Царевна, спецназ и царский указ (СИ) - Филимонова Наталья Сергеевна. Страница 27

А только дел у нового ученика всегда невпроворот.

Прежде всего пришлось вместе с Савелием в ближайший город съездить — мерки снять на одежду богатырскую. Кольчугу по плечу заказать. Да еще и оружие по руке подобрать!

Оружие у богатырей, как оказалось, было не только уставное — тяжелые мечи, копья да большие луки со стрелами. У каждого было и свое, любимое. И если Михайла и Олаф предпочитали мечи-двуручники, то у того же Акмаля была легкая кривая сабля, а Анжей и вовсе размахивал тоненьким гибким клинком, больше всего похожим на длинную зубочистку. Алька над ним даже поначалу посмеялась — а потом в деле увидела. И смеяться сразу передумала. Потому что двигался Анжей с такой скоростью, да так ловко, что за ним и уследить-то не всегда было можно. И самой ей выдали до обидного тонкий и короткий клинок, да еще и тупой — учебный. Вроде как чтоб сама себя не поранила.

Однако приходилось признать, что были в нем и некоторые преимущества: например, царевна могла его поднять.

На занятиях по рукопашному бою Альку всегда против Светика ставили. Правда, тот поначалу все боялся с ней драться — не поломать бы ненароком!

Впрочем, за тренировками учеников неизменно присматривал Ратмир — кажется, очень недовольный этой обязанностью! — готовый в любой момент вылечить синяки, а то и переломы срастить.

— Не всегда одна сила все решает, — наставлял Савелий. — Вот ты, царевна, к примеру, сколь ни тренируйся, а силой с крепким мужиком нипочем не сладишь. А потому работать тебе прежде всего — головой надобно!

Как это — работать в драке головой, Алька не очень-то понимала. Лбом, что ли, в противника бить? Она от отчаяния разок попробовала. Разбежалась так, наклонилась слегка и прямо в грудь Светика как боднет! Правда, оказалось, что грудь у юного богатыря будто из стали отлита. Точно из стали! Потому что звон отчетливо послышался при этом не одной царевне.

А Ратмир потом еще ругался, что эдак мозгов в той голове и вовсе не останется, все вытрясутся. Не угодишь этим богатырям!

Савелий все уверял, что надобно силу противника против него же использовать. Ратмир еще мудреные слова говорил, про и-нер-цию какую-то. Правда, что это за зверь такой, толком объяснить не мог — только ругался непонятно, по-своему, по-ученому как-то.

Больше всего Алька полюбила занятия, где меткость требовалась. Да и Михайла сразу сказал, что это ее главное преимущество. Занималась она и с легким луком, и с пращой, и кинжалы метать пробовала.

Но особенно полюбилась ей мудреная игрушка, что на родине Анжея выдумали — арбалет. Тетиву лука пока еще натянешь! А тут прицелился, за крючок потянул — и радуйся своей меткости!

Конечно, радоваться не сразу получилось. Пришлось сначала правильную стойку осваивать и прочие премудрости. Ну да эта наука Альке только в радость оказалась. Потому что получалось у нее! Хоть что-то — да получалось!

Верховой ездой с ней занимался Акмаль, и занятия эти разительно отличались от прежних — там, дома, с дядькой Семеном. Конюший-то все больше следил, как бы царское высочество ненароком с коня не сверзилось, а потому и дорожки выбирал только прямые, без всяких препятствий, и лошадок приводил самых смирных. Это Алька сейчас понимала.

Акмаль всегда первым долгом восхищался грациозной посадкой Альки в седле, а то и стройностью ее ног в полотняных штанах, время от времени поминая свою несравненную Гюзель. Алька краснела, думая о том, где это Акмаль у Гюзели-то ноги видел? Он ведь с ней невенчаный был! В бане, что ли, подсматривал? Али она тоже в штанах разгуливала? На всякий случай царевна решила в бане запираться покрепче. Но похвалы все-таки были приятны.

А потом Акмаль ненавязчиво, будто между делом, указывал ей на бесчисленные ошибки. И совсем не боялся, что высочество шишек понабивает. Доводилось ей теперь и брыкливых лошадей усмирять-уговаривать, и через препятствия прыгать. И эта наука неожиданно тоже в радость оказалась. Хоть и без шишек, конечно, не обошлось.

