Песня смерти и крови (СИ) - "Sininen Lintu". Страница 73
И что боится до усеру.
*
Школьный холл был тёмен и тих.
Денни не собирался брать Марка с собой, но выбора у него, отпустившего Райли в отпуск, особого не было. Даже если Райли всё-таки приедет в Баддингтаун, из Бакспорта ему еще нужно сюда добраться.
Ехать, конечно, недалеко, по шоссе минут пятнадцать или двацать, но всё же…
Если они правы, если людей в городе убивал маньяк, и если он сейчас здесь, то счет у них идет на очень, очень короткое время. И Марк, пусть и не помощник или стажер, сможет помочь.
Может быть.
По крайней мере, обращался он с оружием так, будто умел стрелять, хотя Денни и знал: ему нехило попадет, если Скарборо узнает, что в руках у гражданских был пистолет. Слава Богу, что у самого Денни вообще дома было личное, не табельное оружие, зарегистрированное, разумеется, на Айрис.
Остается надеяться, что стрелять Марку ни в кого не придется.
Густо пахло смертью и кровью.
Луч фонарика скользнул по луже, растекшейся по полу и уже потемневшей. По-прежнему держа наготове свой «Глок», Денни заглянул за стойку охранника и увидел выпотрошенный труп: разорванная грудная клетка, вываленные на пол внутренности — возможно, частично пожранные — и содранное с костей лицо. Поломанные ребра торчали наружу беззащитными окровавленными костями.
Сглотнув, Денни отвернулся от тела.
К некоторым вещам невозможно привыкнуть.
— Ни один человек не смог бы так сделать… — пробормотал он себе под нос.
Хмыкнув, Марк вышел вперед. Пистолет он заткнул за пояс джинсов и, кажется, доставать не собирался.
— Оружие возьми, — запах крови забивался в ноздри. — Если человек творил такую хуйню, он очень опасен.
Дохрена очевидный факт.
Марк повёл носом, как животное, принюхиваясь — что он вообще мог почуять, когда воздух пропитался смертью? Склонил голову, прислушиваясь.
Откуда-то со стороны лестничных пролетов раздался рык, а затем и вскрик боли.
Не сговариваясь, Марк и Денни рванули туда, и Денни, чьи ноги ещё помнили тренировки полицейской академии и работу в полиции, успел к лестнице первым.
Замер, уставившись на открывшийся пиздец.
Вцепившись одной рукой в перила, на ступеньки оседал Коннор Дуглас, а из рассеченного плеча лилась кровь.
Над ним жуткой тенью нависало… существо, напоминающее очертаниями человека, но — выше, сильнее. Переломанные и вновь сросшиеся длинные руки, скрюченные пальцы, заканчивающиеся острыми когтями. Темные капли срывались прямо на ступеньки.
Господи, твою ж мать…
Маньяк? Какой, к черту, маньяк?
Это… это…
Руки вообще действовали отдельно. Снять оружие с предохранителя. Целиться времени не было — Денни просто спустил курок и выстрелил, чувствуя отдачу, прокатившуюся по предплечью.
А потом — выстрелил ещё раз.
Рыкнув, существо обернулось, оскалило тонкие и острые, как иглы, зубы. Морда у него была только наполовину человеческой и такой же перекроенной, как и тело.
— Что… что это, нахрен? — едва выдавил из себя Денни.
Такой херни просто не могло существовать в этом мире.
Существо зарычало вновь.
А потом Марк одним сильным, резким движением оттолкнул Денни в сторону.
— Мальчишку уводи! — крикнул он. — Сейчас!
*
Денни, к счастью, послушался. Марк уловил это краем сознания, уже падая в транс и очухиваясь в полной тьме чужого сознания. Такого бесконечного, что оно даже пугало.
Ничего не осталось от мужчины, что впустил в себя духа смерти и мести. Его воспоминания растворились, став частью существования Атахсайи, впитавшись в него. Марк ощущал, как липнет тьма к его коже, ощущал себя голым перед первозданной бесконечностью.
Тряхнул головой.
И устремился прямо в сердце этой тьмы. Туда, где раздавался бой барабанов.
*
«Он поймал тебя!»
Барабанный ритм разрывал мозг. Он взревел, падая на колени. Кто-то был там, в его памяти, в самом его существовании. Чья-то песня вскрывала его, заставляя изворачиваться от боли. Кости ломило.
