Новенький (СИ) - Инфинити Инна. Страница 53

Первый допрос был прямо перед поездкой в Питер. Нагрянули ко мне домой нежданно-негаданно. Думал, опоздаю на вокзал. На следующий допрос мне нужно было ехать прямо с поезда. И это еще великое счастье, что все-таки удалось провести с Соней в другом городе два дня. В перерывах между допросами пытаюсь сдать ЕГЭ.

Я рассчитывал, что быстро отделаюсь от следователей, но не тут-то было. Допросов оказалось много, длились они долго, и после каждого я был выжат, как лимон. Но все же я не думаю, что мне предъявят обвинение. Слово Коршуна против моего слова. Доказательств того, что мне было известно об угоне машин, нет. Выполнял работу для Коршуна я всего два раза. Я не был его постоянным сотрудником. И если уж на то пошло, тогда и уборщицу коршуновского гаража можно обвинить в соучастии.

В итоге я так и остаюсь свидетелем по делу. Мои показания приобщают к делу, и на этом все заканчивается. Гора с плеч. Думал, если мне выдвинут обвинение, это будет полный конец. Прихожу домой и без сил падаю на кровать. Я толком не спал несколько суток, голова раскалывается, а завтра ЕГЭ по информатике. Русский и алгебру я уже сдал.

Я уже не уверен, что мне нужна профессия программиста, которую я выбрал. Люди будут узнавать о моих способностях и пытаться использовать их в своих целях. В итоге я все время буду вляпываться в истории типа, как с Коршуном. А еще хуже — в такую, как мой отец.

Телефон издает звук входящего сообщения. Наверное, снова Соня. Я не мог поговорить с ней нормально эти дни, надо теперь с ней встретиться. Ее отец, скорее всего, уже все ей рассказал, иначе бы она не писала мне такое эмоциональное сообщение.

Достаю телефон из кармана, но вижу сообщение не от Сони, а с незнакомого номера:

«Поздравляю с благоприятным исходом. Нам надо поговорить. Жду тебя завтра в 18:00 по адресу ниже. Георгий».

И после текстового сообщения идет геолокация. Сонин отец назначает мне встречу. Я обреченно закрываю глаза, предчувствуя, что разговор с ним будет еще сложнее, чем допросы.

На следующий день утром я все-таки иду сдавать ЕГЭ по информатике. Все равно я не взял никаких других предметов по выбору. Потом еду домой, отдыхаю несколько часов, морально готовясь к неприятной беседе, и в пять вечера выезжаю к судье.

Это старый кирпичный завод, переделанный ныне под модный лофт. Необычное он выбрал место. Пропетляв по коридорам здания, нахожу нужное заведение — небольшой бар с отдельными ложами, которые скрывают посетителей от посторонних глаз.

— Вас ожидают? — тут же подходит ко мне девушка-администратор.

— Да. Георгий.

— Пройдемте за мной.

Девушка ведет меня к третьей ложе и пропускает под штору. Сонин отец уже здесь. Перед ним стоит чашка кофе.

— Здравствуйте.

— Привет.

Он первый протягивает мне руку, и я ее жму. Интересно, что он хочет показать своими рукопожатиями? Что доброжелательно ко мне настроен? Я сажусь напротив судьи и вопросительно на него смотрю.

— Поздравляю тебя с тем, что все хорошо закончилось.

— Спасибо.

— Я начинаю рассматривать дело по существу.

Судья замолкает, и я тоже молчу. Не знаю, что на это ответить. Рассмотрение дела Антона слишком затянулось, так как все время возникали новые обстоятельства, новые свидетели. Я вот, например, тоже новый свидетель.

— Но вы ведь позвали меня не для того, чтобы поговорить об этом деле, — подвожу его к главной цели нашей встречи.

— Верно, — кивает. — Ты свидетель по делу, которое я веду. Твой брат и вовсе обвиняемый, которому я буду выносить приговор. Ты ведь понимаешь, что при таких обстоятельствах твои отношения с моей дочерью невозможны?

Я не могу удержаться и тихо смеюсь. Судья смотрит на меня предельно внимательно, даже бровью не ведет.

— И что я должен сделать? — спрашиваю иронично. — Бросить Соню?

— Я сказал это ей, и я говорю это тебе: ваши отношения невозможны. Это слишком серьезно.

Я тарабаню пальцами по деревянной поверхности стола, подбирая слова. Но судья меня опережает.