Единственным конем, к которому Акмаль царевну никогда не подпускал, был его собственный белоснежный Алмаз. Впрочем, вернее было бы сказать, что своенравный конь сам не подпускал к себе больше царевну. Как вредный норов Алмаза терпел сам Акмаль, оставалось для нее загадкой.

— Так ведь к каждому зверю свой подход надобен, — пояснял богатырь по дороге от конюшни. — А лучшие из лучших — они всегда с норовом. Знают цену себе! Вот, к примеру, с моей Гюзелью никто равняться не мог. А она…

Царевна споткнулась и остановилась. И поняла, что настал момент истины.

— Акмаль, — медленно произнесла она, — скажи мне, пожалуйста, одну вещь. Только одну. Честно. Акмаль… — Алька зажмурилась и выпалила невероятное, — Гюзель — лошадь?!

— Ну да, — богатырь недоуменно пожал плечами, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном и само собой разумеющемся.

Вот теперь Алевтина, напротив, распахнула глаза, неверяще глядя на богатыря.

— То есть… ты все это время сравнивал меня… с лошадью?!

— С лучшей из лошадей! Самой прекрасной, грациозной… — тут Акмаль слегка попятился, похоже, начав догадываться, что происходит что-то не то — возможно, по искрам ярости, которые, казалось, уже сыпались из глаз Алевтины. Или по рычанию-клекоту, вырвавшемуся из царевниной груди. — Но, ты знаешь, ты даже изящнее! И… и грациознее! Слышишь, ты грациознее Гюзели, это что-то да значит!..

…Спустя почти полчаса Михайла с Савелием, сидя на крыльце, чокнулись кружками с квасом, умиленно наблюдая, как пробегает мимо Акмаль, а следом за ним — царевна.

— Который круг уже бегут? — благодушно поинтересовался старшина.

— Четырнадцатый вроде… али пятнадцатый, — отвечал его заместитель.

— Молодец!

— Да… растет наша девочка. Оперяется!

Глава двенадцатая, в которой царевна узнает кое-что о богатырях

Тууук-тук, тук-тук-тук — выстучал Светик по столу.

— Вот этак колокола звонят, как беда приключится. Колокольни в каждом селе и каждом городе есть. Когда эдак колокола вызванивают — это всем знак. Бабам да старикам с детишками — затаиться, мужикам — наготове быть, чтоб как нужда придет — за вилы да колья взяться… ну, у кого что есть. А кто при голубях ходит — заступникам весточку отправить. Заступники — это мы, стало быть.

Говоря это, Светик чуточку важничал. Все-таки он не какой-то там мужик с вилами, он из богатырей, на коих при всякой беде уповают! Честно признаться, на его личном счету подвигов было пока не так уж и много — но ведь были же! А уж перед младшим учеником, в бою не бывавшим, суровый вид на себя напустить, и вовсе дело непременное. Тем паче — перед девицей красной.

— Значит, если где колокола эдак звонят, надо тотчас на выручку мчаться?

— Ага. Уж понапрасну-то нас обычно не тревожат, — Светик еще раз кивнул, подтверждая. — Хотя всяко, конечно, случается. Вот с Михайлой у нас, к примеру, была одна история…

Тут парень чуть смутился и замолчал. Однако, на его беду, любопытной царевне можно было или не говорить ничего вовсе, или уж выкладывать все начистоту. Заглянув в ее выжидающее лицо и вспомнив, что теперь она станет ходить за ним хоть целый день, Светик тяжко вздохнул, осознавая, что рассказывать придется.

— Девицу он одну, стало быть, спас, из Перелесьево. Ну, деревушки-то нашей ближайшей. Марфушу, значит. Ее леший заморочил и в самое болото завел за какую-то провинность. А Михайла с Анжеем как раз с подвигов возвращались да ауканье ее услышали. Старшой наш с кикиморами сразился, Анжей лешего переругал…

Лешие — народ такой. Если кто их не уважает да верно не поклонится, так сладу никакого не будет. И уж вызволить того, на кого леший осерчал крепко, не так-то просто. Тут уж тулупом вывернутым не отделаешься, поклоном да дарами не откупишься. И силу никакую леший не уважает, потому как в лесу супротив него силы нет. Один есть от всякой нечисти способ — правда, не каждому он по плечу. Всякая нечисть знатно ругаться умеет самыми дурными бранными словами. Вот если кому лешего переругать удастся — тот так озадачится, что может и жертву свою упустить. И даже вовсе отступить, посрамленный.