Новенький (СИ) - Инфинити Инна. Страница 19

— Теперь Свиридов носится за ней собачонкой, а она типа гордая и обиженная, — добавляет Лера.

Ладонь девушки опускается мне на плечо, отчего я дергаюсь и отрываю взор от Сони.

— Дим, ты сегодня после уроков торопишься куда-нибудь?

Снова ненавязчивые намеки. Такое ощущение, что это не школа, а женский монастырь, в котором впервые появился мужчина. Количество женского внимания, которое на меня обрушилось, конечно, приятно, но уже немного пугает.

— Да, Лер, — отвечаю уклончиво. — Важные дела.

— А завтра?

— Пока не знаю… посмотрим.

Наконец-то звенит звонок, и входит учитель. Полежаеву мне приходится терпеть, потому что она важный источник информации о Соне. Лера рассказала мне все про их компанию. Не то что бы там супер-важная информация, но интересно было узнать, что Соня со своими друзьями не разлей вода с первого класса, а в десятом начала встречаться со Свиридовым. «Она его долго френдзонила, и вот Свиридов наконец-то дождался», сказала Лера.

Раз френдзонила, значит, не такие уж у нее сильные чувства к нему. Это радует.

— Дима Соболев и Соня Рузманова, ждем вашу презентацию, — объявляет учительница, вырывая меня из размышлений.

Мы с Соней выходим к доске. Белоснежка все еще смущена и старается на меня не смотреть. Зато Свиридов, кажется, сейчас прожжет во мне дыру.

Глава 20.

ДИМА СОБОЛЕВ

— Дим, у меня в четверг день рождения. Я по традиции буду отмечать на выхах на даче. Приглашаю весь класс. Приедешь? — Полежаева снова, будто невзначай, кладет мне ладонь на плечо. Мы сидим в столовой на длинной перемене.

Делаю глоток компота и, оторвав взор от вяло ковыряющей вилкой в тарелке Сони, перевожу его на Леру.

— Прямо весь класс приглашаешь? — недоверчиво уточняю. По-хорошему, надо прямо спросить: «Рузманова тоже будет?».

— Да, весь класс. Я каждый год так отмечаю.

— И все приезжают?

— Обычно да. В прошлую пятницу я писала в чате нашего класса, пока никто не отказался. Ты не видел?

— Нет, я не читал чат.

Соня в столовой, как обычно, со своими друзьями: болтушкой Ульяной, строгой Лилей, Вовой, Сергеем (эти двое мне пока непонятны) и Свиридовым. Никита забросил единственную целую руку на спинку Сониного стула. Типа обнимает. За три прошедших урока Соня не обмолвилась с ним и словом, хотя он упорно продолжает ходить за ней по пятам.

— В общем, все будут, и ты тоже приезжай.

— У вас же не дружный класс? Все разбиты по компаниям, ты говорила.

— Да, но на мою днюшку обычно приезжают все. Кому хочется торчать на выхах с предками, когда можно оторваться на чужой даче?

— Хорошо, — отвечаю, помедлив. — Я приеду.

Лера радостно взвизгивает и целует меня в щеку, отчего мне хочется брезгливо поморщиться, но я сдерживаюсь. В этот момент к нам за столик подсаживаются еще несколько девочек из класса, подруг Леры, и разговор переходит в другое русло.

Моя рука до сих пор помнит, какая мягкая кожа на щеке у Сони. Мне не показалось: она действительно прикрыла глаза в блаженстве и не собиралась меня отгонять. Но гребанная Полежаева обломала нам момент.

После уроков я еду к Коршуну. Не хочу, но надо. Он наслаждается жизнью под подпиской о невыезде и продолжает устраивать вписки в своей берлоге. Мне опасно светиться рядом с Коршуном, я ведь тоже изредка бывал в его гараже и помогал готовить краденые машины к продаже. Но это было настолько редко, что при даче показаний ни один из фигурантов дела обо мне не вспомнил.

Всего лишь четыре часа дня, когда я подхожу к дому Коршуна, а музыка и пьяный смех уже вовсю доносятся до моих ушей. Этот парень определенно безбашенный, раз устраивает такое, находясь под следствием.

В гостиной толпятся нетрезвые люди. Стараюсь не вдыхать глубоко, поскольку тут изрядно накурено, и не только сигаретами.

— Дима!? — восклицает до боли знакомый голос, а уже через мгновение я вижу Таню. — Сколько лет, сколько зим!

Она тут же виснет на мне и целится поцеловать в губы, но я успеваю увернуться и чмокаю ее в щеку. В глазах девушки на секунду загорается огонек разочарования и непонимания.

