Проклятье Персефоны (СИ) - Харос Рина. Страница 20
Внезапно мир начал вращаться, и я постепенно погружалась во тьму.
— Мое имя Сара, — это последнее, что я услышала перед тем, как провалилась в небытие, и мои мысли заполнились чужими воспоминаниями и дикими криками о помощи.
Часть 1. Глава 10. Готов ли ты открыть свое сердце тому, кто этого не заслужил?
САРА
Стоял теплый майский день.
Солнце светило во всю, нещадно слепив глаза, трава еле-еле колыхалась под рукой ветра, деревья зацвели, радуя глаз. В этот день я, будучи маленькой девочкой, получила ужасную новость, которая посеяла в моей душе зерно ненависти ко всему человечеству.
Мои родители умерли от чумы, из родственников у меня никого не было, кроме тетушки Сьюзи, которая больше выступала в роли наседки, нежели приемной матери. Ей было уже глубоко за шестьдесят, когда я предстала перед ней, сжимая худыми руками подол платья, боясь посмотреть в глаза женщине, на плечи которой легла забота обо мне. Маленькая сгорбленная старушка излучала тепло и заботу. Ее лицо покрывали глубокие морщины, седина не пощадила ни единого волоска на голове, но выражение лица по-прежнему было прекрасно: прослеживались красивые черты, которые хоть и слегка исказились, но сохранили свое величие и стать.
Тетушка всячески старалась мне помочь и познакомить с правилами нового дома и поселения, устраивала званые вечера, однако ни один из них я не удосужилась посетить, поскольку для меня было невыносимо наблюдать за тем, как все эти люди, приглашенные против моей воли, веселились, когда же моим родителям предстояло гнить в земле.
Каждую ночь я просыпалась от одного и того же кошмара: я падала в воду и медленно шла ко дну, безмолвно моля о помощи, пока воздух окончательно не покидал легкие. Стоило лишь мне медленно погрузиться в темноту, как чьи-то крепкие руки хватали меня за талию и тянули наверх, к свету, а тихий ласковый голос молил лишь об одном: бороться.
Это продолжалось изо дня в день, терзая мое тело и душу. Сначала я просыпалась в холодном поту и с дикими криками. Постепенно мой страх притупился, и я воспринимала этот сон как что-то должное и неизбежное.
Поделиться своими мыслями и опасениями мне было не с кем: тетушка сочла бы меня сумасшедшей, сослав в монастырь для очищения души от дьявольщины, а девушки из соседних домов не общались со мной. Я будто одним своим видом внушала им тревогу и опасность. Густые длинные черные локоны, слегка прищуренные глаза цвета первой весенней травы, обрамленные пышными ресницами, — все считали меня странной девушкой, полной гордыни и презрения. Заостренный нос выдавал во мне греческие корни, а пухлые губы имели оттенок спелой вишни. Знакомые, которые подходили к тетушке, когда я стояла рядом, сначала перекрещивались, бубня под нос молитвы, а затем лишь переходили к разговору, кидая на меня настороженные косые взгляды. Они считали, что я — одна из дочерей Гамаюн, ссылаясь на цвет волос и умение обольстить мужчину райским голосом. Она характеризовала собой полуженщину-полуптицу с большими разноцветными перьями, девичьей головой и руками вместо крыльев. Человек, услышавший ее пение, забывал все на свете и оказывался в ее власти. Подобные чудовища обитали на Сирции и Парифиде, но не на Сербонии — континенте, являющимся моим домом. В ответ на сплетни я лишь молчала и гордо вскидывала вверх голову, проходя мимо зевак. Не стоит и говорить о том, что таким поведением я лишь хотела укрепить ложь, клубившуюся вокруг меня, подобно туману.
Огородиться, чтобы стать свободной.