В его сознание вломились. Он чувствовал это всем своим существом. Мелодия становилась всё громче, заглушая бой барабанов, заглушая старческие крики.
«Убей его! Убей его! Убей его!»
Он завыл.
*
Остатки воспоминаний того мужчины, что пожертвовал собой ради мести, обрывочно впивались в мозг. Марк вырывал их, как вырвал бы вонзившиеся в мышцы клещи, и пробирался дальше, сквозь темноту. Отдаленный барабанный бой становился всё ближе.
— Он поймал тебя! Убей его!
Из тьмы выступила старческая фигура, сморщенная и голая. Грязные волосы мотылялись по плечам и спине спутанными патлами. Марк уже видел этого старика в чужих воспоминаниях и почувствовал, как вздыбился волк у него внутри, как зачесалась татуировка. Зверь рвался наружу.
Старик бил в шаманский бубен и пел, и от каждого слова тело Марка наливалось свинцом, гнулось вниз, к ногам шамана. Напевы становились всё громче. Горло перехватывало, и каждое слово песни, что пел Марк, входя в транс, мучительно застревало в горле.
Он помнил, что говорил ему Джек Пайп.
Застряв в чужом сознании во время ритуала, он рискует потерять собственное. Рискует потерять себя.
Марк задыхался. Липкая тьма заползала в его уши, в горло, наполняла изнутри, разрывая. Волк бился под кожей, стремясь вырваться наружу, но сил выпустить его уже не оставалось. Марк рухнул на четвереньки, позвоночник выгнуло неведомой, мощной силой, практически выламывая. Все мышцы и кости пронзила чертовски сильная боль.
Шаман пел.
Грохот бубна мешался с грохотом крови в ушах.
Тьма торжествовала. Но среди этой тьмы и всё усиливавшихся шаманских напевов Марк услышал голос Брайана. Звонкий и тонкий, он доносился издалека и звал вернуться домой, к нему и к маме.
Шаман остановился, прислушиваясь, а потом запел снова, но уже не так уверено. Будто слышал и понимал, что Марк теперь не один. Будто это разрушало все его планы.
Там, где сейчас был Брайан, была уже ночь.
Кажется.
Марк уже ни в чем не был уверен. Однако тонкий голосок приемного сына придал ему сил. Брайан и Кира ждали его возвращения, а, значит, он должен вернуться.
И пение шамана ослабило свою силу, отступив перед голосом ребёнка.
Было сложно.
Было трудно позволить волку снова вырваться из тела, встряхнуться — особенно после того, как ломало и выворачивало кости. Но, став волком, Марк почувствовал легкость.
Оскалившись, он подобрался, вздыбил шерсть.
И прыгнул вперед, смыкая зубы на старческом горле.
========== Глава тридцать седьмая ==========
Комментарий к Глава тридцать седьмая
Aesthetic: https://vk.cc/cdTlC3
Барабанный бой стих.
Тишина давила.
Он по-прежнему ощущал чужое присутствие и теперь остался наедине с этим чужаком. Старик не хотел платить за ритуал, но заплатил, ибо он не знал — тот, кто проводит вызов духа, тоже связывает себя с ним навсегда.
Таков закон, который неизвестен даже шаманам.
Он знал, что уйдет во тьму, когда убьет свою жертву, но цель его ещё не была достигнута. Он чувствовал её запах, её присутствие. Она была недалеко. Но чуждая магия, светлая и болезненная, связала его, не позволяя сбросить оцепенение.
Эта магия обжигала.
Он мог убивать и жрать людей, он был силен и ловок, но чужой голос, чужая сила, ворвавшаяся в его сознание, как и прежде — пение шамана и бой барабанов, выворачивали ему кости.
— Атахсайя…
Он вздрогнул.
Его имя было никому не известно здесь. Откуда?..
Шаман, призвавший его и защищавший его, умер, теперь он знал точно. Бой барабанов стих, потому что старика больше не было. По крайней мере, здесь, в первозданной тьме.
Волк, выступивший из небытия, оскалил клыки. Припал на передние лапы, встряхнулся, а на ноги поднялся уже человеком.
— Я внутри твоего сознания, Атахсайя, — тихо произнес он, однако голос его прозвучал громом.
Атахсайя. Атахсайя. Атахсайя…