Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена. Страница 33

Только я не участвовала в обсуждении. И Дима. Мы стояли каждый среди своих, на расстоянии нескольких метров, но смотрели и видели только друг друга.

Потом нас снова развели по корпусам, где каждому вручили карты и повязки.

До самого выхода Попович, как наш «командир», рассказывал, куда лучше бежать, как действовать, кому из нас рваться вперед, а кому – закрывать тылы, в общем, проводил настоящую тактическую подготовку. Дима написал, что их там тоже Матвейчук «натаскивает».

В начале двенадцатого мы двинулись к месту старта. Куда повели ашек, я не знаю. Их вообще не видно было на горизонте.

– Команда одиннадцатого «А» стартует из другой позиции, – сообщил Попович. – Но условия для всех равны. Это чтобы вы сразу друг на друга не набросились и не образовалась куча мала. А сейчас рассредоточьтесь, как я вас учил, ну и… вперед!

Мы подорвались с места и побежали туда – не знаем куда, искать то – не знаем что. Впрочем, что искать – Попович напоследок по секрету нам подсказал. Это флажки. Их попрятали в кустах, под корягами, в дуплах, в общем везде.

Беда в том, что по карте я не очень-то ориентируюсь, и первые двадцать минут, а то и дольше, просто двигалась вперед наобум. Постепенно голоса наших стихли.

Я сбавила шаг и просто шла пешочком. Дышала хвойным воздухом и мечтала… Как вдруг за спиной метрах в пяти, хрустнула ветка. Я обернулась – на меня несся Лубенец.

Вздрогнув, я пустилась наутек. Он – за мной, издавая на ходу звук, похожий на улюлюканье индейцев. Иногда бросал в спину и нормальные слова: «Попалась! Ну беги, беги… все равно не уйдешь! Пацаны! Здесь Ларионова! Ату ее!».

К нему кто-то присоединился – я не стала оглядываться и смотреть, кто это. Теперь они гнали меня вдвоем и улюлюкали на пару. Дурдом!

И я понимала, что это всего лишь игра, а им надо-то от меня только сорвать повязку, но стало не по себе. Как будто это едва ли не вопрос жизни и смерти. Так что я припустила во весь опор.

В ориентировании я, может, и не смыслю, но бегаю очень даже неплохо. Пришлось попетлять, конечно, но от Лубенца я оторвалась. Обнаружила поваленное бревно и тяжело на него опустилась, отмахиваясь от мошек. Посижу, решила, отдышусь немного, а заодно попытаюсь ещё раз понять, что к чему на этой карте.

Просидела я так минут десять от силы, как снова послышался тихий, едва уловимый шорох. Я тотчас напряглась, вскочила на ноги, но никак не могла сообразить, с какой стороны приближается враг. Слева? Справа? Или, может, это просто птичка взлетела.

На всякий случай я нырнула в какие-то кусты, присела на корточки и затаилась. Полминуты, наверное, ничего не происходило, и я уж было расслабилась, как вдруг раздался треск совсем рядом. Буквально в паре шагов. Кто-то двигался прямо на меня.

«Хоть бы это наши! – отчаянно подумала я. – Ну а если всё же ашки, то пусть это будет кто-то из девчонок. С девчонкой я справлюсь, если вдруг что…».

Может, меня и не особенно затянула эта военная игра, но подвести наших не хотелось.

Я прижала ладонью повязку, решив, что ни за что не дам ее сорвать, кто бы там ни крался. Осторожно поднялась и вышла из кустов, готовая немедленно подорваться и бежать прочь. Обернулась назад и в ту же секунду оступилась и угодила носом кому-то в грудь. Коротко ахнув от неожиданности, вдохнула уже знакомый, такой волнующий запах. Димка…

Он поймал меня одной рукой за талию,

– Осторожно… – Придержал, чтобы я не упала.

Но и потом не убрал руки. Я тоже не стала отстраняться, пьянея от его внезапной близости. В его глазах ещё блестел охотничий азарт, видимо, и он увлекся этой игрой не на шутку. Но с каждым мгновением взгляд его менялся. Становился мягким, обволакивающим, расфокусированным.

