Жена для генерального (СИ) - Коваленко Мария Александровна. Страница 12
– Кто? – Зоя Фёдоровна тыльной стороной ладони убрала пот со лба и подошла к окну. – Кто мы, неважно. Тут у нас вопрос гораздо более серьезный.
Она кивком заставила подойти к ней и посмотреть в окно.
Насмотревшись в него за день, я даже с места сходить не хотела. Саша только-только перестала плакать. Мое собственное сердце все еще колотилось как ненормальное. Но требовательный взгляд соседки оказался сильнее.
– А вот сейчас будет жарко. – Она пальцем указала на парковку.
Там, где еще недавно стоял черный джип, теперь остановилось два таких же. Из каждой машины вышло по трое мужчин, похожих, словно клоны, на тех, что уже находились в квартире. И все они двинулись к раскрытой настежь двери нашего подъезда.
Не дошли только каких-то пару метров. Зоя Фёдоровна уже хрустела суставами кистей, словно хорошенько их разминала. Я тихонечко оседала на диванчик рядом. Но с сиреной и мигалками во двор вдруг въехал целый кортеж. И до боли знакомый голос Бадоева в громкоговоритель приказал: «Всем оставаться на местах! Руки за головой! Лечь на землю!»
– Слава богу. Успели, – с тяжелым вздохом соседка села рядом со мной. – Хорошо, что он так над тобой трясется. Сами бы мы фиг отбились, – произнесла она едва слышно.
Наверное, нужно было попросить повторить или спросить, что имеет в виду. Сегодняшний день бил рекорды по количеству загадок. Но, стоило увидеть того, кто первым влетел в квартиру, ни говорить, ни понимать что-то я уже не смогла.
Глава 8. Камбэк для мышки
Марат.
Все, чего мне хотелось, – убивать.
«Они ее нашли. Выручай», – всего четыре слова в сообщении с номера няни заставили забыть о планах, вызвать Бадоева и, не дожидаясь посадки на обычный рейс, частным самолетом вылететь в Воронеж.
К счастью, объяснять безопаснику ничего не потребовалось. Уже давно готовый к такому развитию событий, он сработал четко. Парням Штерна было еще минимум пять часов пути, а мы уже вышли из самолета в Воронеже и загружались в машины.
С собой Бадоев взял только тех, кого за год проверил и перепроверил несколько раз. Семерых бойцов, прошедших спецназ, трех водителей, которые могли управлять всем, что способно ехать. И любимую мигалку.
На ее использование ни у Бадоева, ни у меня разрешения не было, но моего начбеза это совершенно не беспокоило. Словно кататься по улицам Воронежа можно лишь со «светомузыкой», он с самого аэропорта водрузил на крышу машины свою любимицу и устроил нам оглушающее звуковое шоу.
Не самое приятное удовольствие. Особенно когда нервы от напряжения и без того звенят. Но, стоило подъехать к дому Аглаи, увидеть черные джипы и шестерых мужчин возле подъезда моей мышки, все звуки будто оборвались.
Сирены для меня больше не было. Рев Бадоева в громкоговоритель стал немым шевелением губ. Уши заложило, и в этой тишине я слышал только собственное сердце. Оно стучало так, словно находилось где-то рядом с ушами. Громко, как бой ритуальных барабанов.
Под этот бой в окружении охраны я пулей вылетел из машины. Под него, не разбирая дороги, бросился к дому и, не чувствуя ступеней под ногами, поднялся на третий этаж.
После порога бой резко прекратился. От открывшегося из коридора вида в груди, казалось, больше не осталось ничего живого. На полу, связанные стяжками, лежали бандиты. Рядом с ними, скаля пасть, стоял пес. А на диване в гостиной, бледная как мел, сидела моя любимая и крепко прижимала к груди заплаканную дочь.
От облегчения я чуть не свалился на пол третьим. Понадобились все силы, чтобы пройти последние пять шагов до мышки, и чудо, чтобы выжать из себя три коротких слова:
– Вы в порядке?
То ли спросил слишком тихо, то ли произнес лишь в своем воображении, никто не ответил. Аглая стеклянным взглядом смотрела мне в глаза. Наша няня пялилась на нас всех, будто мы какое-то экзотическое шоу. И только моя малышка тянула ручки и, словно хотела рассказать за троих, цокала губами.
