Дикарка у варваров. Песнь Сумерек (СИ) - Тигиева Ирина. Страница 18

— Прости, что не приняла тебя в качестве гэгэ, и говорила… то, что говорила, — неуверенно улыбнулась я.

— Ты же всё время извинялась, так что это не оскорбление, — махнул тот рукой и, развернувшись, побежал к монастырским строениям.

А я, покосившись на Вэя, смахнула со лба воображаемый пот.

— Фух, ну и ночка! Утром же позволят поспать подольше?

— Вряд ли, — Вэй тоже двинулся в направлении монастыря. — И, если помнишь, ты обещала встать сразу.

— Обещала, обещала, — проворчала я и, глянув на запертые ворота, поспешила вслед за ним. — А зачем открывали ворота, когда ждали этих тварей?

— Для создания идеальной защиты энергия должна струиться беспрепятственно. Заперев ворота, мы бы заперли и энергию в этих стенах.

— И как действовала защита? Пусть твари не видели ворот, но почему они перед ними остановились?

— Потому что, вместо ворот, видели скалу.

— Ловко, — пробормотала я. — Так эти твари… действительно приходили за мной?

— Да.

— Почему? Для чего они меня ищут?

— Думаю, лучше этого не знать.

Обычно болтливый, как трещётка, сейчас гэгэ словно считал свои слова. Лицо его было довольным, по губам то и дело пробегала улыбка, и я не выдержала:

— Так и будешь отделываться односложными ответами? И перестань, наконец, так глупо улыбаться!

— А как мне тогда улыбаться, мей мей? — уголки его губ снова дёрнулись вверх, в глазах появилось лукавое выражение.

— Это из-за того, что я заступилась за тебя?

— Заступилась? — он рассмеялся. — Ты грозила тьяньши всеми карами, если он не позволит мне остаться твоим старшим братом! Вот уж не думал, что ты настолько ко мне привязана, дикарёнок! — он толкнул меня плечом.

Я тут же попыталась шарахнуть его, но, конечно, промахнулась и с издёвкой фыркнула:

— Должен же был кто-то набраться смелости и высказать возражение вслух, а не молча стоять рядом, уткнувшись взглядом в землю!

Думала, его задеть, но Вэй только улыбнулся шире, на лице — то же счастливое выражение.

— И не смотри на меня с таким самодовольным видом! — взорвалась я.

— Хочешь, расскажу легенду, как возникло чжунго ушу? — вдруг спросил он.

На мгновение я растерялась от такой резкой смены темы, но тут же нахмурилась и буркнула:

— Нет!

— Напрасно. Услышав её, может, больше не пыталась бы меня ударить.

— Когда-нибудь не промахнусь! — огрызнулась я и, ускорив шаг, влетела в строение, где располагались комнаты адептов. — И можешь не провожать, сама найду дорогу!

— Росинка!

Вэй тоже ускорился и догнал меня на пороге моей комнаты, лицо его стало серьёзным.

— Если ты не слышала, не значит, что я молчал, «уткнувшись взглядом в землю». Я мысленно молил тьяньши не забирать тебя из-под моей опеки, пока он не закрыл для меня своё сознание. Но мои просьбы конечно бы ничего не дали, если б не… Не ожидал, что ты… — словно растеряв все слова, он вдруг обнял меня и прижал к груди. — Спасибо, росинка.

Я настолько растерялась, что даже не подумала обнять его, и только хлопнула глазами, когда Вэй, отодвинувшись, легко коснулся моего носа кончиком указательного пальца.

— Это вместо щелчка — тебе же не нравится, когда я так делаю, — улыбнулся он.

Я справилась со ступором, моргнула ещё раз и совсем невпопад спросила:

— Так о чём была та легенда?

— Тоже переводишь разговор? — рассмеялся Вэй. — Быстро учишься! Ну да ладно, расскажу!

Легенда возникновения чжанго ушу — боевого искусства приютившего меня монастыря — полностью отражала даосскую философию о не-деянии и невмешательстве в естественный ход вещей. Якобы один из полулегендарных основателей монастыря увидел однажды во дворе перед храмом, как журавль пытается перекусить змеёй. Та, конечно, не хотела мириться с участью стать обедом и всячески увёртывалась от атак пернатого. При этом настолько впечатлила наблюдавшего за сценой мудреца, что он рассмотрел в этой отчаянной борьбе за жизнь воплощение даосской идеи одоления преград и достижения победы путём уступок. «Змеиные» увиливающие движения легли в основу боевого искусства, кардинально отличающегося от остальных стилей, больше основанных на силе, дающей способность раздробить рукой камень.

