Виконт. Книга 1. Второе рождение (СИ) - Юллем Евгений. Страница 29

— Ну а мы никому и не скажем, правда? — я подмигнул псу.

Тот довольно перекатился на спину, поджал лапы и сделал блаженную морду. Пес согласен.

— Вставай, что разлегся, — я строго сказал ему. Он лишь пошевелил лапками, типа отстань, не мешай собачий кайф ловить.

— Потом балдеть будешь, — сказал я. — Ты мне нужен.

Недовольство. Сильное недовольство. Пес транслировал мне свои эмоции.

— Давай, поднимай свою мохнатую задницу. Пока Барентий бухать пошел в трапезную, у нас час, может чуть больше.

Фили сейчас крутится около Барентия, возбуждая в нем несбыточные мечтания и подливая вино. Попросил я мою наложницу-служанку опоить несвятого отца и как можно больше задержать его внизу. Что мне нравится в моей женщине, что она вопросов не задавала. Точнее задавала, но правильные — не «зачем», а «на сколько». Рубит фишку. Раз милорду надо — значит надо.

Покои Барентия располагались на самом верху в правом крыле — туда вел отдельный ход, заканчивавшийся на чердаке.

— Пошли, друг, — махнул я рукой и вышел в почти безлюдный по случаю позднего времени коридор.

Добравшись без приключений к его комнате, я оставил собаку снаружи.

— Побудь на стреме, только не гавкай, а поскреби лапой в дверь. Понял?

«Понял.»

— Ну и хорошо, — пробормотал я, наклоняясь над замочной скважиной.

Примитивное устройство местных замков для меня преградой не было. Да и как известно — замки только от честных людей. Вряд ли кто в здравом уме и трезвой памяти залез бы в покои Искореняющего.

Я осмотрел дверь магическим зрением. Расслабился местный мусор, даже контрольки нигде не ставит. Ну что же, зайдем на огонек.

Да, внутри, конечно, не айс. Даже шпалеры и те аляповатые, красные с золотом, превратившимся в грязные разводы со временем. Кровать, стулья, стол, заваленный бумагами, шкафы… Но сейчас меня интересует не это.

А вот тот самый письменный стол, резной, дубовый. С очень примечательными краями сходившихся фигурных реек, весьма подходящими для моего грязного дела.

Я подошел к нему. Так, Барентий ниже меня примерно на голову, значит… Я оперся о стол вымеряя примерное место удара головой. Ага, вот здесь… Достав из кармана кусок мягкой глины сделал несколько четких отпечатков угла стола. Все, первый этап сделан. Я с тоской оглядел его орудие труда и производства. Эх, покопаться бы в его бумагах… Но сейчас нельзя. Потом, когда избавимся от него — да.

Я аккуратно вышел из комнаты. Собакин посмотрел на меня, склонив голову, типа, все, что ли?

— Пошли, — кивнул я ему.

Судя по всему, Фили долго удерживала Барентия на поводке, потому что пришла поздно.

— Ну что? — спросил я.

— Как и приказывали, милорд. Ужрался до того, что обоссался, пришлось слугам нести его в покои, — на ее лице появилась гримаса отвращения.

Я рассмеялся. Вот он, настоящий Искореняющий. Искоренять — так с размахом, пару литров и не щадя живота своего. Почек и печени тоже.

— Иди сюда, — я поманил ее и нежно поцеловал. Пока в губы.

Затем пришла пора поцелуев в шейку, ушко и вот уже пылающая от страсти Фили у меня в руках.

— Дай я хоть платье сниму, — простонала она, дрожащими руками пытаясь развязать шнуровку сзади.

— Я тебе в этом помогу, — сказал я, более уверенными пальцами развязывая и ослабляя шнурки.

— Да, вот так, — она сбросила платье. — Иди сюда!

— Ага! — только и успел сказать я, а потом мой рот оказался настолько занят, что говорить что-то дальше не имело смысла. Очередная бурная ночь любви началась.

Костер горел, разбрасывая искры, гаснувшие в траве. Наплевав на распоряжение отца «из замка ни-ни», я отъехал подальше, и прошел с собакиным с полмили, углубляясь в лес и ища пригодную полянку. Теперь мне предстояло сделать орудие возмездия.

Все, наверное, в детстве плавили свинец на костре? Не все? Ну и хреновое же у вас было детство. Зато детские навыки сейчас были как нельзя кстати.

