Леди на одну ночь (СИ) - Олейник Ольга. Страница 22
Всю оставшуюся дорогу до дома она бежала, и только когда оказалась в своей спальне, смогла перевести дыхание. Всё тело ее дрожало, а руки тряслись так, что она едва смогла снять с себя разорванную блузку и юбку, весь подол которой был испачкан в пыли.
30. Дерюгин
Когда десант англичан и американцев высадился в Архангельске, власть уже перешла в руки восставших белогвардейских офицеров во главе с ротмистром Берсом. Тогда же, второго августа тысяча девятьсот восемнадцатого года, было создано Верховное управление Северной области, которое возглавил Николай Васильевич Чайковский, и стала формироваться Северная армия.
В городе начались аресты бывших руководителей советских учреждений, членов комитетов бедноты, красноармейцев.
— Ну, вот! — торжествовал Кирилл. — А я говорил тебе, Шура! Теперь-то ты поняла, какая это сила? Они дойдут и до Москвы, и до Петрограда!
Шура и сама видела мощь союзников — по улицам города ходили толпы американских и английских солдат и офицеров, а по Северной Двине в сторону Котласа то и дело шли хорошо вооруженные мониторы, тральщики и канонерки.
Брат был воодушевлен до такой степени, что сам записался в армию.
— В такое важное для страны время мы не должны оставаться в стороне! — заявил он. — Мы истребим всех, кто посмел с оружием в руках пойти против законной власти.
Шура расплакалась, когда впервые увидела Кирилла в военной форме. Он вдруг сразу стал как-то старше.
— Но разве в городе мало работы? — она еще пыталась его отговорить, но уже понимала, что он не станет ее слушать. — Сейчас повсюду будут создаваться новые конторы, в которые понадобятся служащие.
Но канцелярская работа уже не прельщала его.
— Ах, Шура, то, что Чайковский делает в Архангельске, не вписывается ни в какие ворота. Он как был эсером, так им и остался. Подлинные патриоты сейчас не в конторах должны просиживать, а с большевиками бороться.
Представить, что именно Кирилл будет бороться с большевиками, Шуре было трудно, то, тем не менее, брат в полку под командованием полковника Лебедева ушел из Архангельска в сторону Шенкурска, пообещав присылать письма, если будет такая возможность.
Многие полагали, что спешно отступавшие части Красной Армии не сумеют оказать достойного сопротивления лучше вооруженным британским и американским воинским частям, и что уже к зиме о советской власти в России останутся одни воспоминания. Но неожиданно наступление Белой гвардии и союзников было остановлено, и иностранным формированиям пришлось готовиться к снегу и морозам.
Ездившая в свою деревню за картошкой Дашутка, вернувшись, делилась впечатлениями:
— Ох, барышня, в каждой избе кто-нибудь на постой встал. Но, вроде, ничего, наших не обижают. Лопочут так смешно, по-своему. А доктор ихний и баб, и мужиков лечит. А одежка у них для нашей зимы неподходящая, еще осень только, а они уже мерзнут. Они-то ведь как думали — приедут в Россию на пару месяцев, парадом пройдут от Архангельска до Петрограда, да и назад, за свои моря. А не тут-то было!
Она произнесла это почти с гордостью, и Шура посмотрела на нее с удивлением. Дарья сразу смутилась:
— Да вы не подумайте, барышня, что я за красных. Но только они вроде как свои, и опять же — хотят, чтобы бедных не было, чтобы все в достатке жили.
И продукты, и уголь, и дрова дорожали с каждым днем — чтобы хоть как-то сводить концы с концами, Шуре пришлось пойти на то, что прежде она считала недопустимым — начать обменивать на хлеб и на сахар тетушкины вещи. Нет, в комнатах она ничего не трогала — а вот среди сваленного на чердаке и в амбарах старого хлама иногда попадалось то, что можно было продать.
Антип уволился еще осенью, и Шура была этому даже рада. Ей нечем было ему платить, да и лошадей у них всё равно уже не было, а из всех печей в доме они теперь топили только две — в кухне и в гостиной. Дашутка в холодные ночи на кухне и спала.
