Табу на вожделение. Мечта профессора (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka". Страница 33

— Не утруждайся! Мне плевать! Я давно уже ничего не чувствую!

— В каком смысле?

Он настойчиво прижал ее ладонь к своей груди.

— Здесь пусто! Выжжено все! Выдрано с корнем!

— Я… я не понимаю!

— И не нужно!

— Марат Евгеньевич…

В следующий миг в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги.

Марат резко отпрянул в сторону. А затем, крепко ругнувшись, поднял папку с документами и вновь отошел на расстояние вытянутой руки от Юли.

Вскоре из-за угла появилась Белова. Она неслась подобно маленькому урагану, не замечая никого на своем пути. Как итог, Лена со всего размаха врезалась в Каримова, выбив злосчастную папку из его пальцев. Та взмыла в воздух, после чего шмякнулась вниз. Листы хаотично рассыпались по полу.

Охнув, Попова ринулась собирать их. Каримов же грозно рявкнул:

— Белова! Ты чего носишься как угорелая? Здесь тебе не стадион!

— Из… извините!

— Извините ее! — недовольно фыркнул завкафедрой. — Не стой столбом, собирай давай!

Покорно присев на корточки, Лена принялась помогать Юле, но выходило у нее очень плохо. Ее пальцы слишком сильно дрожали. Не слушались.

Да и вообще выглядела одногруппница так, словно едва сдерживала слезы.

Заметил это и Марат Евгеньевич. Потому и поинтересовался настороженно:

— Ты в порядке?

— Да.

— Точно? — повторил с нажимом. — Тебя трясет!

Но Ленка оставалась непреклонна.

— Да. Точно.

— Как дела с отработками обстоят? Все с Макаровым согласовали?

Столь банальный вопрос вызвал в девушке просто шквал эмоций. Настоящую бурю. Резко распрямившись, Лена яростно швырнула несчастные листы бумаги прямо в лицо опешившему Каримову и гневно закричала:

— К черту ваш институт! К черту ваши отработки! И Макарова вашего… тоже к ЧЕРТУ!

Не дожидаясь реакции Серпа на свою выходку, Белова побежала в сторону главной лестницы, ведущей к выходу из университета.

Попова же некоторое время взволнованно таращилась ей вслед.

— Что-то случилось! — озвучила свои мысли. — Она явно не в себе, Марат Евгеньевич. Не наказывайте ее за это. Ленка… очень хорошая!

— Иди на пару, Попова. Со своими студентами я как-нибудь сам разберусь.

— И с Шершневой разберетесь?

— С ней я уже разобрался! С ее прихвостнями тоже!

— Не надо!

— Что значит «не надо»?

— Не выселяйте их! — взмолилась Юля. — Им некуда идти!

— Не мои проблемы!

Глава 16

Гневно выплюнув последнюю фразу, Каримов зашагал прочь.

Раздраженно. Торопливо. Уверенной размашистой поступью.

А Юля застыла на месте, испытывая смешанные чувства.

С одной стороны — облегчение, ибо наконец-то смогла нормально выдохнуть, больше не ощущая на себе подавляющей мощи его сумасшедшей ауры.

С другой — острое неудовлетворение. И даже разочарование. В самой себе.

«Нет! Нельзя его отпускать! Анька и девчонки… они надеются на меня!»

Всплеснув руками, Попова ринулась следом. Опять. В третий раз за утро.

Дико волнуясь. Смущаясь. Ненавидя себя за это. И тем не менее.

— Как это не ваши? — воскликнула возмущенно, сверля недобрым взглядом широкую мужскую спину аккурат между лопаток. — Очень даже ваши!

— С какого перепуга?

— Вам не стоило вмешиваться! Я вас об этом не просила! Сама бы прекрасно справилась — не впервой! А раз уж вы соизволили…

Он остановился и развернулся к ней лицом так резко, что Юля не успела затормозить вовремя. Она врезалась в мужчину, чудом удержав равновесие.

Впрочем, не без помощи Каримова — он слегка придержал ее за плечи.

А после, убрав руки и сурово сдвинув брови, холодно отчеканил:

— Ты наивно полагаешь, что я из-за тебя тут расстарался?

— А разве нет?

— Меня интересует лишь мое собственное спокойствие!

— Неправда! Аня сказала…

— Тебе не приходило в голову, что я просто защищаю свою репутацию?