Пораскинув мозгами — в переносном, в прямом смысле это предстояло сделать Барентию — я решил, что самое простое сделать кастет с навершием в виде того самого угла. Приметного такого, фигурного. Оставляющего хороший узнаваемый отпечаток, глядя на который и криминалист с первого раза не распознает. Уж местный — точно, нет той квалификации, оборудования и реактивов.

Откуда взялся свинец? Да в хозяйстве, в том числе и местном, он использовался очень широко. Пусть здесь нет моря с грузилами для рыбалки, но водопровод и крыши со свинцовым покрытием есть. Всевозможные статуэтки и прочие излишества, даже в бижутерии, тоже делали из него. Так что покопавшись в замковой помойке башни, до которой руки так и не дошли, я стал обладателем довольно увесистого куска стенки трубы. Он-то мне и был нужен. А найти старую жестяную кружку без ручки — тоже мне, задача, помойка хранит и не такое. Так что через час поисков у меня было все искомое, и я, не откладывая дело в долгий ящик — обоз должен был вернуться обратно уже через три дня — принялся за изготовление своего орудия труда.

Свинец серебристой струйкой пролился в форму. Я подождал, пока он остынет и расколотил глину. Все, вуаля! Новенький, еще тепленький, блестящий. Я осторожно надел его на пальцы — идеально! Ну все, ну все, хватит любоваться. Заодно потом можно будет пользоваться по прямому назначению, просто спилив этот ударник. Свинец обрабатывать не просто, а очень просто. Теперь осталось завершить задуманное. Рефлексия? Какая еще нафиг рефлексия? Не было у меня ее, и не бывало. Просто еще одна цель, еще одно препятствие на моем пути будет устранено.

С Барентием я решил разобраться сегодня же вечером. Причем, не привлекая Фили — на всякий случай. Не знает — не проболтается. И не на допросе под гипнозом Искореняющих, а в будущем. Сколько уже горело на том, что доверяли любовницам! Даже те, которые не болтали по углам, рано или поздно начинали трепать языком — когда их бросали. А в том, что Фили не будет со мной вечно, я целиком и полностью уверен. Мезальянс? Да ну, нафиг. И дело не в том, что существуют сословные различия и всякая прочая традиционно-консервативная побитая молью от времени погребень, чихал я на это. Просто Фили мне подходила в одном качестве — как сексуальный партнер. И все. Не больше. Недалекая глупышка по сути своей, миленькая, аппетитная, но на этом ее достоинства и заканчивались. Выше задницы не прыгнешь. Остроты ума нет, желания двинуться выше за счет образования нет, а вот пристроиться к кому-нибудь и за счет его возвыситься — ну покажите мне ту женщину, которая этого не хочет? Есть, конечно, и такие, не спорю, а уж в покинутом мной мире их более чем достаточно. Но Фили к их числу явно не относилась. И уж тем более матерью своего будущего ребенка я ее не видел. Так что спутница она была временная, и должна это понимать.

Вечером я спустился в почти пустую трапезную. Поужинать. У стены сидели пара дружинников, сменившихся на вечернем посту и наворачивали кашу с мясом, запивая легким вином. Был еще припозднившийся слуга, видимо умученный отцом допоздна каким-то поручением, а вот и наш отец Барентий за ежедневной порцией вина, подливает из оплетенной бутыли в свою большую глиняную кружку.

Я сел, дождался, пока наша кухарка не принесет мне того же, что и дружинникам — а что, еда вкусная, каша с мясом-то. Для дружинников готовили хорошо, не жалея продуктов — отец за этим строго следил. Да и куда воровать у себя-то! Это не то, что в старые времена в армии, когда повар заначивал для себя тушнину, а солдат кормил «кашей с глазами». Не пробовали такую вкусняшку? Каша, обычно перловая, да еще перемешанная с килькой в томате, да еще и в горячем виде!!! После такого великолепия я до сих пор, спустя почти двадцать лет, не могу видеть кильку в томате, хотя в студенческое время любил вечерком навернуть баночку кошачьего деликатеса.

Я с удовольствием уплетал кашу, глядя на отца Барентия, который вскользь посмотрел на меня. Не понравился мне этот взгляд — так обычно на покойников смотрят. Ну ладно, я с тобой в гляделки поиграю, пусть у тебя засвербит. И я, на ощупь отправляя еду в рот, почти не мигая упулился в его рожу.