Уворачиваться мой гэгэ умел в совершенстве и не без причины считался непревзойдённым среди учеников мастера Фа Хи. Но теперь после очередного самодовольного заявления, что стукнуть его мне не удастся ещё долго, превзойзи «братца» стало моей целью. Не-деяние, невмешательство, уступки — в какой-то мере похоже на христианское непротивление злу. Только тут уступаешь, чтобы лучше примериться и нанести удар, когда противник меньше всего этого ждёт — очень полезная философия. Правда, мне начать «уступки» пришлось совсем не с каверзных ударов… и уже на следующее утро.

Пробуждение было непривычным. Никто не тряс меня за плечо, не называл «соней» и не угрожал волоком доставить в комнату для омовений. Я просто открыла глаза, что-то почувствовав, и тут же подскочила на своём «ложе».

— Ш-шифу? Что ты здесь…

— Поднимайся, — приказал Фа Хи. — Жду тебя перед храмом Императора, — и бесшумно скользнул за порог.

Протирая глаза, я потащилась в комнату для омовений. В переходах — ни души. Неужели все уже ушли глотать солнце, и Вэй меня не разбудил? Ополоснув лицо, я, зевая, вышла во дворик и поняла, почему коридоры были пустыми. Никто не ушёл глотать солнце — его не было и в помине. Фа Хи вытащил меня из постели ещё до колокола! Застонав, я походкой зомби направилась к храму Императора. Мой учитель ждал возле курильницы.

— Это наказание за то, что непочтительно говорила с тьяньши? — недовольно буркнула я. — И как у тебя получается будить взглядом?

— Годы тренировок с ленивыми учениками, — как всегда невозмутимо проронил он.

— Я не ленивая! Просто невыспавшаяся. После всего, думала, дадут поспать подольше!

— Остальным — да. Но не тебе.

— Вот как? — насупилась я. — Это — дискримина…

— Тьяньши обвинил во всём произошедшем ночью твоего старшего брата, — резко оборвал меня Фа Хи. — Но вина Вэя — лишь в желании произвести на тебя впечатление. Основная вина — на тебе.

— Из-за того, что подбила его прыгнуть с башни? — потупилась я.

— Нет. Из-за того, что отказываешься принять Дао и — не закатывай глаза — упорядочить бурлящие в тебе энергии. Твой дух — сильнее, чем я предполагал. Научиться скрывать его — необходимо. Но ты упрямо отвергаешь практики, способные тебе помочь.

— Потому что считаю их бредом! — не выдержала я. — У каждого — своя религия, ваша мне непонятна! Как можно проглотить солнце? Зачем гонять по рту слюну и стучать зубами? У меня — всего одна душа, и она — бессмертна, а бессмертия тела не бывает! Человек — смертен, и это не изменить никому!

На лице Фа Хи не дрогнул ни один мускул.

— Я не буду с тобой спорить — сейчас для споров нет времени. До сих пор я терпел твоё упрямство, но прошлой ночью из-за него угрозе подверглись все в этом монастыре. Повториться такое не должно. Думаю, я знаю, как упорядочить твои энергии и научить управлять ими, но ты должна в этом помочь.

Я приглашающе махнула рукой.

— Во сне ты зовёшь родителей почти каждую ночь.

— Каждую, не почти. Но откуда ты… — и тут же догадалась, — Вэй! Ну подожди, предатель!

— Он беспокоится о тебе. Может, даже больше, чем следует, — заступился за ученика Фа Хи. — Почему, думаешь, они тебе снятся?

Я пожала плечами — не собираюсь обсуждать мою тоску по родителям с этим псевдо-психологом.

— Ты — их единственное дитя, о судьбе которого они ничего не знают. Вероятно, ты чувствуешь их боль, она не даёт тебе покоя, и по ночам, когда дух освобождается от контроля разума, твоё сознание устремляется к ним, желая утешить. Состояние медитации соединяет сон и бодрствование, освобожадет дух и позволяет сознанию проникнуть туда, куда не может проникнуть тело — в реальность, где остались твои родители…