И в городе, и в губернии по-прежнему было неспокойно. Верховное управление сменилось Временным правительством, состав которого тоже то и дело менялся. В январе из Сибири пришли вести о том, что адмирал Колчак был назван верховным правителем возрождающейся России, и это вызвало новый виток разговоров о том, кто должен стоять во главе белой борьбы — демократическое правительство или военные?
Сама Шура политикой по-прежнему интересовалась мало, ей только хотелось, чтобы скорее установился мир, Кирилл вернулся домой, а от тетушки из Екатеринбурга пришла хотя бы весточка. Она долго и безуспешно пыталась найти работу, пока соседка не посоветовала ей обратиться в госпиталь, куда требовались санитарки. Работа оказалась тяжелой, а доход приносила небольшой, но Шура радовалась и этому — так она хотя бы чувствовала себя полезной.
В феврале в городе вспыхнула эпидемия тифа, и к многочисленным поступавшим с фронта раненым добавились тифозные больные. Иногда за смену Шура уставала так, что не было сил дойти до дома, и она ночевала прямо в госпитале.
А однажды, вернувшись домой, застала там гостя. Даша, встретив ее на пороге, торжественно сообщила:
— А к вам мужчина, Александра Сергеевна! Авантажный такой, в офицерской форме.
Сердце ёкнуло — что-то с Кириллом? Она вбежала в гостиную, даже не сняв пальто.
У окна стоял мужчина, сначала показавшийся ей незнакомым. И только когда он чуть поклонился и поприветствовал ее по имени-отчеству, она узнала его.
Она видела его в той, прежней жизни, рядом с человеком, о котором не хотела вспоминать. Аркадий Сергеевич Дерюгин — вот кто это был!
Но он действительно был в форме офицера и не в парадной, а в полевой. И она не утерпела — спросила раньше, чем он что-то сказал:
— Вы от Кирилла?
Во взгляде гостя промелькнуло удивление, и Шура поняла, что он не принес ей вестей от брата. Но тогда что же привело его в их дом?
Она знала его только как друга Кузнецова, и со времени их последней встречи прошло уже столько лет и столько событий!
— Простите, Александра Сергеевна, что осмелился вас побеспокоить. Я только недавно прибыл в Архангельск, и вы — первая, кому я решил нанести визит.
Теперь уже была удивлена она.
— Чем обязана такой чести, сударь?
Он подошел к ней, помог снять пальто, поцеловал руку.
— Я не был на родине почти пять лет. Не скрою — Петроград нравится мне куда больше провинциального Архангельска, но здесь есть те, по кому я сильно скучал. И вы — одна из них.
Шура высвободила руку из его ладони, сделала шаг назад.
— Я вас не понимаю, Аркадий Сергеевич.
— Быть может, вы не поверите мне, Александра Сергеевна, но тогда, пять лет назад, вами был очарован не только Кузнецов. Да-да, я тоже сходил по вам с ума! Я не открыл своих чувств, потому что в этом не было смысла — разве я мог тягаться с Андреем? Но теперь я посчитал возможным открыться — потому что многое уже переменилось, и в эти смутные времена разве можем мы знать, что случится завтра? Как вы видите, я поступил на армейскую службу, и я — не штабная крыса, а боевой офицер. Я не знаю, сколько я пробуду в Архангельске, прежде чем наш полк отправят воевать — день, неделю, месяц? Но я хотел бы, чтобы это время вы были рядом со мною.
Шуре стало трудно дышать. Она отошла от Дерюгина еще на несколько шагов.
— Вам лучше уйти, сударь! Быть может, вы думали, что ваши слова я посчитаю лестными для себя, но это не так. А потому прошу не продолжать более этот разговор.
В его взгляде промелькнули сначала — разочарование, потом — злость.
— Полноте, Шура, сейчас не время проявлять столь глупую принципиальность! Вы же нуждаетесь в деньгах. К чему лукавить? Вы явно недоедаете, в вашем доме холодно, а ваша горничная сказала, что вы работаете в госпитале санитаркой. Санитаркой! Вы слишком мало цените себя, если согласились на такую работу. Я дам вам денег, много денег. Вы станете нормально питаться, обновите гардероб. Я понимаю — вы не любите меня, но я и не прошу вашей любви — лишь немного тепла и ласки.