Его сладкая девочка (СИ) - Дашкова Ольга. Страница 39

— Папа уговорит, а не уговорит, так заставит.

— Вот это ключевое слово «заставит». Он и меня заставит выйти замуж за Прохорова, а я люблю Романа. А он думает, что я его предала, что специально была с ним, господи, как все сложно-то. Я наврала ему, скрыв свою фамилию, он знал только мамину девичью.

— Так, подожди, я из твоей сбивчивой речи начинаю что-то понимать. Ты познакомилась с мужчиной, вы были вместе, ты стала его секретаршей, а тут явился папа. Интересно, с каких это пор он сам ходит по таким делам?

— Ты еще самого интересного не знаешь: та дамочка в ресторане, что была с ним — она, оказывается, бывшая любовница отца моего Вершинина.

Машка замерла, округлила глаза.

— Вот и я также смотрела на них. А вчера Рома держал ее за руки, я сама лично видела. Но потом он рассказал, что эта сучка была любовницей его отца, давно.

— Мне надо выпить.

Машка ушла в гардеробную, вернулась с бутылкой мартини, отобрала у меня стакан, налив туда спиртное, выпила тремя большими глотками. Плеснула еще, протягивая его мне.

— Значит, папочка влюбился и решил не хуже тебя потерять мозг. А то-то я смотрю, не появляется дома три дня. Анжелика приезжала, спрашивала, где он. Его даже любовница потеряла. А он, оказывается, скупает фирмы и жарит другу бабу.

— Маша!

Удивляюсь, где Маша успевает нахвататься таких слов? Ведь приличная девушка, в университете учится, они бы с Ржевским нашли общий язык.

— Надо больше узнать о той дамочке. Имя знаешь?

— Люба.

— Люба — и все?

— И все. Блондинка, я посылала тебе фото из ресторана.

— Негусто.

Машка отпила прямо из горлышка, села за ноутбук, открыла почту, пальцы быстро забегали по клавиатуре. Рома прав, мы скоро всей семьей пойдем в анонимные алкоголики.

— Думаю, папа ее проверил вдоль и поперек. Но завтра и мы узнаем, кто эта дамочка такая. Точнее, сегодня.

— Как так?

— А так, что надо дружить с начальником охраны и дарить ему на день рождения и двадцать третье февраля дорогой вискарь.

Мы одновременно посмотрели на часы: ровно три ночи. Снова стало грустно, шмыгнула носом.

— Ну, чего ты, бедовая? Все хорошо будет. Вершинин твой еще приползет и будет у папеньки просить твоей руки. Вот увидишь. Скажи, он классный?

— Он самый лучший… люблю его.

Маша садится рядом, обнимает меня, гладит по спине.

— Но он не простит меня.

— Простит, ты же непутевая, какой от тебя можно ожидать подвох? Только яичницу можешь сжечь, а не директору фирмы запудрить мозг, тут талант нужен.

— Я сожгла.

— Ну, я же говорю. Не плачь, все будет хорошо.

— А папа сказал, что Прохоров вернулся.

— Интересно посмотреть на твоего Вершинина и как он начистит рыло Федору. А папа что, с тобой не приехал?

— Нет.

— Значит, утром явится.

Мы легли на кровать, я как и была — в брюках и блузке, раздеваться не было никаких сил. Машка что-то еще говорила, я засыпала под ее голос. Хорошо, что у меня есть сестра.

— Машка.

— Да.

— Я так благодарна тебе.

— За что?

— Ну, если бы не ты, я бы не согласилась на эту авантюру, не уехала бы в другой город, не встретила бы Романа.

— Считай, что я твой купидон и добрая фея в одном лице. Родишь сына, буду ему крестной.

— Ну, до сына еще далеко.

— Кто знает. Вы там, наверное, из койки не вылезали, как кролики рекорды ставили.

— Маша!

Я заулыбалась сквозь слезы, представила маленького мальчика, похожего на Вершинина, как он тянет ручки и мило улюлюкает. Надо отдохнуть, а завтра поговорить с папой, я просто так не откажусь от своего мужчины.

Глава 39

Вершинин

Тело затекло, с трудом переворачиваюсь на спину. Держусь за голову, тру руками лицо.

Где вообще я?

Нажрались вчера с Максом. Точно вчера? Утром Орешкина болела с похмелья, а вот сегодня я.

Орешкина… черт!

Начинаю медленно себя ощупывать: рубашка, брюки, все на месте. Рядом раздается громкий храп. У нас будет одна группа анонимных алкоголиков на двоих, если, конечно, Орешкина согласится.

