В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн. Страница 12

А вот туман, и без того крутивший меня, будто невесомую щепку, от этой струи окончательно взбесился, взвился и — вдруг разом рассеялся, открывая взору колышущиеся на ветру зелёные травяные волны и порядком уже надоевший закатный свет.

Пульсация жилки стихла, я ощутила, что лежу среди высокой травы; перед лицом качались под лёгким ветерком острые пики степного разнотравья, перемежаясь палевыми метёлками ковыля и бордовыми шишками кровохлёбки; ниже, в густых переплетениях стволов и корней, проглядывали лиловые кисточки вязеля и лимонно-жёлтые пятна зверобоя.

Вот, значит, как проходит испытание. Иллюзия, причём такая, что от реальности и не отличишь — степные травы имеют аромат, положенный степным травам, солнце греет ровно так, как должно. А я-то переживала, что буду, как имперский школяр у доски, на глазах у равнодушных экзаменаторов выполнять рутинные задания. Экзаменаторы, впрочем, имеются — присутствуют незримо, следят. Не буду заставлять их ждать.

Я села, пошевелила пальцами рук, ног, оглядела себя. Никакого оружия маги мне не наколдовали. Даже одежда осталась той же, не самой удобной для прогулок по степи. Ладно, посмотрим, вдруг в округе что-то найдётся.

Я потянулась к ветру и отрешилась от окружающего мира, чтоб услышать его шёпот.

«Лесной Предел… — с готовностью зашелестел ветер — к моему удивлению, стихия отозвалась ровно так, как если бы происходящее было абсолютно реальным. — Совсем близко… Против солнца».

Ага! Я вспомнила уроки географии. Если рядом со мной Лесной Предел, а солнце в другой стороне, то я всё ещё в человеческих владениях — уже хорошо. Но где именно? Воздух прохладный, не пахнет солью, значит, до южного берега далеко.

«Урожай… не скоро, — подсказал ветер. — Месяц».

«Ага, уже что-то!» — обрадовалась я. На южном побережье сбор урожая уже близок, Империя севернее, и там сбор начнётся полутора месяцами позже, выходит — я где-то посерёдке, рядом с имперской границей.

«Люди? — подумала я. — Степные Вольницы?»

«Пятнадцать часов лёту, — с готовностью отозвался ветер. — На закат».

Проведя нехитрые подсчёты, я удивлённо присвистнула. Около месяца пешком! Далеко же каойи решили меня забросить.

Не отпуская ниточку ветра, я напряжённо думала. Должен быть смысл в том, что меня отправили именно сюда. Выживание? Едва ли, ни к чему такие навыки для онарэ, в большинстве своём не покидающих Гартен-онарэ. Что-то найти? Возможно, но что?

Я отпустила ветер и прислушалась к земле: в верхнем слое копошились насекомые, совсем рядом, прячась в траве, шуршал когтистыми лапами какой-то грызун. Нет, не то. Слившись с землёй, я обшаривала местность, двигаясь по расходящейся спирали. Я не знала, что искать, но была уверена, что это точно будет нечто… инородное? Да, именно так, инородное. Чуждое, не свойственное этой необжитой, не тронутой человеком местности.

Деловитое шебуршание мириад муравьиных лапок, суетливая поступь полёвки, хрустальный звон сплетённой на травинках паутины и отчаянное жужжание прозрачных крыльев микроскопической мошки, попавшей в неё, шорох переплетённых корней, тянущихся во все стороны, не встречая препятствий во влажной глубине плодородной степной почвы. Не то; дальше, дальше, скользить вдоль белых мясистых жил, вместе с ними тянуться вперёд, раздвигая другие корни, прорезая плотные, слежалые стены кротовых и змеиных нор, туда, к простору бесконечного моря степных трав, чтобы…

Ай! Я вскинула руки к голове, потёрла лоб — ощущение удара было слишком реальным. Примерно в паре лиг от меня переплетения корней, по которым я двигалась, неожиданно упёрлись во что-то непреодолимо твёрдое. Ну-ка, ну-ка, посмотрим.

Я снова соединила сознание с корнями, уже медленнее, крадучись скользнула по ним. Возникло видение-чувство чего-то холодного, гладкого, со всем тщанием отполированного когда-то умелыми руками ремесленника, а ныне покрытого патиной прошедших лет и тысячелетий, помеченного сотнями и тысячами попыток корней прорасти сквозь неведомое препятствие, мешающее движению-росту. Старое, скорее даже древнее препятствие…

Не теряя связи с землёй, я опять позвала ветер, направила его в ту же сторону.

