой неделе сообщение.

Г: «Знаю, обещал не трогать тебя неделю и сдержу свое слово, но не могу не оставить воспоминание о себе»

Кидаю самое пошлое в моей жизни фото, которое я все же сделал, когда Лика об этом попросила и вырубаю телефон. На кровать откидываюсь с блаженной улыбкой. Неделя — это очень долго, но я смогу пережить, а потом Лика, ты никуда от меня не денешься.

Глава 8

Лика

Что делать, если совершила глупость, которую нереально исправить? Правильно уснуть и постараться все забыть, а на следующее утро и вовсе сделать вид, будто ничего и не было. Но как можно забыть ночное сумасшествие, если в моем телефоне фото члена парня, с которым я однажды переспала случайно, а потом кончила для него в трубку? Я просто идиотка, и если с утра выйду из комнаты и выясню, что он не выполнил свое обещание и не уехал из поместья, то, пожалуй, и, правда, сбегу. Если, конечно, раньше не умру от смущения.

С этими мыслями я усыпаю, с ними же и просыпаюсь. Впрочем, добавляется еще одна: «Зачем мне в галерее фото члена Глеба, и почему я не удаляю эту фотку? А если кто-нибудь увидит?»

Работать я не могу, пока не зальюсь по уши кофе, поэтому одеваюсь, собираю волосы в хвост и спускаюсь на первый этаж. К счастью, в столовой никого нет. Мне приносят завтрак и когда я уже пью кофе, спускается зевающий Ник и плюхается на соседний стул.

— Доброе утро, — недовольно говорит он.

— Что-то по тебе не скажешь. — Я фыркаю и возвращаюсь к своей чашке.

— Потому что по-настоящему доброе, оно бывает у меня после двенадцати дня, а сейчас восемь утра. И только Глеб свалил в шесть, тогда же, когда встал папа. Не спится людям! И представь, папа хотел, чтобы я уехал в шесть утра с Глебом на мотоцикле! Вот делать мне больше нечего, что ли?

— Тебя сейчас папа отвезет? — уточняю я, старательно делая вид, будто меня не интересует информация о Глебе. Не знаю, я обрадована или расстроена. С одной стороны — он уехал и сдержал свое обещание. Меня ждет неделя спокойной работы, нос другой — иррационально я уже начинаю грустить. Какая-то часть меня хотела, чтобы Глеб задержался тут, не смог меня оставить. Только это очень и очень глупо. Я должна радоваться, что он решил отступить от своего плана и все же позволить мне работать. Ну или я чего-то не знаю о коварстве этого мужчины и он не отступился от плана, а просто придумал новый.