Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена. Страница 16

Причем сначала они молчали, а я недоумевала, что случилось. Потом выловила Ленку Баранову в туалете и приперла к стене.

– Не выйдешь отсюда, пока не скажешь, что за фигня творится, – пригрозила я, схватив её за локоть.

Угрожала я, разумеется, не всерьёз, но Баранова поверила. Занервничала сразу, руку попыталась выдернуть, но в итоге сдалась:

– А ты думала, что никто не узнает? Всё рано или поздно всплывает. Всё когда-нибудь становится явным!

– Ой, давай только без философии. Ну, соврала я про отца. Вам-то какая разница?

– Да при чем тут твой отец? Хотя это тоже, знаешь ли, показатель… но, по большому счету, всем плевать на твоего папашу. А вот то, как ты нас за глаза обсирала…

– Что? Кого это? Когда?

Баранова взвела глаза к потолку с выражением: «Ну да, ну да, так она мне и поверила». Потом посмотрела на меня и как будто что-то процитировала:

– Эта Баранова строит из себя не пойми кого, а у самой ноги как турецкие сабли. Я б на ее месте носила бы только шаровары или макси. Или вообще убилась бы.

– Что за бред? – всё ещё не понимала я.

– Скажешь, не твои слова?

– Конечно, не мои!

Она достала из сумки телефон, поводила пальцем по экрану, затем показала мне.

Это был скрин какой-то переписки из ВК. Правда, давней, судя по дате, но все равно я такого не писала. Никому и никогда. И ни про кого. Однако имя возле сообщения стояло моё.

Как это возможно? Ну не отшибло же у меня память! А заодно и сознание.

– Я этого не писала!

– Ну, конечно, кто-то другой от твоего имени все эти годы обсирал наш класс. Какие мы все убогие, тупые, стремные. Женька нам показала твое творчество.

– Какое творчество? – тупила я.

– Скрины твоих сообщений. Про кого и что ты писала.

– Это бред какой-то! Зеленцова просто врет!

– Да ну? И про папашу твоего тоже Зеленцова врала?

– Это тут при чем?

– При том, что ты – лживая и завистливая. Мы к тебе все нормально относились. И я тоже. А ты…

– А что я? Лена, ты – глухая? Я не писала ничего такого. Я даже не знала, что у тебя кривые ноги.

Баранова вдруг вспыхнула, резко метнулась к двери.

– Да пошла ты! Сама ты кривая! Правильно Женька сказала – сучка ты... подлая и двуличная.

Она выскочила из уборной, оставив меня переваривать услышанное.

Позже оказалось, что половина класса получила такие вот скрины. Даже Гольц. Хотя нет, ему Женька отправила не фальшивый скрин, а переслала настоящую переписку, только частичную и выдернутую из контекста.

Да, к сожалению, мои высказывания о Гольце были и правда мои. Но стародавние! Это когда он мне ещё не нравился, а Женька его расхваливала безостановочно, аж до тошноты. Ну и я в шутку иногда писала ей назло, что он… немного мямля и ничего в нем примечательного нет. Ну и потом, когда мы на пару с ней ругали его за то, что встречается с Ингой Седых… мол, гад какой. И если уж на то пошло – Женька куда больше его ругала, а я так, поддакивала. Поэтому и эта правда была не совсем правдой.

Но всё остальное – это уже совершенно точно не моих рук дело. Только все думали иначе. Полуправда о Гольце убедила всех, что я действительно такая, что всякие гадости про всех пишу, что сплетни распускаю… А из-за моей лжи про отца меня сразу записали в лгунью, и никто, вообще никто, даже слушать меня не хотел.

Я даже предлагала почитать переписки в своем телефоне, хотя там много личного, не для чужих глаз. Но эти дуры только отмахнулись:

– Угу. Ты же давно всё подчистила.

Невозможно было до них достучаться! Хоть из кожи вон выпрыгивай.

И как правдоподобно изображала праведный гнев Зеленцова! Я даже не догадывалась, какая она талантливая актриса. Да и мне до последнего не верилось, что она вдруг стала такой сволочью…

Я понятия не имею, как она всё это устроила. В фотошопе, наверное, поработала. Так больно было от её предательства, до слёз... но ещё хуже – вот эта несправедливость. Меня обвиняли в том, в чем я не виновата, презирали за это и ненавидели, тупо не веря ни одному моему слову. От этого меня буквально разрывало.