«Покажи…»

И ветер показал.

В паре лиг среди всё той же однообразной степи, сияя в лучах солнца, высился усечённый конус зеркальной башни.

Стены её некогда покрывали отполированные до блеска жёлтые пластины идеальной квадратной формы, сейчас же некоторые из них отвалились, открыв взору сточенный ветрами и дождями камень кладки; от самой земли и до верха по зеркальной поверхности ровной вертикальной полосой поднимались квадраты небольших окон, чередуясь с пластинами облицовки; в двух шагах в сторону от полосы зиял мраком обрамлённый арочной кладкой провал входа — когда-то, судя по торчащим из проёма ржавым, искорёженным, тронутым ржой кускам железа, там находилась укреплённая кованными полосами дверь, усиленная подъёмной решёткой.

Никогда не приближайся ни к чему, что кажется тебе странным и опасным, пока не проверишь его издалека, — гласило первое правило мага, то самое, с изучения которого начинают свой путь абсолютно все волшебники и чародеи. Разумное правило, написанное чернилами из крови сотен и тысяч смельчаков, что считали, будто магический дар спасёт их от любых опасностей. Я никогда не причисляла себя ни к дерзким храбрецам, ни к героям, ни к великим чародеям, чьё могущество не знает границ, и, поелику возможно, старалась это правило соблюдать. Ветер послушно облетел башню, заглядывая в окна, и понёсся к входу. Замер на краткий миг, всматриваясь в глухую темноту проёма, медленно двинулся внутрь — и вдруг дёрнулся, откатываясь назад.

Я с трудом удержала контроль над ним, мысленно увещевая стихию, будто перепуганную лошадь. Но ветер не желал успокаиваться; он беспорядочно метался из стороны в сторону, изо всех сил стремясь вырваться из пут моей воли. Со вздохом разочарования пришлось его отпустить — больше он ничем не мог помочь, — и самой отправиться в сторону башни.

Мне доводилось слышать об имперских гарнизонах — прежние императоры, опасаясь прячущихся за Пределом эйо и, одновременно, желая вторгнуться в занимаемые ими земли Восхода, возводили укреплённые башни на расстоянии нескольких часов хода друг от друга. Но те башни являли собой классический образчик военной архитектуры: мощные стены, широким восьмигранником поднимающиеся ввысь, венчаясь восьмигранным-же скатом крыши, окна-бойницы, как и положено, узкие и высоко над землёй, чтоб противник не подобрался. Они, кстати, и по сей день содержались в образцовом порядке, и гарнизоны, всегда усиленные боевыми магиками из Башен Кхарра, так и несли свою службу. Но то в Империи, а кому башня понадобилась здесь, в необжитой степи восточнее Вольниц? Да ещё такая причудливая, совсем неприспособленная к обороне.

«Наверняка она зачарована, — думала я, бодро шагая вперёд. — Маги прошлого никогда не чурались вешать охранные заклятья на входы; как, впрочем, не чураются этого и маги нынешние. Но что же должно быть скрыто за зеркальным кольцом толстых стен, чтобы усилия, затраченные на эти заклятия, что не пускают внутрь даже сам воздух, оказались оправданы?»

За размышлениями я не заметила, как дошла.

Вблизи мёртвая твердыня впечатляла сильнее, чем издали; сужающиеся стены уходили вверх так далеко, что невозможно было рассмотреть, где они заканчиваются, зеркальные плиты, сплошь покрытые мелкой сетью сколов и трещин, отражали солнечные лучи подобно зеркалу в маяке, превращая башню в некое подобие огромного сверкающего алмаза. Я настороженно коснулась поверхности и недоумённо подняла бровь — и впрямь зеркало, обычный слой амальгамы, плотно накрытый стеклом. Обойдя башню кругом, щуря слезящиеся от блеска глаза, вернулась к провалу двери и долго рассматривала его, кусая в раздумье губы — у меня не было сомнений, что сердце охранных чар находится именно здесь. Да и ветер, что испуганно шарахнулся от входа, но к стенам приближаться не боялся, шептал мне о том же.