По секрету твоя (СИ) - Шантье Рошаль. Страница 14
— Тая, — пытаюсь прервать монолог, но она судорожно передергивает плечами, инстинктивно сильнее сжимая мою руку.
— Пожалуйста, прошу тебя, дай мне сказать, — она заметно нервничает, вот только говорить в такой плоскости не обязательно, она вообще не обязана оправдываться, но делает это. И я хочу помочь.
— Ты скажешь. Тшш… Скажешь, Вишенка. Иди ко мне, — маленькая двадцатилетняя напуганная девочка. Не в моем преподавательском чине тут дело. Этим скорее подружкам хвастают, чем белеют полотном.
Глава 18.1
Марк
Беру Таю на руки и усаживаю к себе на колени, обнимая. Она успокаивается, чувствуя, как мои пальцы массируют затылок, поглаживают по спине. Я несколько раз целую её в висок, задерживаясь дольше обычного. Оттаивает. Дыхание выравнивается, тело расслабляется. Успокаивается. Внутри меня рождается странное чувство наполненности от моего влияния на эту девочку. Совсем как тогда, в гостинице аэропорта. Разливается тепло от того, что её разум реагирует на меня, как и тело. С телом привычно, с другим — странно.
— Марк, — она поднимает на меня свои огромные глаза, — у нас не получится…
— А если бы не была моей студенткой, получилось бы? — спрашиваю в лоб, потому что дело уж точно не в этом. И я хочу знать в чём.
Что и требовалось доказать. Ее рот приоткрывается, она набирает воздуха, но опускает глаза, не произнеся ни звука. Врать не умеет.
— В чем дело, Тая? Я помогу тебе, — пытаюсь говорить, как можно мягче, но нотки раздражения прорываются.
Хочу до конца услышать историю из гостиницы, хочу её доверия. Это как наркота, которой я никогда не пробовал. Я знаю, как без опаски доверяет её тело, знаю, как свести её с ума, но до души мне далеко и это оставляет горькое послевкусие.
— Нет! — резко вскидывает голову. — Это лишнее, — добавляет спокойнее.
— Лишнее? Ты сказала, что твоя семья навязала тебе парня, — я не готов отпускать Таю после нашей общей эмоциональной наполненности. Хочу быть наполненным ещё. Эгоистично, да, а кто из нас не эгоистичен к хорошим ощущениям?
— Ничего не нужно, Марк. Это были всего лишь внутрисемейные разногласия. Сейчас уже всё в порядке.
Она реагирует блекло, безжизненно, словно покорная кукла, механически открывающая рот под давно записанные на диктофон слова. Будто пойманная в клетку птица. Пойманная и выбившаяся из сил. И давно уяснившая, что из клетки не выбраться. Научившаяся облетать выделенное ей место именно так, как сказано и видеть свет только тогда, когда будет дозволено, то есть, когда поднесут к окну.
Это не она. Вишня открытая, живая, искренняя, а передо мной… Покорная чужая девушка.
Покорная чужой воле, чужая даже для себя.
— Смирилась с выбором родителей или просто врала? С парнем поссорилась, а теперь помирилась? — испытывающе поднимаю бровь, провоцируя.
Глава 18.2
Марк
— Смирилась с выбором родителей или просто врала? С парнем поссорилась, а теперь помирилась? — испытывающе поднимаю бровь, провоцируя.
Отшатывается, словно я дал ей пощечину, сжимает руки в кулаки, сосредотачивает взгляд на моей переносице. И я жалею о своих словах. Она привыкла быстро брать себя в руки и делает это наверняка часто. Женщины с такой легкостью не реагируют. Они кричат, закатывают скандал, иногда бьют посуду, требуют извинений и справедливости, сейчас этого нет. Лишь подрагивающие пальцы и боль в глубоких карих глазах, больше ничто не выдает её отношения. Я почти верю, я жажду и жду, что она начнет доказывать свою правоту, потому что так мне легче пробиться сквозь латы, в которые она облачила свою душу за это короткое время, но нет:
— Помирилась, Марк. Извини. — чеканит и встав с моих колен отходит к окну. Подальше. Видимо, девочке так легче. Поэтому я, конечно, насильно её не держу.
Ладно, зайдем с другой стороны:
— Да? Тогда почему бормотала о преподавателе сейчас? — опираюсь локтями о колени, сложив руки замок. С ней на руках мне было лучше.