После свержения Правительства на всех континентах началось избрание нового единоличного Правителя. Во главе Сербонии встал мужчина лет тридцати пяти, со смуглой кожей и бирюзово-зелеными глубоко посаженными глазами. Нос с горбинкой, широкий лоб и полные губы привлекали множество женщин, считая его воплощением похоти и красоты. Однако Правитель не признавал человеческих девушек, ему по душе были существа, наделенные магическими способностями. Он, подобно охотнику, выслеживал необычных девушек по континенту и делал своими любовницами. Зачастую чудовища не задерживались надолго в кровати Правителя, но тем не менее, он оставлял их при себе, выказывая народу, что способен позаботиться не только о своих любовницах, но и о всех своих поданных. Любые запреты для магических существ были сняты, они считались свободным народом, а любое покушение приравнивалось к предательству. Правитель часто устраивал встречи с народом, в которых его всегда сопровождала чудовищной странной красоты дева. Она извивалась, целовала, облизывала мужчину, вызывая на его лице лукавую улыбку, говорящую о том, что он не прочь зажать ее в каком-нибудь закоулке. Несмотря на странное пристрастие Правителя, свои обязанности он выполнял безупречно: экономика и политика развивались, торговые связи с другими континентами были налажены, убийств прекратились, не считая тех случаев, когда ревнивый муж мог пырнуть неверную жену ножом во время скандала. Ни одно чудовище за последние десять лет не было убито или даже покалечено.
Сербония славилась своими горными породами и алмазами, добываемыми гномами в шахтах. У представителей этого подземного народа была непропорционально большая голова с ярко выраженными чертами лица, непомерно большой нос, двухдюймовые курчавые брови, глаза разного цвета. Необычно удлиненные пальцы обладали удивительной чуткостью и ловкостью. Волосы, как и бороды, гномов пестрили всеми оттенками и с трудом поддавались укладке. Девушки, которые были без ума от этой магической расы, часто сплетничали о том, что гномы прослыли отменными любовниками, несмотря на всю свою суровость и низкий рост, едва доходивший до полутора метров.
Но даже такие любовники не могли удовлетворить местных распутниц, кидающих на меня косые взгляды. Девушки думали, что если держаться от меня подальше, то их суженные не обратят на меня внимания. Святая наивность. В тайне от тех, кого уготовили им в жены родители, молодые люди искали со мной встречи, писали любовные письма и посылали подарки, цветы, умоляя остаться инкогнито, но как бы ни были сладки речи, мое сердце молчало. Я могла стать любовницей, я могла стать женой, стоило сказать лишь «да», но такая участь не прельщала меня. Будучи свободолюбивой, я противилась даже мыслям связать себя брачными узами с каким-нибудь маменькиным сынком только ради собственного благополучия и роскоши, которыми сулило замужество.
Мне было приятно внимание, мне льстило, как проходя мимо какой-нибудь парочки, я замечала, как на меня смотрит мужчина, изучая каждый изгиб тела. Девушка, сопровождающая нахала, моментально перехватывала мой взгляд и злобно кривила губы. Я чувствовала ее ненависть, но в ответ лишь издавала короткий смешок, давая понять, что она мне не соперница.
На дворе стоял февраль. В один из дней тетушка ранним зимним утром отправилась на рынок за мясом и овощами, поскольку наши запасы подходили к концу, и велела мне открыть почтальону: ей должна была написать двоюродная сестра, которая жила в Лондоне.
На улице ярко светило солнце, небольшие хлопья снега падали с неба и, медленно кружась, опускались на землю, покрыв все вокруг белым ковром. Несмотря на красоту природы, что-то не давало мне покоя и терзало изнутри. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз и, встав с утра пораньше и взглянув в зеркало, поняла, что лучше скрыть следы бессонной ночи, чтобы у тетушки не возникло вопросов, почему я выгляжу как пугало. Взяв пудру, я аккуратно нанесла ее на кожу и, рассмотрев свое лицо в зеркало с разных ракурсов, удовлетворенно кивнула.
Подумав, что тетушка придет раньше почтальона, я решила остаться в ночной сорочке, которая оголяла грудь и щиколотки. Поленья, уютно потрескивающие в камине, наполняли дом жаром. Тетушка Сьюзи была достаточно прыткой и быстрой для своих лет, иногда и я не могла за ней поспеть, хотя была намного лет младше.
Спустившись в гостиную, я, облокотившись на подоконник и уткнувшись носом в заледенелое окно, начала тихо напевать песню, которую перед сном пела моя покойная мать.