— Да защищайте сколько душе угодно! — выпалила гневно. — Но… своими мерами — слишком уж кардинальными, между прочим… вы сделаете только хуже! Что решат студенты, если девчонок внезапно вышвырнут из общежития практически сразу после того, как они распустили слухи о… о нас? Марат Евгеньевич, все подумают, что это правда! Что вы пытаетесь таким образом запугать их и заткнуть им рты! С другой стороны, если вы сжалитесь над ними… окружающие сразу поймут, что домыслы Шершневой — лишь домыслы. Сплетни, не имеющие под собой… абсолютно ничего!

Каримов улыбнулся. И от той зловещей улыбки Юле сделалось не по себе.

Особенно, когда он произнес — вроде мягко, но леденящим душу тоном:

— Поздно. Я уже пообщался с вашим комендантом. Вопрос решен.

— Нет! — отпрянула испуганно. — Почему так быстро? Измените решение!

Заведующий кафедрой несколько долгих секунд пристально вглядывался в ее лицо. Затем, крепко ругнувшись, яростно процедил сквозь зубы:

— Ты меня удивляешь! Они пытались унизить тебя. Опорочить. Фактически оплевали с ног до головы и ножки об тебя вытерли. А ты стоишь тут предо мной и вместо того, чтобы благодарить… у тебя хоть капля гордости есть?

Она нервно сцепила пальцы в замок и тихо обронила:

— Не преувеличивайте! Все было не так!

— А как? Как все было?

— Неважно! Главное — мы уже во всем сами разобрались!

— Вот и ладненько! — короткий кивок. — Все, Попова! Диспут завершен!

Отчаянно всхлипнув, девушка вновь ухватила его за запястье, страшась, что он уйдет. И тут же услышала до крайности напряженное:

— Я что, неясно выразился по поводу рук?

— Каких рук? — недоуменно.

— Тех, которые тебе следует держать при себе!

Пропустив мимо ушей замечание преподавателя, Юля проникновенно заглянула в его бездонные, помеченные тьмой глаза, и пробормотала:

— Пожалуйста, Марат Евгеньевич! Их нельзя выгонять! Вы же сами все слышали — попытайтесь вспомнить. Маклакова и Сурикова не вмешивались в нашу стычку с Шершневой. А Анька… ей с лихвой хватило визита в ваш кабинет — до сих пор от страха трясется. Есть и еще кое-что. Обстоятельство, изменившее мою точку зрения. С одной из этих девушек очень жестоко обращается отец. Он бьет ее. Сильно бьет. Клянусь, я собственными глазами видела жуткие шрамы от его ремня на ее теле. Представить страшно, что он сделает с ней, если бедняжку вышвырнут из общежития, или — упаси Боже — из ВУЗа! Поймите меня правильно: я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал! Не хочу стать причиной чьей-то боли! Для меня это очень серьезно. И очень важно. Как прикажете мне жить потом с таким знанием? Как людям в глаза смотреть? Я… я же спать спокойно не смогу!

Тяжелый вдох. Неопределенное покачивание головой.

Шумный выдох. И наконец угрюмое…

— Да ты, похоже, и так не спишь! — отозвался он, прожигая в ней дыры до безумия странным взглядом. Гневным. Даже… ревностным? Чуть подавшись вперед, мужчина невесомо (почти нежно) провел костяшкой пальца по ее щеке, вынуждая невольно затаить дыхание. — Все чаще и чаще вижу эти синяки у тебя под глазами. Такими темпами Назимов из тебя… быстро все соки выжмет! Ничего от прежней тебя и не останется! Тебе оно надо?

— Я знала, на что шла! — потерянно улыбнулась. — И нет причин для беспокойства — я справляюсь! И с работой. И с учебой. И с…

— Похвальный энтузиазм! — надменная ухмылка ожесточила черты его лица. — Но сегодня я получил отчет Макарова по вашей группе. Тревожный отчет.

— И? Что в нем тревожного?

— На этой неделе ты проспала и опоздала на четыре первые пары. Из четырех.

— Какое это имеет…

— Ты без сил! И дальше будет только хуже!

Юля внутренне содрогнулась от его слов. Подобная перспектива пугала.

— Так что там с нашими каторжниками? — попыталась уйти от ответа.

Не вышло. Мрачнея все сильнее с каждой новой секундой, Серп холодно прогромыхал:

— Тебя скоро от ветра начнет шатать! Он тебя хоть кормит?

— Конечно! — огрызнулась она, теряя терпение. — Назимов всех нас кормит! И в прямом смысле, и в переносном. Сотрудники заведения имеют право покупать ресторанные блюда ниже себестоимости! Но… не могли бы мы вернуться к более насущным вопросам? К Шершневой, например?