Принц и Ника (СИ) - "Чинара". Страница 38

— Эрик, я…

Дверь с шумом открывается и входит неожиданный человек. Фантомас удивил бы меньше. Но это не он, а мой отец. Взгляд папы транслирует высокую точку недовольства, когда смотрит на нас.

— Ника! — грохочет терминатор убийца. — Даниил сказал, вы здесь с …

— Здравствуйте, Илья Олегович. — улыбаясь, здоровается принц датский. Он всегда ведет себя с отцом так, словно тот не страдает расистскими заболеваниями, а признает братство всех людей на Земле. Но папа не признает, я-то знаю. И Эрик прекрасно знает, но слепнет, как крот-глупышок, стоит увидеть моего отца.

— Здравствуй, — не поворачивая голову и, игнорируя протянутую руку друга, выплевывает папа. — Ника, тебя ждут!

— Папа, Эрик между прочим прот… — намереваюсь высказаться я.

— Не надо. — с улыбкой на губах шепчет мне принц. — Пойдем раз тебя ждут. Потом договорим.

И мы втроем идем в зал, в который лучше бы не входили никогда… Почему нельзя перемотать время и нажать на паузу, ведь скоро пленку зажует испорченный магнитофон…и наступит полный ямбись хореем…

Стоит нам появиться, как сестра сразу же набрасывается на моего друга, как прошматровка нумеро уно, но я лишь усмехаюсь, теперь мне не страшно. Эрик кивком дает понять, что будет ждать. Ждать Меня!

А папа берет меня под руку и ведет в другой конец зала, туда, где успели установить стенд с увеличенной обложкой журнала Sky, на которой красуется фото Даниила. Да, скромность — не порок, но ее здесь не практикуют. Хотя по лицу Дарта видно — он от своей увеличенной копии тоже не в восторге. Рядом с ним стоит его и моя матери и какой-то высокий и подтянутый мужчина в возрасте. Сходство с космическим злом можно уловить без теста на ДНК. Отец Даниила оказывается, в отличие, от своей вертихвостой жены-козы, приятным и обходительным мужчиной. Он знакомиться со мной без каких-то закидонов богатеньких, не жонглирует своими стопками денег и мне становится немного не по себе, когда он рассказывает о том, как его сын лестно и часто отзывался обо мне, и что о нашей совместной работе он намерен рассказать всему свету московской богемы.

— И не только о ней, юная леди. — улыбается мне, берет шампанское в руки и призывает шумный зал к тишине.

Как ни странно, многоголосая толпа богатеньких буратино с их мальвинами сразу прерывает свои интеллектуальные беседы, смешки, шепотки и поворачивается в нашу сторону.

Дмитрий Анатольевич, как величают родителя Дарта, не повышает голоса, но его прекрасно слышно во всей комнате. Он рассказывает о своих сыновьях, о своей гордости, и особенно акцентирует внимание на старшем отпрыске. Даниил мрачнеет, хмурится, немного краснеет и явно нервничает. Это кажется мне забавным, и я зачем-то кладу руку ему на локоть. Дружеский жест и ничего большего с моей стороны. Всего лишь хочу успокоить, показать, что нервничать не стоит, он заслужил хвалебную оду. Но Энакин накрывает мою ладонь своей и, благодарно улыбаясь, заключает наши руки в замок. Вырывать сейчас свою обратно, когда на нас повернуты все головы гостей, кажется высшей степенью шизофренической глупости, поэтому я не начинаю играть в истеричку, а улыбнувшись, поворачиваюсь в зал и сразу нахожу взглядом Эрика. Вижу, как он хмурится, смотря на наши переплетенные пальцы, делает глоток из своего бокала и спрашивает взглядом «Что за тетрис?». Потому что даже с такого расстояния мы всегда можем читать в глазах друг друга… И я вдруг совершенно отчетливо ощущаю… ощущаю его ревность. Настоящую. Неприкрытую. Отчего-то так окрыляющую меня… А отец Даниила — мне не послышалось? — начинает рассказывать обо мне, о талантливом фотографе, о прекрасной девушке… Зачем это все… лучше бы про Андрея что-нибудь сказал…

Я могу стоять здесь всю ночь и кричать Ни-и-и-и-ика, но ты все равно не услышишь… понимаешь?

И я, наконец, понимаю! Я понимаю! Он тоже меня…, да, тоже!