— Я… Я просто не хотела… В-впутывать тебя.
Тая пытается говорить уверенно, но голос предает её, выдает настоящие эмоции дрожью. Дрожью в теле, дрожью в голосе. Волнуется, теряется. К таким вопросам она не готова. Она вообще не готова к этому разговору. Выходит, басни о семейных конфликтах заготовлены не для меня. Она привыкла их рассказывать.
— Я уже впутан, Вишенка. Просто расскажи мне все. Я могу помочь, — осознаю, что давлю на нее. Но мягче не могу. Хочу, чтобы она согласилась хотя бы потому, что помочь ей больше некому, а я бы смог.
— Марк, — вдох, — это только моё дело. Я всего лишь хотела озвучить свое решение, — то, какой хладнокровной она старается быть, могло бы вызвать во мне улыбку. Могло бы, если бы не будило чувство настороженного беспокойства.
— Что ж, — провожу указательными пальцами по переносице, кивая себе. Намёк на дверь я понял. Мы договорили. — Хорошо, проводишь? — Тая кивает.
Я мог бы додавить, прижать к стене и вытащить наружу эту гребаную, отравляющую её чистоту правду, но ей это ненужно. В конце концов, кто я для нее такой? Мужик, научивший получать сексуальное удовольствие? Не помню такого статуса.
Стены коридора, видимо, невероятно увлекательны, столько внимания им достается, пока я обуваюсь и натягиваю пальто.
Делаю шаг к ней, беру за подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза. Это знакомо затягивает и, кажется, на неё действует так же, как и на меня.
— Ты уверена в своем решении, моя сладкая Вишня? Я хочу и могу тебе помочь.
В последний раз. Ласково настолько, насколько только способен. Давай же. Сдайся мне, моя девочка.
— Я уверена, мой Марк, не стоит, — выдыхает.
И я склоняюсь, сцеловывая со щеки единственную сбежавшую слезу, чтобы потом перенести её вкус на Таины губы.
«Мой Марк» — это впервые. И как обухом по голове. Углубляю поцелуй, но заставляю себя разжать руки.
Я дал ей выбор. Предложил его несколько раз. И она сделала свой. Мне не за что винить себя, но я всё–равно прокручиваю в голове развития иных событий. Те, которые хотел бы.
И уже по дороге домой, осознанием оседает в голове: «Н-да Аланьев… Когда там тебя в последний раз женщина бросала? Да, точно, никогда.»
Черт. Я бы хотел с ней попробовать.
Глава 19.1
Я металась. Металась по квартире после его ухода и не могла найти себе места. Присаживалась на диван, где еще совсем недавно он баюкал меня в своих руках и схватившись за голову, в надежде поскорее прогнать мысли, вставала и шла на кухню. На кухню, где трепетала от его прикосновений, жаждала большего, чтобы мгновениями позже сгорать в его руках. Нахожу на стуле одиноко брошенный в порыве эйфории галстук и дурман снова захлестывает меня.
Вот он бережно развязывает мои руки, вот массирует, расслабляя запястья, а после нежно касается поцелуями там, где окутывала ткань. Лелеет, нежит, исцеляет. Касается щекотными и такими желанными прикосновениями моей души, достает до потаенных глубин сердца и мне кажется, лишь на мгновение, но так сладка и так сильна уверенность моя в этой мысли, что только он способен излечить меня. Вынуть осколки и затянуть трещинки. Он, словно спасательный и такой редкий целительный крем, что проникает в самое естество.
Забывшись в окутанных разум чувствах, я прижимаю ткань к губам. Вдыхаю запах, подношу к щеке и кажется, он ещё здесь, не ушел и я не гнала его. Мы ещё в том самом моменте, которое мне до одурения хочется назвать Нашим, ведь таким он и был. Мой.
Момент, где не было пока что того разговора, где он просил так открыто и чувственно позволить помочь мне. Но что я могла ответить? В его глазах я увидела восхищение. Мной! Думала, что показалось. Моргнула, чтобы прогнать морок, но нет. Оно не исчезло. Пламенем оно горело и казалось, ничто не способно это пламя погасить, и я хотела и хочу сейчас, чтобы так и было. Чтобы остаться в его глазах не просто нормальной, а прекрасной. Ведь как это волшебно прочесть восхищение в глазах того, кем восхищаешься сама.