Но на пути к моей сладкой девочке еще две преграды: папа и жених, который якобы гей. Жених можно сказать не в счет, а вот папа, это очень серьезный барьер.

Медленно сажусь, только потом открываю глаза. Уже светло, могу разглядеть комнату, она точно не моя. Рядом храпит Ржевский, раскинув руки, и тоже в одежде. Ну, хоть я точно не гомосексуалист, Орешкиного жениха можно не опасаться.

Медленно начинаю вспоминать, что было вчера, визит Дымова, его повелительный тон к дочери. Дашкины глаза, полные сожаления, и самого себя в немом оцепенении. Свое состояние, словно мне сердце расковыряли тупым ножом.

Было очевидно, что подумала моя девочка, господи, какой же я кретин, сил никаких нет. Как вообще можно было такое решить и принять Дашку за предательницу замышляющюю что-то серьезное? Она по дороге пройти не может без приключений на свою милую попку, а не то что разрушить мою фирму. Наивная такая, чистая, вредная, но это все потому что хочет доказать и показать всем вокруг, какая она самостоятельная и независимая.

А потом, нализавшись коньяка, мы решили со Ржевским ехать за ней. Спасать мою принцессу от злого колдуна, вызволять из высокого замка.

— Макс! Макс, проснись, в дверь звонят. Макс!

Дверной звонок и правда разливался весело трелью по квартире, но никаких сил встать и открыть у меня не было. Из кармана достал телефон, надо срочно позвонить моей девочке, но этот паразит был разряжен.

— А, вот вы где!

Катя? Та самая беременная Катя? Неожиданно. А мы так и спали с открытыми дверями?

— Максим!

Ржевский трясет головой, зевает, практически не смотрит на девушку.

— Там у вас открыто, я зашла. Макс, ты не отвечаешь на звонки, не хочешь меня видеть, а вопрос серьезный.

— О господи, — Ржевский стонет.

— Она беременна? — встаю, шарю по тумбочке. — Макс, где у тебя зарядник?

— Так все уже знают? Максим, ты все рассказал? Как ты мог?

— Катя, черт, он мой друг, я поделился своей бедой.

— Бедой? Ребенок для тебя — это беда? Обуза? Как ты можешь такое говорить?

— Дьявол, Катя. Ну что ты от меня хочешь? У тебя муж, ты не думала, что беременна от него, а не от меня?

— От мужа?

Да, ситуация забавная, еле как нахожу шнур, иду на кухню, чтоб не мешать голубкам ворковать, но тут в дверь опять звонят. Вообще, как мы вчера оказались у Ржевского? Ничего не помню.

Жадно пью воду из графина, стук каблуков, снова кто-то входит, не спросив разрешения, женские возгласы.

— Ржевский, ты сука такая паскудная! Тебя ни на день нельзя оставить одного, тянешь к себе в кровать каждую шавку. Как это называется?

Ирина? А вот это еще одна неожиданность.

— Это кто тут шавка? Максим! Кто эта странная женщина? Ты себя в зеркало видела?

— Женщина? Это кто мне такое говорит? Мымра крашеная.

— Так, девочки, успокойтесь.

— Это я сейчас тебя успокою, мало не покажется. Ты кто такая? И какого хрена делаешь утром у моего мужика в спальне?

Ого, Иринка меня удивляет, никогда не слышал от нее таких слов и приказного тона.

— Твоего мужика? Максим постарайся все объяснить.

— Какой он тебе Максим? Я спрашиваю, кто ты такая?

— Я его девушка и я беременна.

— Катя, у тебя есть муж, ты не можешь быть моей девушкой.

— Беременная? Муж? Вот же шлюха какая. У нее муж, а она раздвигает ноги перед чужим мужиком, тебе своего мало?

— Ирочка, она раздвигала до тебя, мы еще не встретились тогда.

Ирочка? А Ржевский на задние лапки-то приседает рядом со своей Ирочкой. Чувствую скоро конец его свободе и разгульной жизни.

— Просто раздвигала? Как ты можешь так говорить? Я думала, у нас чувства!

— Катя, да какие чувства?

Сейчас будут слезы.

Но мне хочется смеяться в голос, словно юмористический радиоспектакль слушаю. Умываюсь прямо на кухне, заправляю кофе машину, достаю холодную минералку из холодильника. В спальне все еще скандал, надо спасать друга и решать свои проблемы.