Счастливее этой минуты, кажется, не существует. Я широко и счастливо улыбаюсь, смотря на Эрика, когда Дмитрий Анатольевич заканчивает:

— И не просто фотограф, а невеста моего сына! С которой они вместе поедут в Америку! Так поднимем за них бокалы! Ура!

Под дружное «ура» я, кажется, меркну, наблюдая, как трескается бокал в руках датского принца и с его ладони начинает капать кровь. Он смотрит на меня пару секунду, и в его глазах на побледневшем лице столько боли, что оно рвет мое сердце. Он непонимающе моргает, изучает растерянно, а затем неожиданно усмехается.

«Это ты хотела сказать? Это?»

Глаза наполняются холодным безразличием, когда он отворачивается к испуганной рядом сестре.

А меня колотит, и я не могу ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Глава 33

— Ника, — голос Дарта доносится словно издалека. Он стоит рядом и все еще крепко держит меня за руку. — Не сердись, пожалуйста. Я не хотел, чтобы ты так об этом узнала.

Кровь во мне разгоняется с новой силой, высвобождая праведный гнев.

— Серьезно? Не так узнала? А как, с Килиманджаро бы открытку прислал? В смске бы ребус чирканул? — гневно уточняю я. — А у меня спросить для начала не хотел? Отпусти мою руку!

— Но… твой отец уверил, что ты согласна… — озадаченно сообщает зло.

— Мой отец?

Голова гудит, вся эта обстановка вокруг давит, хочется сбежать, сбежать и научиться дышать заново. Без фальши в легких и смрада в среде. Я собираюсь сделать шаг к выходу, но на мой локоть ложатся стальные пальцы и, больно сдавив, останавливают.

— Ника, сейчас гости будут вас поздравлять. — непроницаемо шепчет тот самый дезинформирующий брехун-отец, не давая возможности сдвинуться с места.

— Не с чем меня поздравлять! — протестую в ответ. — Я не собираюсь…

— Замолчи сейчас же. — тихо и зло грозит он. — Не позорь нашу семью перед всеми этими людьми! Мы с тобой все обсудим дома.

— Папа, ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь! — он оттаскивает меня в сторону, чтобы нас никто не слышал. Смотрит враждебно, словно я не его дочь, а неблагодарное ничтожество. — Его семья помогла нашему семейному делу, без их денег моя компания разорилась бы.

— То есть… — криво усмехаюсь, понимая суть происходящего. — ты меня продал?

— Ну хоть какая-то польза от тебя должна быть. — откровенно выплевывает папа и слова врезаются маленькими острыми шипами, беспорядочно кружащими и режущими кожу. Слезы сами подступают к глазам, но я быстро отворачиваюсь и, подняв немного подборок, приказываю им валить нахрен обратно и помалкивать. Он не заставит меня плакать. Ни хрена. Не дождется.

Мама взволнованно направляется к нам, но до того, как ей удается подойти, он ехидно уточняет:

— Хочешь огорчить маму и оставить ее бедствовать на старости лет? Дело твое…

— Все в порядке? — взволнованно интересуется мама, останавливаясь между нами, переводя взгляд с меня на отца и обратно.

— Да, мам. — вру я и изо всех сил пытаюсь улыбнуться. — Я просто перенервничала, а папа меня успокаивает.

Биологический отец-мудожнец довольно кивает, мама умильно расцветает в улыбке, а я лишаюсь почвы под ногами, потому что не могу найти глазами того, к кому хочу прижаться сейчас больше всего.

Я не знаю, что мне делать, не знаю, как себя вести…

Проще всего — послать всех в гребанный парадайз, чтобы самоудовлетворялись конями. Но… я не могу… Не могу из-за мамы.

Стою безвольной куклой и бледно улыбаюсь неизвестным мне людям, спешащим поздравить жениха с невестой с эдаким чудесным и счастливым событием в их жизни. Затяжной легион шелеста фешенебельных платьев и щегольских смокингов, кажется, никогда не закончится и затянет меня окончательно в воронку обмана, а ведь меня уже и так порядком придавило всем происходящим вокруг. Сдавило внутренности и вывернуло наизнанку… Не представляю, как выкрутиться, как ускользнуть и испариться… как сильно ущипнуть себя, чтобы проснуться? Легкие ломит от фальши, обмана и горечи отцовской правды, которую он подарил мне вместо благословения, ни секунды не заботясь о том, какие шрамы останутся внутри меня… Хотя, разве его когда-то то это волновало… Нет… Минутная иллюзия собственной значимости обернулась полным кошмаром.