— Привет, Таня, — дарю ей сдержанную улыбку. — Как дела?

Девушка отходит на шаг и пробегается по мне изучающим взглядом. Она по-прежнему красит волосы в ужасный красный цвет, а на симпатичном лице добавилось пирсингов. Помимо брови еще в губе и в правом крыле носа. Кожа все так же покрыта неровным автозагаром.

Я давно не видел эту девушку. Но было время, когда мы проводили вместе довольно много ночей. Нет, не встречались. У меня вообще не было отношений в классическом понимании этого слова, я не устраивал свиданий, не дарил цветы и не говорил признаний.

Просто Таня старше на несколько лет и гораздо доступнее моих ровесниц. Но сейчас ее обмазанное автозагаром тело мне больше не интересно. Мне вообще никакие девушки не интересны, кроме одной.

— Нормально… — задумчиво отвечает. — Ты совсем не скучал по мне? — хмыкает то ли обиженно, то ли расстроенно.

Я теряюсь, не зная, что на это ответить. Таня опять встает ко мне вплотную и кладет ладонь на грудь:

— Да брось, Дим, нам ведь было так классно вместе.

— Все классное имеет свойство заканчиваться.

Таня склоняет голову на бок.

— У тебя появилась девушка?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем, Тань. Много дел. Я рад тебя видеть, но мне надо поговорить с Коршуном, — еще раз целую ее в щеку. — До встречи.

И я тороплюсь обойти девушку. Протискиваюсь сквозь толпу по направлению к лестнице на второй этаж. Там находятся комнаты для парочек, желающих уединиться, и там же а-ля кабинет Коршуна. Собравшись с мыслями у двери, уверенно опускаю ручку.

— Всем привет, — громко говорю, обводя глазами пространство.

Моему взору предстает вальяжно развалившийся на кресле Коршун с кальяном в руке и полуголой девицей на коленях. На диване и еще одном кресле в расслабленных позах попивают алкоголь его верные дружки. Тоже фигуранты уголовного дела и тоже под подпиской о невыезде.

— А вот и Соболь! — Коршун хлопает девушку по коленке, и она послушно уходит, прикрыв за собой плотно дверь.

— Ты очень хотел меня видеть, — решаю перейти сразу к делу. — Зачем?

— Присаживайся, — указывает на свободный стул. — Я все-таки хотел повторно с тобой обсудить мою идею о том, как нам отмазаться.

Я моментально напрягаюсь всем телом. Вдруг резко становится нечем дышать. Тошнотворно-сладкий запах от кальяна дурманит сознание, а к горлу подступают рвотные рефлексы.

— Открою форточку с вашего позволения, — тороплюсь к окну. распахиваю не форточку, а целую створку и жадно вдыхаю морозный февральский воздух. Придя в чувство, сажусь на стул напротив Коршуна.

— Так вот, — возобновляет разговор. — Я все еще уверен, что на следствие и суд можно надавить так, как я предложил.

— По-моему, тебе это без надобности, — стараюсь безразлично пожать плечами. — Ты под подпиской о невыезде.

— А Антон нет, — ехидно замечает. — Его дела очень плохи, насколько я понимаю. Ты не хочешь вытащить брата?

Я хочу превратить твое лицо в фарш прямо здесь и сейчас. За то, что ты уже сделал. И за то, что ты еще способен сделать.

— Ну же, Соболь, давай, — продолжает. — Думаешь, у прокурора и судьи нет грешков? Если мы их узнаем, то сможем надавить.

— Я тебе уже говорил: ты слишком переоцениваешь мои способности.

— Ты не в состоянии взломать какие-нибудь личные аккаунты судьи и прокурора? Или кого-то из членов их семей? Не верю.

— Представь себе, не в состоянии, — вру, глядя ему в глаза. — Я не знаю, кто тебе наплел, что я хакер.

— Антон и наплел, — хмыкает молчавший до этого подельник Коршуна. Матвей, кажется.

— Антон слишком хорошего мнения обо мне, — парирую.

Коршун садится на кресле прямо и отставляет в сторону кальян.

— Короче, Дим, я серьезно, — расслабленные нотки действительно покинули его голос. — Давай взломаем все, что возможно, и нароем компромат на прокурора и судью. Может, они женам изменяют и хранят голые фотки любовниц? Или открыто пишут близким в мессенджерах о своих взятках? Или еще что-то. Я не знаю, Дим, но если мы завладеем компроматом на прокурора и судью, то сможем на них надавить.