Это цоканье и Сашин радостный взгляд добили меня окончательно. Уже ничего не спрашивая, я забрал из рук Аглаи ребенка. Уселся на пол. И с шумом сделал первый свободный вдох за последние три с половиной часа.
Не знаю, можно ли захмелеть от кислорода, но опьянение накрыло тут же. Как лопатой по голове получил.
В этом забытьи, словно на экране телевизора, пронеслись приход Бадоева с выносом тел. Незаметным остался уход няньки и пса. И только через хрен знает сколько минут в квартире снова запульсировала жизнь.
Моя испуганная мышка пробуждалась, как спящая красавица. Но не сказочная, обрадовавшаяся слюнявому поцелую первого встречного мужика. А настоящая.
С топаньем ногой, попыткой забрать улыбающуюся дочь. С осторожным тихим криком, похожим на змеиное шипение. И с молниями из глаз.
Так и хотелось ради нее, такой горячей, скинуть личину последнего урода и начать каяться. Долго, обстоятельно, рассказывая все детали давнего плана по спасению и воруя поцелуи, без которых уже жить не мог.
Ни за что бы она мне не поверила. Год – все же слишком большой срок, чтобы любая правда въелась в подкорку. Но я бы в лепешку расшибся. Головой ломал бы стену между нами. Насильно заставлял бы слушать.
Мне бы хотя бы один ее взгляд с надеждой. Хоть с удивлением, как было возле гостиницы.
Но нынешняя мышка, отстоявшая своего ребенка у бандитской своры, мало была похожа на ту растерянную девушку с цветами.
В охапку ее сгрести хотелось и больше не отпускать, но действовать пришлось жестко.
– У тебя пятнадцать минут на сборы! Мы летим в Питер. – Нехотя, словно ампутировал часть себя, я отдал Аглае дочку. – Оставаться здесь небезопасно. В покое вас обеих не оставят.
– Что? – острый подбородок дрогнул. – Я... Я не хочу с тобой никуда ехать.
– Прости, родная. Но полетишь.
– Да кто ты такой, чтобы решать, где мне жить? У меня здесь своя работа, своя дочь... Тетя, которая сейчас в руках у каких-то подонков... Нет!
Мышка часто задышала. Напряглась вся, будто драться со мной собралась. Такая родная и хрупкая, что смотреть было больно. Она ведь и правда верила в то, что говорила. И в только свою дочь, и в тот мирок безопасности, который я так старательно стерег все это время.
– Твою тетю обязательно освободят. Бадоев душу вытрясет из тех уродов, что напали на вас. Он останется здесь и завершит дело. – Я примирительно поднял руки вверх. – Но без нас.
– Ты не можешь решать за нас... – В зеленых глазах сверкнули слезы. – Ты нам никто.
– Мне жаль... Но я тот, кого тебе придется послушать.
– Ни за что...
Будто я – один из врагов, Аглая отступила назад и прижалась к бортику детской кроватки.
– Я не хочу заставлять тебя. Просто прими это как неизбежное. Ради себя и дочери.
Время до вылета самолета таяло на глазах. При всем желании не мог я здесь задерживаться. Даже с группой Бадоева вдалеке от Питера все мы были слишком легкой добычей. Не днем, так ночью люди Герасимова придумали бы что-нибудь новое. Вряд ли второй раз нам удалось бы обойтись мигалкой и количественным превосходством.
– Весь этот ужас... Нападение, похищение тети... Это ведь из-за тебя?
Моя умная девочка даже в шоке оставалась собой. Тряслась, но думала. Не знала, в какой угол забиться, но умудрялась делать правильные выводы.
– Это снова Герасимов? – Так и не получив от меня ответа, она воинственно смахнула с уголков глаз слезы. – Ты каким-то образом умудрился втянуть нас в свою войну? Так?! Признавайся!
Лучше бы она ударила меня одним из ножей, которые торчали здесь из всех углов. Лучше бы я загнулся за год в питерской квартире без шанса увидеть дочь, но не ввязался в воронежский проект. Много чего было бы лучше. Только поздно.
– Я не смог больше оберегать вас от этой войны.
Правда звучала жалко. Даже говорить ее было стыдно. Защитник. Герой... Слабак, слишком сильно зависимый от этих двоих, чтобы долго держаться на расстоянии.