Любовь-война(СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна. Страница 28

Много их у тебя, Шульц, было? Ну, тех, кто не отказывал, кто руку не убирал? Голову на отсечение даю, что много. Ты же, блин, красивый, как демон-искуситель… Веснушки эти чертовы и глаза, как изумруды. Ррр. Сученыш.

Задыхаясь от возмущения, я коротко замахиваюсь и с силой бью Андрея кулаком в плечо, прямо в болевую точку.

Мне хочется поставить его на место. Уничтожить, сломать, сокрушить. Потому что именно это он делает со мной каждую нашу встречу, каждый наш разговор. Заставляет мучиться, задевает за живое, ранит…

Ненавижу тебя, Шульц. Как же сильно я тебя, ненавижу!

От моего удара парень лишь слегка покачивается, а вместо боли в его глазах я вижу затаенное злорадство. Оно полыхает огнем, горит, дымится. Сжигает все на своем пути. Он специально издевается надо мной, намеренно вгоняет в краску. Знает, как трудно мне ему противостоять, и хладнокровно добивает.

Изверг. Деспот. Подлец.

Стремительно срываюсь с места и возвращаюсь к бегающим по стадиону одноклассникам. Смотрю себе под ноги и чувствую, как глаза застилаются пеленой соленой влаги.

Отвратительно, что все мои немногочисленные слезы льются из-за одного единственного человека. А самое обидное, что он ни черта их не заслуживает!

Глава 27

Кристина

- А потом на великах рванем обратно. Ты с нами, Крис? – доносится до меня обрывок фразы Черепа.

Вскидываю брови и упираюсь взглядом в вопросительное лицо вожака. Если честно, последние пару минут я совсем его не слушала. Витала где-то в облаках.

- Да-да, конечно, - поспешно киваю я, понятия не имея, на что подписалась. Буду надеяться, это не что-то противозаконное.

- Отлично, значит, собираемся здесь в субботу, часа в два, - командует Олег, на этот раз обращаясь уже ко всем присутствующими.

Пацаны вразнобой качают головами в знак согласия, а я отчаянно пытаюсь припомнить кусочки речи Черепа, которые осели у меня в голове. Кажется, он говорил что-то про полотенца и пледы… На карьер мы, что ли, поедем?

Переспрашивать и уточнять информацию я не рискую, потому что Олег ужасно бесится, когда его слова пропускают мимо ушей. Он считает это проявлением неуважения. По его мнению, раз он вожак, то мы должны ему в рот заглядывать. Я, конечно, с этим не совсем согласна, но еще одного конфликта за сегодня не выдержу. Шульц своими беспардонными замашками из меня все соки выжал.

Череп садится рядом со мной на скамейку и принимается легонько, как бы невзначай поглаживать мой локоть тыльной стороной ладони. При этом создается впечатление, что он не придает происходящему особого значения: продолжает как ни в чем не бывало разговаривать с Анищенко и неторопливо курит.

Мои же нервы, наоборот, натягиваются подобно тетиве лука. Что же это за день сегодня такой? Почему со мной все ведут себя так развязно?! Я вроде бы не транслирую сигналы типа «хочу потрогать тебя» или «ты потрогай меня»! Тогда какого черта так много кинестетики? Сначала Шульц, теперь Череп! Мне вообще не нравится, когда ко мне прикасаются без спроса! Я не фанат тактильности!

Ну ладно-ладно, когда Шульц касался, было приятно. Но только самую малость.

Стараясь излишне не дергаться, отодвигаюсь от Олега так, чтобы расстояние между его пальцами и моим локтем увеличилось. Парень, кажется, этого даже не замечает, и я расслабленно выдыхаю. Может, я зря себя накрутила?

Однако стоит мне успокоиться и вступить в непринужденный диалог со стоящим поблизости Димкой Бубновым, как я вновь ощущаю прикосновение пальцев Черепа к свое руке. На этот раз парень гладит мое предплечье. Ласково и, я бы даже сказала, как-то эротично.

Ну все, с меня хватит! Я на этот долбанный флирт не подписывалась!

Поворачиваюсь к Черепу, чтобы поставить его на место, но слова прилипают к нёбу, так и не сорвавшись с языка. Метрах в двадцати я вижу Шульца. Идет в белой майке и просторных шортах со спортивной сумкой наперевес. Должно быть, с тренировки возвращается. Весь такой свежий и спокойный, аж бесит.