В беспомощном отчаянии я сорвалась на крик:

– Да пошли вы!

Хотела им крикнуть, какие они дуры и ещё много всего, но тут увидела новенького из 11 «А». Он спускался по лестнице и смотрел прямо на меня. На его взгляд я и напоролась – по-другому тут не скажешь. И сразу, как тогда с ашками, все ругательства застряли в горле. Даже хуже – сейчас мне почему-то стало неловко. Ну, не по себе то есть. Я не выдержала его взгляд и отвела глаза. Подумала только: пусть он пройдет скорее! И хоть бы он не слышал наши разборки!

Наши, слава богу, тоже заткнулись. И все, как одна, уставились на него. Даже Зеленцова, которая столько лет преданно любила своего ненаглядного Гольца.

За новеньким плелась Красовская, я боковым зрением следила. Я и голос ее узнала – это она вчера с ним ходила в библиотеку. Черт… Вспомнив тот эпизод, возле библиотеки, я еще больше смутилась.

Они прошли мимо нас, совсем рядом, и сердце как будто запрыгало – так бывает, когда очень волнуешься. Я отвернулась, но мне все равно казалось, что он смотрит на меня и это ещё сильнее нервировало. Не так, как вчера, в закутке, но тоже изрядно.

Я не выдержала напряжения – и так было хреново весь день, теперь ещё и это… не могу больше! Ну их всех к черту! Пойду домой!

Я оттолкнула Бусыгину, у которой за последние две с лишним недели, с тех пор, как Женька стала с ней сидеть и, типа, дружить, неожиданно прорезался голос. Нет, боевой она не стала, конечно же, но если раньше Бусыгина вечно жалась по углам и даже звук издать лишний раз стеснялась, то теперь стала понемногу выступать. Вот сейчас она, по указке Женьки, услужливо преградила мне дорогу.

Ой, я с ней даже разговаривать не стала, двинула локтем, чтоб не лезла, куда не надо, и припустила прочь.

***

На другой день я пришла в класс позже обычного, буквально за минуту до звонка. Потому что опять не выспалась, только на этот раз не из-за отца…

Случилось кое-что необычное… да вообще невероятное! Вчера мне написал новенький! Сам! Я, если честно, в первый миг глазам не поверила. Он ведь такой… даже слов не подберу. Весь из себя принц, в общем. На таких как я, такие как он, обычно и не смотрят. А если смотрят, то не видят. Даже Гольцу до него далеко.

Хотя… та наша встреча возле библиотеки… что-то тогда точно было. Нас как будто током стукнуло. Ну, такое у меня возникло ощущение. Хотя я себя уже почти убедила, что у меня просто фантазия разыгралась от неожиданности.

Может, и у него тоже?

Почему-то же он написал именно мне! С минуту я переживала этот момент. Честно скажу – меня это разволновало не на шутку. Ну и обрадовало, конечно. Причем гораздо сильнее, чем, по идее, должно было.

Я почти забыла весь ужасный день, как будто его заявка в друзья и простое «Привет» выбелило начисто всё плохое, что вчера случилось.

А когда на мой вопрос, как он меня нашел по одному лишь имени, Дима ответил, что поспрашивал у того, у другого, вот так и узнал, у меня едва дыханье в зобу не сперло. Это ведь значит, что он не случайно добавился, а целенаправленно искал… почему?

В общем, пообщались мы недолго, но я потом всю ночь уснуть не могла. И сегодня в школу шла и улыбалась, как дурочка.

Даже встреча с одноклассниками, которые продолжали меня демонстративно презирать и игнорить, не слишком омрачила настроение. Я вообще о них сегодня не думала – все мои мысли со вчерашней ночи занимал Дима Рощин. Вот бы увидеть его поскорее!

Когда я вошла в класс, наши тоже оживленно обсуждали новенького. Мое появление, конечно же, никто "не заметил".

– Он так и сказал, как отрезал: не надо никуда меня звать, – рассказывала кому-то Ленка Баранова. – И Красовская убежала вся в слезах.

– Так ей и надо, – хмыкнула Филимонова. – Сама дура. Достала его, бедного. У него же на лице написано огромными буквами: «Идите от меня все на хрен». Ну и чего она хотела?