Тайна «Альтамаре» - Карлье Либера. Страница 31

В спускающихся сумерках катер шел, лавируя среди парусных яхт и мотоботов в Дюссельдорфской яхт-гавани. Он покрыл примерно сто сорок миль. Надо еще учесть, что шли-то они против течения. Капитан был доволен. Рейс прошел без осложнений. Удалось обвести вокруг пальца и таможенников и полицию. Через несколько дней он будет уже в Страсбурге, а там…

Ошвартовались возле ресторанчика яхт-клуба. Капитан считал, что может позволить себе кружку пива. До сих пор все шло гладко, почему так не может идти и дальше? Судьба Фелисьена его не особенно заботила. Антверпенская полиция с радостью обменяет его на паршивого щенка, что валяется связанный у него на борту. Это будет сделано на франко-бельгийской границе. Капитан неторопливо зашагал к ресторану. Ему и в голову не приходило, что сейчас он выпьет свою последнюю кружку немецкого пива.

…Ролан во все глаза разглядывал шикарные яхты в Дюссельдорфской гавани. Он бы тоже не прочь выпить кружку пива в ресторане, но шеф предпочитал не показываться с ним вместе на людях. А кроме того, нужно было еще навести порядок на катере, наполнить баки, да и грязная посуда горой высилась на кухне. Когда с ними был Фелисьен, у Ролана было меньше работы. Не приходилось хотя бы следить за машинами и караулить пленников. Он устал. Тяжело вздохнув, он поставил на плиту котел с водой, и тут послышался стук в детской каюте.

— Ну, чего тебе? Будешь шуметь, я тебя так свяжу, что пальцем шевельнуть не сможешь!

— Мне нужно в уборную.

Понятно. Ролан помедлил, соображая, как же ему лучше осуществить эту операцию — доставить пленника в уборную и обратно.

— Ладно, я развяжу тебе ноги.

Марк лежал на палубе. Хотя веревка на ногах была уже развязана, подняться он не смог. Пришлось Ролану помочь ему.

— Сделай несколько наклонов и приседаний. Потопай ногами…

Марк с усилием сделал несколько движений. Затем, спотыкаясь, поплелся за Роланом по узкому проходу и вверх по трапу. Ролан остался сторожить у двери уборной.

— Чтоб без фокусов, — предупредил он с угрозой в голосе. — Не то пожалеешь.

Марк даже не ответил.

— Поспеши, парень. У меня до черта грязной посуды, а уже скоро одиннадцать.

— Открой, — тихо попросил Марк.

Когда они проходили мимо камбуза, Ролан остановил пленника:

— Послушай, ты не поможешь мне вымыть посуду?

— Со связанными руками?

— Я свяжу тебе опять ноги, а руки развяжу. Тогда ты сможешь вытирать тарелки.

— Ну что ж, — сказал Марк без большого восторга.

— Раз человека кормят, он должен что-то делать.

— Я не просил меня кормить.

— Ладно, смолкни.

Щиколотки снова были туго замотаны лаглинем и завязаны прочным узлом. Марк помахал освобожденными руками, точно птенец, расправляющий свои еще слишком короткие крылышки в тщетной надежде взлететь в небо. От узлов на теле остались глубокие вмятины. Руки затекли и были все в синяках до самого локтя. Ролан перебросил ему через плечо полотенце, закатал рукава, пустил немного мыла в горячую воду и сказал:

— Ну, давай вытирай. Когда-нибудь приходилось?

— Конечно. У нас на лодке. И дома тоже. — Глаза Марка затуманились. Дома! Как там, наверное, беспокоятся! Придется ли ему когда-нибудь снова увидеть родителей, братьев?..

— Чего ты? — спросил Ролан.

— Ничего. Руки болят.

— А у меня родителей нет, — сказал Ролан без всякого выражения. — Давно умерли.

— А как же…

— Вот так же. Вытирай тарелки.

Взяв первую тарелку, Марк увидел нож. Длинный, с зубьями и заостренным концом хлебный нож. Он лежал на углу кухонного стола, наполовину скрытый мокрым посудным полотенцем и клетчатым полотенцем для рук.

— Здесь здорово жарко, — сказал Марк. — Приоткрыл бы дверь.

— Чтоб ты стал звать на помощь? И не подумаю.

— Сейчас у меня пойдет кровь из носа. Я уже чувствую.

— Хватит! Я вообще не должен был выпускать тебя из каюты. Если шеф, вернувшись, застанет тебя здесь, воображаю, что будет. Кончай вытирать, и я опять засуну тебя под палубу.