— Я буду с тобой честен. Ты мне нравишься, парень. Правда. И я верю в искренность твоих чувств к моей дочери. Однако реальность такова, что ваши отношения невозможны. Соня, к счастью, это понимает. Теперь это должен понять и ты. Если бы не это уголовное дело, я бы никогда не возражал против ваших отношений и с удовольствием дал бы вам свое благословение. Но я судья по делу, где ты свидетель, а твой брат обвиняемый. Моя дочь не может состоять в каких-либо отношениях с тобой.

На его словах о том, что Соня понимает, что наши отношения невозможны, по телу проходит неприятная дрожь. Насколько сильно он промыл ей мозги?

Я поднимаю глаза на судью и несколько секунд его изучаю.

— Но вы ведь можете отказаться от этого дела. У судей есть такая опция.

Рузманов отрицательно качает головой.

— Я не могу.

— Потому что уже набрали денег? — хмыкаю.

Судья моментально меняется в лице.

— Что ты имеешь в виду?

— Вы берете взятки, — произношу с вызовом. — Я знаю это.

Рузманов мешкает и выглядит загнанным в угол. Растерянно молчит.

— Вы совсем не помните меня?

— Помню, конечно. Ты приходил на каждое предварительное слушание.

— Я не об этом. Мы встречались еще раньше.

Растерянность на его лице сменяется удивлением. Я тоже удивлен, что произнес это вслух. Когда сюда ехал, не собирался говорить об отце. Но все-таки не удержался.

— Когда?

— Двенадцать лет назад. Вы вели процесс против группы организаторов и исполнителей убийства одного из самых известных хакеров Москвы — Владимира Соболева. Помните?

Грудь и плечи судьи перестают вздыматься. Он впивается взглядом в мое лицо и смотрит, не мигая. Зрачки Рузманова расширяются, рот слегка приоткрывается.

— Моего отца убили на моих глазах, когда мне было шесть лет, — спокойно продолжаю. — Я помню тот день до последней минуты, как будто он был вчера. Утром мы с отцом навестили маму и Антона в больнице, он лежал с воспалением легких. Потом поехали кататься на аттракционах в парк. После парка шли к нашей припаркованной машине, когда двое на мотоцикле выскочили из ниоткуда и застрелили моего отца. Вы оправдали их за деньги. Скажите, вас хоть раз мучила совесть? Вы спокойно спите по ночам?

У Рузманова на лбу выступает испарина, а сам он бледнеет. Мне тоже не по себе от этого разговора и воспоминаний. Бабушка, мама отца, водила меня по детским психологам, пока не умерла. После ее смерти осталась квартира, которую моя мать пропила.

Я много раз задавал себе вопрос, что сломало мать. Смерть отца? Или несправедливый приговор суда? Я помню, что мама держалась, пока шел процесс. Пить она начала после признания всех организаторов невиновными.

— Значит, ты все-таки неслучайно с моей дочерью? — наконец-то подает голос. Теперь он у него не такой уверенный, как несколько минут назад, а слабый и сиплый. Рузманов наконец-то узнал меня.

— Вы можете не верить, но случайно. Я не соврал вам на вокзале. Я встретил Соню два с половиной года назад, когда понятия не имел, кто ее отец и когда мой брат еще был на свободе.

— Но потом ты узнал, кто ее отец.

— И это не изменило моих чувств к ней. Раньше я думал, что если бы мог выбирать, кого любить, то никогда бы не выбрал Соню. Но сейчас я знаю, что все равно бы выбрал ее. Несмотря на то, кто ее родители. Несмотря на то, что вы оправдали убийц моего отца и сломали жизнь моей семье. Несмотря на то, что вы набрали взяток от Коршунова и дадите ему условный срок, а моему брату реальный. Несмотря на все это, я люблю Соню. Она — не вы.

Я произношу это, пожалуй, чересчур эмоционально. У Рузманова нервно дергается кадык. Он устало вздыхает, затем берет салфетку из салфетницы и промокает вспотевший лоб.

— Твой брат тоже получит условно, — вдруг говорит.

Мои брови от изумления взметаются вверх.

— Но взамен ты должен прекратить отношения с моей дочерью, — добавляет.

Ах вот оно что. Кто бы сомневался, что за такой щедростью последует обязательное условие. Судья вопросительно на меня смотрит, пока я думаю, как ответить.