Андрей, конечно, тоже замечает меня и мою стаю, но никаких эмоций по этому поводу не испытывает. По крайней мере, внешне. Знай себе идет уверенной походкой по тротуару. Мистер невозмутимость, блин. Споткнулся бы хоть, что ли…

Во мне вдруг просыпается отчаянное желание сбить с его лица это раздражающее выражение пофигизма, вывести на эмоции, заставить психовать. Подгоняемая внутренним порывом, решаюсь на дерзость: выхватываю из пальцев Черепа сигарету и делаю затяжку. Неглубокую, чтобы не закашляться, но достаточную для того, чтобы горький дым заполонил полость рта до предела.

На самом деле курить мне совершенно не понравилось и развивать эту дурную привычку я не планирую. Но вот в удовольствии позлить Шульца отказать себе не могу. Знаю ведь, что ему не нравятся курящие люди. Во время нашей прошлой стычки он ясно дал понять, что считает курение в высшей степени губительным занятием. Именно поэтому я и затягиваюсь у него на глазах.

Когда между нашей компанией и проходящим мимо Андреем остается  буквально несколько метров, я медленно выпускаю белесую дымку наружу и, слегка сщурившись, смотрю ему в глаза. Пусть знает, что его нравоучения мне побоку. Что хочу, то и делаю.

Ну что, Шульц, смотришь? Я ведь из кожи вон лезу, чтобы внимание твое привлечь.

К сожалению, лицо Андрея остается непроницаемым. Ни один мускул на нем не дергается. Но вот глаза… В зеленых глазах яркими всполохами загораются недобрые искры – будто в его взгляде лес горит.

Я чувствую какое-то мрачное удовлетворение от того, что Шульц злится, и вновь подношу сигарету к губам. Воняет она, конечно, паршиво, но чего только не сделаешь ради того, чтобы насолить недругу. Даже никотином потравиться можно.

Кожей ощущаю липкое напряжение, которое повисло в компании с появление на горизонте Андрея. Еще бы, он ведь вожак вражеской стаи! Мы тут коллективно его ненавидим. Но, согласно дворовому кодексу, набрасываться на противника можно только на стрелке или если он тебя открыто провоцирует.

Но Шульц не дурак, никогда не лезет на рожон. Дерется он довольно неплохо, но делает это крайне редко, будто нехотя. Словно уже перерос все эти стычки и считает их утомительной формальностью.

Так не проронив ни слова, Шульц скрывается за углом соседнего дома, и мы с ребятами наконец выдыхаем. Все, кроме Черепа. У него такой вид, будто он Андрея вообще не заметил. Все-таки выдержка у Олега – что надо.

Возвращаю парню недокуренную сигарету и ловлю на себе его пристальный взгляд. Череп, несомненно, догадался ради чего, а точнее ради кого я устроила этот цирк с показным курением.

- Выкинь его из головы, Крис, - наклоняясь к моему уху, выдает он. – Вы слишком разные, и вам точно не по пути.

Сижу в школьном вестибюле и нервно тереблю лямку рюкзака. Родительское собрание – мое нелюбимое школьное мероприятие. Класснуха вечно поносит меня на чем свет стоит. История – плохо, английский – отвратительно, алгебра – вообще катастрофа. А на то, что у меня по физкультуре у единственной из всех девчонок в классе заслуженная и объективная пятерка, ей плевать. Будто физра – это не предмет вовсе.

На родительские собрания всегда ходит мой отец и после них по обыкновению пребывает в дурном настроении. Чисто по-человечески я его, конечно, понимаю. Кому приятно полтора часа слушать, как нахваливают чужих детей и хают твоего?

Но поделать я, увы, ничего не могу. Не дается мне учеба. Вообще. То ли у меня реально что-то не то с мозгами, то ли я просто ленивая жопа. Вероятнее, наверное, все же второе.

Тренировка по волейболу закончилась двадцать минут назад, и я решила дождаться отца с собрания, чтобы вместе пойти домой. По пути буду активно его умасливать, чтобы, оказавшись в квартире, он не спускал на меня всех собак. На людях папа умеет сдерживаться, а вот, когда никто не видит, с самоконтролем у него явно проблемы. Может и обозвать, и оплеуху отвесить, и компьютера лишить – опасный тип, короче.