«Если шеф, вернувшись…» — так он сказал. Значит, капитана нет на борту…

— Запри меня снова, — слабо пролепетал Марк. — Мне дурно делается. Здесь совсем нечем дышать.

Ролан колебался. «Запрешь его, а сам мой всю посуду! Может, приоткрыть все-таки дверь? Если парень вздумает кричать, стукну его по башке. Тут и правда духота, как раз над мотором ведь, а он еще остыть не успел».

Он приоткрыл дверь, закрепив ее в этом положении медным крючком. Крючок был рассчитан на то, чтобы выдержать тяжесть двери при волнении, но, конечно, он не выдержал бы веса тринадцатилетнего мальчишки, да еще такого рослого.

Марк ждал, чтобы Ролан вернулся на свое место у сливного бачка. И тут поднос с грохотом опустился на голову Ролана. Свободной рукой Марк схватил нож. Напрягши все силы, он навалился на дверь и упал грудью на верхнюю ступеньку. Почувствовав, как мокрая, скользкая рука Ролана схватила его за ногу, он угрожающе взмахнул ножом. Ролан испуганно отпрянул назад. Этого было достаточно, чтобы Марк успел выкарабкаться на палубу. Перевалившись через поручни, он скрылся под содой.

Сколько раз они с Бобом и Яном играли в «подводную борьбу»! Сколько раз они соревновались, кто дольше продержится под водой! Но теперь это был вопрос жизни и смерти. Не имея возможности двигать ногами, Марк камнем пошел на дно. В ушах у него звенело, легкие требовали воздуха, а он изо всех сил старался перепилить грубую веревку лаглиня, всячески сопротивлявшуюся зубьям хлебного ножа. Пришлось вынырнуть на поверхность, глотнуть воздуха и снова уйти вглубь. Слава богу, узел распался. Он снова вынырнул, ударился головой о борт катера, увидел в воде Ролана и снова ушел вглубь. Теперь можно бросить нож и плыть, плыть прочь от катера. Когда Марк вновь рискнул показаться на поверхности, он услышал, как Ролан что-то кричит. Да, в этой гонке ставкой была жизнь. Вода взбодрила его. Никогда не чувствовал он себя так уверенно. И, главное, он нисколько не паниковал. Он опять нырнул. Под водой он свернул вправо и, проплыв метров пять, осторожно вынырнул на поверхность. Гавань была освещена слабо, но Марк все же увидел голову Ролана, плывущего к причалу, где было светлее. Пловец Ролан был явно никудышный. Видно было, что ему больших усилий стоило даже просто держаться на воде. Марк подождал, пока его преследователь скрылся из виду, и бесшумно поплыл к противоположному берегу.

На борту парусной яхты играло радио, а на корме остроносой гоночной лодки два юноши в морской бинокль рассматривали звезды.

Марк вылез на берег. Он немного запыхался, но нисколько не ослабел. Лаглинь еще обвивался вокруг его левой щиколотки. Марк нетерпеливо сорвал петлю и побежал к освещенной улице. На него оглядывались. Несколько запоздалых гуляк что-то кричали ему вслед. Картина действительно была странная: мокрый до нитки мальчик со всех ног бежит по улицам города. Вдруг он увидел человека в форме. Наверное, полицейский. Марк схватил человека за рукав, бормоча: «Полиция… Помогите, помогите!» Человек прежде всего постарался оторвать от себя истекавшего водой мальчишку. Он был вовсе не полицейским, а железнодорожным служащим.

— Полиция? — переспросил он.

— Да, да, полиция. Скорее!

Они прошли несколько кварталов, пересекли небольшую площадь, украшенную статуей, и пришли в полицейский участок. Плохо зная немецкий, Марк никак не мог понять, о чем его спрашивали.

— Бельгия, Бельгия, — твердил он, тыча себя в грудь. — Антверпен, похитили…

В конце концов с грехом пополам, с трудом подбирая слова, он все же сумел объяснить суть дела.

В половине второго ночи чудовищный телефонный звонок в квартире Петерсов зазвонил.

— Это я, пап.

— Марк? Марк, мальчик!.. Где же ты?

— В Дюссельдорфе. В полицейском участке.

— Тут вот мама… Это он. Он нашелся!

Марк в трубку услышал, как мама заплакала. Что они пережили за последний день, когда Ян и Боб вернулись домой без младшего брата… Чуть с ума не сошли. Вздрагивали от каждого телефонного звонка. Ждали, ждали, и вот посреди ночи младший отпрыск самолично звонит из Дюссельдорфа. Телефонный разговор с заграницей затягивался. Немецкий полицейский с добродушной ухмылкой глядел на без умолку тараторящего мальчугана.