– Ты как? Много флажков нашла? – с улыбкой прошептал он и, не дожидаясь ответа, наклонился и поцеловал меня в губы. И как вчера, в подъезде, сначала – мягко и нежно, но затем, распаляясь, целовал всё жарче. Как будто не мог остановиться. Впрочем, мне и не хотелось, чтобы он останавливался…

Нас прервали голоса вдалеке – всё те же приглушенные вопли индейцев вперемешку с хохотом. И звуки эти с каждой минутой приближались. Кто-то направлялся прямо к нам. И судя по мелькающим среди ветвей красным повязкам, это были ашки.

Димка оторвался от меня явно нехотя, перевел дыхание, обернулся в сторону, откуда доносился шум. Затем окинул меня шальным взглядом и вдруг достал из-за пазухи два белых флажка и сунул мне прямо в руки.

– Беги вон туда, – он кивнул головой.

– Я не мо…

– Быстрее! – торопил меня он, а глаза его лучились сумасшедшей радостью.

– О, там Димон! И Ларионова. Димон, держи её!

Нас заметили, хоть и пока издали. Тогда Димка сорвал с себя повязку и всучил мне её в придачу к флажкам.

– Беги скорее к вашим.

И я помчалась со всех ног прочь.

***

Мы победили. И по найденным флажкам, и по собранным вражеским повязкам. Наши ликовали так, словно это и впрямь была битва века. Ну а ашки расстроились. Кроме Димки. Он улыбался мне.

– Рощин поддался, – заявила Диана Красовская. – Он Ларионовой поддался. Мальчики видели. Дал ей уйти.

– Он не мог её задержать, – вступился за него кто-то из парней. – Она его убила.

– Угу. Сам же наверняка ей отдал свою повязку, – не унималась Красовская.

Но Дима на её обвинения никак не отреагировал, он будто вообще её не слышал, продолжая смотреть только на меня. Зато Юрий Георгиевич, физрук парней, после её слов вперился в Диму острым цепким взглядом. Правда, ничего не сказал, но всё равно нехороший был у него взгляд. А уж как нас обоих испепеляла Женька Зеленцова…

***

После игры мы разошлись по корпусам. Отдохнули, сходили в душ, переоделись к обеду.

Попович с Александрой Михайловной придумали ещё что-то увеселительное, но мы с Димкой улизнули. До самого ужина гуляли по лагерю и целовались. Самозабвенно. До умопомрачения. Так, что губы припухли и сладко ныли.

После ужина Филимонова позвала меня поиграть в настольный теннис.

– Я не умею, – честно призналась я.

– Что там уметь? – отмахнулась Филя. – Я тебя быстро научу.

Откровенно говоря, мне не хотелось сейчас никакого тенниса, но Дима остался в своей комнате – ждал звонка или сам должен был кому-то позвонить. В общем, чтобы не скучать, я согласилась пойти с Филимоновой.

Помимо нас в теннис играли и другие девчонки, благо столов там хватало на всех. Я и Зеленцову с её отцом и Бусыгиной заметила.

Филя взяла ракетку, взмахнула, ударила по шарику.

– Видишь, я подаю. При подаче шарик должен отскочить от твоего поля и попасть на моё. Ясно?

Я устала и слегка подтормаживала, но принцип игры в конце концов уловила. Иногда у меня получалось даже нормально отбивать.

– Твоя подача, – Филя кинула мне через стол шарик.

Я поймала его, приняла позу, сжала ракетку поудобнее. И тут вдруг почувствовала, что сзади меня кто-то пристроился. Затылком ощутила дыхание, спиной – чью-то грудь, а на мою руку, сжимавшую ракетку, легли чужие потные пальцы.

Оторопев, я напряглась и на секунду замерла. И тут же над ухом прошелестел голос Поповича:

– Ты неправильно держишь ракетку. Надо вот так.

Он сделал моей рукой взмах. Я раскрыла рот в безмолвном восклицании, словно хотела крикнуть, возмутиться, но от потрясения потеряла голос. Или от отвращения.

Не успела я вырваться, как кто-то накинулся на Попович. Отшвырнул его от меня так, что тот упал. Я отскочила и повернулась.

Это был Дима. Он возвышался на физруком, бледный как мел, только глаза лихорадочно горели. В зале моментально стало тихо. Все, кто здесь находился, уставились на физрука и Диму.

Попович побагровел. Он, видимо, не сразу сообразил, что произошло. Приподнялся на локте, мотнул головой, проморгался. А затем, процедив сквозь зубы ругательство, резко вскочил и бросился на Димку…

32